Александр Посохов Визит драматурга В кабинет исторического просветителя вошёл некто, сходу представившийся начинающим драматургом. Хотя возраст его прямо свидетельствовал о том, что не только начинать, но и заканчивать ему чего-нибудь было уже категорически поздно. В руках он держал тощий пожухлый портфель времён послевоенных пятилеток. – Меня зовут Пантелеймон Будуаров, – пылая тлеющим взором, закончил представлять себя вошедший. – Садитесь, пожалуйста, чай, кофе? – вежливо предложил просветитель. – Я сяду. А всё остальное потом. Дело не терпит отлагательств. – А что случилось? – Как что! Целое поколение потеряли. Они же ничего не знают. – Кто они? – Молодёжь, форменные невежды! Спрашиваю, кто такой Ленин? Они глаза таращат. – Да, с молодёжью у нас проблемы. А я-то чем могу помочь? – Не притворяйтесь. Вы же учёный, бывший министерский чиновник, у вас награды, звания, связи. Я недавно по радио вас слушал. Очень даже забавно вы там про одного полководца рассказывали. Из крепостных да сразу в генералиссимусы. Не пойму только, на кой чёрт ему эти Гималаи сдались! – Вы о Суворове, что ли? Так он не был крепостным. И не Гималаи, а Альпы. – Тогда все были крепостными. – Нет уж, позвольте! – хотел было защитить историческую правду просветитель. – Не позволю! – властным тоном прервал его Пантелеймон Будуаров. – Потому, что вы ничего не делаете, а я сделал. – Любопытно. И что вы такого сделали? – Я написал пьесу. Вот здесь она, в этом портфеле. Пьеса так и называется Великий Ленин. Вы ведь знаете, что он великий? – Подозреваю. – Так вот. Я хочу, чтобы вы помогли мне толкнуть мою пьесу в молодёжь. То есть поставить её во всех театрах страны и загнать туда всё подрастающее поколение. – А пьесу-то хорошую написали? – Естественно, как говорят у нас в Пензе. – Так вы из Пензы? – Ну что вы, упаси Бог. Это такая фишка для непринуждённой беседы. – А пьесу по источникам писали? – Обижаете. Как нам реорганизовать Рабкрин наизусть выучил. – Что вы говорите! А вы можете в кратких словах рассказать содержание пьесы? – Пожалуйста. Знаете ли вы, что в 1917 году Ленин был в Шушенском? – Припоминаю. – И вот, когда он там с Крупской чалился, выражаясь красноречиво, в это время из Израиля в Ленинград прилетел Троцкий. – Ужасно! А куда же ЧК смотрела? – Ну, голубчик, уж вам-то следовало знать, что ни ЧК, ни КГБ, ни ФСБ тогда не было. Всей правоохранительной системой заправлял кто? Ну, думайте, думайте. – Неужели? И тогда тоже! – Факт. Он и расправился с Троцким. – А Ленин тут при чём? – Так это же Владимир Эдмундович шарахнул по Зимнему из Катюши. – Это Дзержинский Эдмундович. А Ленин Ильич. – То-то я смотрю, отчество у него какое-то неродное. – А из чего он шарахнул, простите? – решил уточнить название грозного орудия просветитель, хотя ему и так уже было всё ясно. – Расцветали яблони и груши, – тихо запел драматург. – Ну, догадались? Потом вместе споём. Очень крутая песня, как говорят у нас в Жиздре. – Так вы из Пензы или из Жиздры? – Из Жиздры. А в Пензе пусть черти живут. – А революцию-то Ленин как совершил? – Элементарно! Набрал кредитов в Сбере под поручительство Берии и совершил. – В каком ещё Сбере? Его тогда не было! – Ошибаетесь, товарищ. А история ошибок не прощает, как говорят у нас в Сызрани. – И в Жиздре, значит, тоже пусть черти живут? – Пусть. – А как это Троцкий из Израиля прилетел, если тогда такого государства ещё не было? – Как же вы далеки от народа! Может, где-то его и не было, а у нас оно всегда было. – А на чём он прилетел? – На иранском беспилотнике. – Зачем? – Чтобы Ленину помешать. – А-а, понимаю. Троцкому нужна была революция во всём мире, а не только в России? – Ничего вы не понимаете. Политика тут ни при чём. Тут у меня в пьесе жуткая любовная интрига. Троцкий был холериком, а Ленин сангвиником. Но влюблены они были в одну женщину из подсобки, то ли в Ашане, то ли в Леруа Мерлен. – А что, сто лет назад эти магазины тоже были? – В истории ничего нового нет, как говорят у нас в Нижнем Тагиле. Но черти там не выживут, даже не надейтесь. В Сызрани ещё кое-как, а там им хвосты накрутят. – Да чёрт с ними! Интрига-то ваша как разрешилась? – Проще пареной репы. Он, ну вы понимаете о ком я, повязал Троцкого на проспекте Сахарова и выслал его куда, ну? – Неужели в Нижний Тагил? – Правильно. После чего Ленин мог встречаться один, без сопровождения демона революции, с кем угодно и где угодно, даже на Красной площади рядом с Мавзолеем. – А Крупская как же? – А та днями просиживала в смартфоне и ничего не замечала. – Вот что хотите со мной делайте, но ни о каких смартфонах в те времена даже не слыхивали. Но пьесу вашу мы всё равно толкнём, куда надо. Обещаю. – Не обещайте деве юной, как говорят у нас на Арбате. – Кстати, а где рукопись? – спросил исторический просветитель. – Вы мне даже не показали её. – Какую рукопись? – успел вымолвить начинающий драматург и повалился набок. Хорошо, кресло было глубокое. Помощница просветителя вызвала скорую. Приехали быстро. Пока приводили старого человека в чувство, проверили его портфель. Никакой пьесы там не оказалось. Зато нашли социальную карту москвича и персональное приглашение от «Московского долголетия» в танцевальную группу. По ним и определили, что никакой он не Пантелеймон Будуаров, а просто Пётр Бурлаков. – Два в одном, – поделился с хозяином кабинета доктор. – И склероз и деменция. Ему же сто лет почти. Но вы не волнуйтесь, мы сами доставим дедушку домой в целости и сохранности. * * * |