Люблю я тебя, непроглядная, тёмная ночь!.. На тройке ли русской лечу я по лесу глухому, Иль в поле блуждаю, не зная, чем грусти помочь, И как угодить одинокому сердцу больному... Ты манишь меня, о, волшебница, из дому прочь, Чаруя своею таинственной, сказочной силой И я повинуюсь — не в силах тех чар превозмочь, Которыми дышит твой образ тоскливо-унылый. Влечёшь ты... и вот я иду, как любовник, порой, Идёт на назначенный милою праздник свиданья... Иду я послушно к тебе, а к груди молодой, Крадутся, как тать, подступая невольно рыданья... И ты принимаешь меня под твой чудный покров, Который весь вышит роскошнейшим звёздным узором... И в сердце моём воскресает, как призрак, любовь, И образ вдруг милой невольно так грезится взорам!.. И чудится мне: необъятною негой полна, Такая же дивная ночь в моей юности шумной... Я с милой сидел в челноке... Нам светила луна, Как будто любуясь влюблённостью нашей безумной... И, ночь воспевая, клялись мы друг друга любить; Она на плечо головку тихонько склонила... Душа моя жаждала чашу блаженства испить И вот из той чаши она меня в ночь ту поила. Но, время умчало все чары счастливейших лет! Тот чёлн уже сгнил, на котором небесный напиток Впервые испил одинокий и бедный поэт, Познавши, в каком тайнике скрыт блаженства избыток... А милая, где, что волшебною, чудной звездой В ту ночь, незабвенную, тихую ночь промелькнула И сердце поэта согрела любовью святой? — Она вдруг, каналья, с дедком за границу махнула… |