Маленький лягушонок сидит на ладони и опасливо таращит на меня круглые жёлто-оранжевые глаза. Влажная, с небольшими тёмными вкраплениями кожица, поблёскивает в лучах летнего солнца. - Пли-ве-ет! Вовкин любопытный нос «уточкой» вплотную приблизился к лягушке, задышал прерывисто и жарко, рот расплылся в счастливой улыбке. Лягушонок вдруг испугался такого пристального, бесцеремонного внимания, что есть сил оттолкнулся задними лапками от ладони и через мгновение оказался в густых зарослях сочной прибрежной травы. Вовкины уши зашевелились от возмущения, губы сложились в трубочку так, как будто он сейчас заиграет на свирели. - Ну-у-у, вот, уска-ка-ла! – Он шмыгает носом, и в его светло-карих глазах скачут чертенята. - Пошли домой. В Вовкиных руках, откуда ни возьмись, появился камень. Размахнувшись, он бросает камень в реку, и громкий «бульк» поднимает фонтанчик воды, осыпается мелкими брызгами, расходится солнечными кругами. Я, как зачарованная, смотрю на эти яркие блики, изумрудную воду подле берега, голубое небо в перистых облачках, и мне вовсе не хочется уходить домой. - Идём! Вовка сердито дёргает меня за подол платья. Ему это позволительно, во-первых, потому что он – мой двоюродный брат, во-вторых, он старше меня на целый год. А год – это двенадцать месяцев! Это снежная зима, короткая буйная весна, жгучее лето и плаксивая осень. Поэтому я подчиняюсь Вовке беспрекословно, хотя некоторые его выходки меня и восхищают, и пугают одновременно. Сейчас, глядя на прошлое глазами взрослого человека, я удивляюсь факту и задаюсь вопросом: как мы тогда остались живы? Как не покалечились, не разбились, не отравились? Как смогли уцелеть? Мы возвращаемся с братом домой по пересушенной июньским зноем грунтовой дороге. Огромные оводы гудящими пулями проносятся мимо нас. Один из них, выждав момент, приземляется на Вовкино оголённое плечо. - А-я-яй! Вовка кривится от боли и показывает место укуса – небольшую красную точку. Я смотрю на Вовку и мне его становится жалко: штопаные синие шорты, серая застиранная майка, ободранные коленки и обиженно закушенная нижняя губа. - Подожди, я сейчас! Я нахожу на пыльной обочине лист подорожника, слизываю с него пыль и приклеиваю к Вовкиному плечу. Не уверена, помогал ли подорожник в таких ситуациях, но так поступали все! Так учила нас бабушка и мама, так лечили многие болячки и ссадины. И ещё одно верное средство от боли вспомнилось из детства: «У собачки заболи, и у кошки заболи, а у Вовки заживи!» Вовка благодарно кивнул, и мы двинулись дальше… Да, мой брат обладал многими, на мой взгляд, достоинствами, но было среди них одно качество, которое выделяло его среди других дворовых мальчишек. Теперь-то я знаю, как это качество называется – «бесшабашность»! - А я умею стекло жевать! Вовка сжимает в кулаке кусок зелёного бутылочного стекла. - Не веришь? - Не-а, - я отрицательно мотаю головой, и кажется, что белый капроновый бант, словно бабочка, сейчас сорвётся и улетит в неизвестном направлении. - Смотли! Эх, лучше бы я поверила Вовке на слово! Тогда бы ему не пришлось ничего доказывать. Я слышу, как на крупных его зубах стекло дробится на мелкие кусочки. Вовкины уши шевелятся от напряжения, на носу проступают капельки пота. От страха зажмуриваю глаза и вдруг понимаю, что Вовка пойдёт до конца и может случиться непоправимое! - Верю! Дурак! Плюнь! Вовка брезгливо сплёвывает зелёное крошево и криво улыбается. Он только что доказал себе и мне: он способен на настоящий поступок! Про таких, как мы с Вовкой, обычно говорят – «не разлей вода». С каждым годом наша дружба крепчала и обрастала крепкими узами, новыми приключениями, перерастая во что-то большее. - Мам, а можно на брате жениться? – спрашиваю между прочим. Мама хитро улыбается: - Ты хочешь сказать – «выйти замуж за брата»? - Ну, да! - Уж не за Вовку ли ты собралась? Я скромно молчу в ответ. - Ты сначала подрасти, а там посмотрим, - дипломатично отвечает мама. - А ты дашь мне надеть свои красные туфли ? - Конечно, дочка! Этот ответ меня вполне удовлетворил. Вовка тоже не терял даром времени. - Мам, я, когда стану большим, женюсь на Светке. - Она же тебе сестра, а на сёстрах не женятся. - А почему? - Много будешь знать, скоро состаришься. - Я никогда не состарюсь! Вовка сердито смотрит на мать, неудовлетворённый её объяснением. Тогда, в детстве, мы всерьёз считали, что никогда не станем старыми и немощными, что никогда не умрём. Не станем горбиться, носить калоши с шерстяными носками, а в жару надевать фуфайку. Не станем читать газету, нацепив на нос очки с толстыми стёклами и натирать коленки вонючей мазью. Мы знали наверняка: старости нет и смерти – тоже! Мы мечтали хотя бы немного подрасти, чтобы стать такими же взрослыми, красивыми и самостоятельными, как родители. Но не более того! Все девочки поголовно мечтали носить мамины туфли на каблуках и модные платья. Мальчики мечтали управлять папиным мотоциклом, курить папиросы, пробовать вино и иногда материться. И чтобы за это ничего не было! Да, всё это считалось признаком взрослой жизни. Наивная простота! Вероятно, тем и хороши детские годы, что они дарят ощущение – «впереди вся жизнь!» , и именно это дарило нам чувство счастья, свободы и надежды. - А около оврага стоит ничейная телега! – Вовка сообщает об этом так, как будто выдаёт государственную тайну. - И чё? - Ничё! – немного злится Вовка. – Ты хочешь покататься на телеге? Я неуверенно жму плечами: - Без лошади? - Без лошади! - Вовка говорит это так уверенно, что во мне просыпается любопытство и практически не остаётся выбора. - Ладно, я сейчас… Желающих покататься на телеге без лошади нашлось шесть человек с нашего двора, а я оказалась единственной смелой девочкой, согласившейся на сомнительную авантюру. Пустую телегу почему-то бросили за околицей, как раз там, где начинался овраг, поросший крапивой и чертополохом. - Надо её наверх повыше затащить, - Вовка машет рукой в сторону пологого склона. – Давай, пацаны, навались! Вчетвером мы берёмся за оглобли. Двое в это время подталкивают телегу сзади. На наше счастье, пригорок оказался не слишком крутым, но попотеть всё-таки пришлось. - Садитесь! Я вас толкну, и сам потом запрыгну, - командует Вовка. Я смотрю вниз и мне почему-то становится холодно. Чуть вдалеке виднеется шиферная крыша моего дома, внизу – неглубокий овраг, таящий опасности, по левую руку – узкая лента ручья. Я прикрываю глаза: признаться в своей трусости не хватает смелости! - Раз, два, три! «Он сказал – поехали! – и взмахнул рукой…» Телега со скрипом тронулась с места, и мы интуитивно теснее прижались друг к другу. - Ура-а! – крикнул кто-то дрогнувшим голосом. Телега с седоками «не робкого десятка» пролетела несколько десятков метров, попала вдруг колесом в яму и стала медленно подниматься на дыбы. Мы, как оголтелые, повскакали с мест и бросились врассыпную… То, что взрослым представляется детской шалостью, на самом деле, является частью естественного процесса – взросления, познания мира, самоутверждения, испытанием своих сил и возможностей – «я могу!» Правда, иногда эти поиски случаются с риском для жизни, но кто об этом тогда задумывался? - А бабушка ушла к соседке в карты играть, придёт не скоро, - Вовка как-то странно смотрит мне в глаза, и я вижу в них знакомых «чертенят». Мы гостим у бабушки вторые сутки, и нам пока совсем не хочется возвращаться домой. В бабушкином доме – особый дух, ощущение свободы и чувство вседозволенности. Здесь можно похулиганить, поканючить ирисок, покапризничать – всё сойдёт с рук! - Айда на чердак, пока бабушки нет. Не успела я глазом моргнуть или испугаться, как Вовка уже стоял на первой ступеньке старенькой шаткой лестницы, приставленной к стене бабушкиного пятистенника… Всё-таки любопытство – это двигатель прогресса! Благодаря этому врождённому чувству, сколько открытий сделано на земле, в небесах и в воде! Я преодолеваю последний лестничный пролёт, осторожно становлюсь на крышу, что находится над сенцами дома. Шиферная волна не даёт возможности идти ровно и уверенно, но всё-таки я, задержав дыхание, останавливаюсь и осматриваюсь по сторонам. - Ух ты! Отсюда всё видно, как на ладошке - и бабушкин огород с цветущей картошкой, и грядки с луком… А вон там, за забором, под предводительством вредного драчливого петуха, важно разгуливают пёстрые соседские куры. - Светка, иди сюда! Смотри, что я нашёл, - почему-то шипит Вовка. Я слегка пригибаюсь и ступаю в чёрный проём чердака. Под моими ногами шуршат опилки – зачем их сюда насыпали в таком количестве? Под самой крышей, словно ёлочные гирлянды, развешаны паучьи узоры - тенёта. В ноздри проникает сильный запах пыли и мышей. - Светка, смотри! Вовка уже открыл старый, сколоченный из досок, ящик, и теперь, как царь Кощей, чахнет над «богатством» - ржавыми стамесками, молотком и какими-то железными штучками. - Фу, не интересно! – я капризно кривлю рот и ищу глазами то, чем можно ещё поживиться. Должен же здесь быть, в конце концов, или волшебный клад с драгоценностями, или, на крайний случай, модные наряды, или золото?.. - Ах, вы, ироды, всё-таки залезли! А ну, слезайте! Вот я вам сейчас задам… Бабушкин сердитый голос не обещает ничего хорошего. Крышка ящика вдруг неожиданно захлопнулась и ударила Вовку по пальцам. - Ай-яй-яй! – Вовка подскочил от боли. – Бежим! - Куда? Да, с крыши далеко не убежишь, разве, что на небушко… Что делать? Внизу – рассерженная бабушка, слева – узкая тропинка и сарай, справа – огород. Вовка, не раздумывая, прыгнул первым… Он удачно приземлился в картофельную ботву, потряс головой, словно в уши попала вода, и, взглянув на меня, махнул рукой: - Светка, сигай вниз! Я в нерешительности немного потопталась, набралась духу и с криком – «ой, мамочки!» шагнула вниз… В первый, и как оказалось, в последний раз в жизни, бабушка с удовольствием отходила нас упругой ивовой хворостиной по попам. Но наши родители об этом случае так никогда и не узнали - наша бабушка была мудрой женщиной и не любила ябедничать. Хорошо, что её огород по весне был тщательно вспахан каурой кобылой и земля оказалась мягкой, как пух. А ещё удар от приземления смягчила ботва жирного, выросшего на коровьем навозе, картофеля. Этот случай мне, отчасти, пошёл на пользу – с тех пор я совсем не боюсь высоты… Странная пора – детство! Мы постоянно что-то друг другу доказывали, на что-то провоцировали. Впрочем, став, взрослыми, в нас мало что изменилось… - Тебе слабо? - А тебе слабо? - А я землю могу съесть! - Врёшь! – вижу по глазам, что Вовка мне не верит. Я смело набираю в ладонь небольшую горсть земли и бросаю в рот. Вовка, вытаращив глаза, не знает, что сказать. А спустя несколько дней, он пытает вопросом: - А слабо под колонкой голову помыть? - А тебе к соседям за яблоками залезть? - У нас свои яблоки есть в палисаднике. - Ага, значит, слабо? - Нет, не слабо. И мы лезем в чужой сад, чтобы доказать обратное. - А давай сделаем плот и поплывём по речке? В Африку, например! - А давай! Наш хлипкий плот не выдержит испытания, и мы в тот день едва не пойдём ко дну. Хорошо, что Вовка умел неплохо плавать - он спас не только свою жизнь, но и мою… Конечно, были в нашем детстве и безобидные забавы, но на фоне экстремальных ситуаций они почему-то померкли и почти стёрлись из памяти. Сколько раз, в сильный мороз, мы прилипали языком к железным перилам? Сколько изгрызли вкусных, пахнущих весной и талой водой сосулек, а потом лежали с ангиной и высокой температурой? Сколько рогаток, свистулек, луков со стрелами выстрогали мы при помощи перочинных ножей? Разбитые, обработанные зелёнкой коленки, цыпки на руках, дворовый футбол и игра «казаки-разбойники»… И много-много чего ещё! Нет, Вовка на мне так и не женился, хотя и давал клятвенное слово! Мужчины – они такие… Но он научил меня тому, чем сполна обладал сам – бесстрашию! Он и сейчас, будучи взрослым мужчиной, остаётся сущим ребёнком. В те редкие моменты, когда звонит по телефону, басит в трубку: - Светка, привет. Как дела? - Нормально, как у тебя? - Приезжай в гости! - Ага, сейчас, всё брошу! Ближний свет – Хабаровск. - Я так и думал – «слабо»?! - Слабо, конечно! А как ты догадался? Мы дружно смеёмся, и на душе почему-то становится теплее. |