Мы шли на запах.

Потоки автомобилей проносились мимо, обдавая нас ржавой пылью и выхлопными газами. Но даже сквозь этот смог

чувствовался едва уловимый запах свежеиспечённого хлеба. Он был так же тонок и удивлял не меньше, чем

одуванчик, пробившийся сквозь панцирь асфальта.

Едва взглянув на скромную вывеску (армянский язык никто из нас не знал) мы отворили стеклянную дверь

небольшого придорожного кафе. Странное ощущение, что мы здесь – не ко двору, возникло почти сразу, как только

наша троица переступила порог закусочной. Троица – это я, моя дочь и внук.

Простой вопрос «можно ли посмотреть меню?» почему-то смутил двух немолодых женщин, стоящих за прилавком. Сам

прилавок напоминал небольшую баррикаду, а мы находились по разные его стороны. Одна из женщин – полная, в

белом халате, казалась настороженной и утомлённой. Черты её немолодого лица словно выгорели от времени, но

даже сквозь них проступал характер тихого и смиренного человека.

Вторая, в белом чепце, с чёрными и влажными, словно маслины, глазами, улыбнулась более приветливо и радушно:

- Меню пока нет. Можем предложить только хлеб.

- Только хлеб? – переспросила я, и мы с дочкой многозначительно переглянулись.

- Да, только хлеб, но это необычный хлеб, посмотрите, какая в нём начинка.

Женщина говорила с небольшим акцентом, и невозможно было понять, кто она по национальности – армянка,

осетинка, абхазка?

Острым ножом женщина разрезала хлебную лепёшку на три ровные части. Между двух хрустящих поджаренных

тонких корочек оказалась зелёная начинка.

- В этой начинке - двенадцать разных трав, попробуйте, пожалуйста.

Дочь надкусила лепёшку:

- М-мм, какой аромат! Сколько стоит ваш хлеб?

- Всего триста драм.

Для нас, посетивших несколько лучших, с живой музыкой и дорогими блюдами, кафе Еревана, цена показалась

смешной.

- Принесите, пожалуйста, три бокала зелёного чая, - попросила дочь, уплетая вкусный, с духмяным травяным

ароматом, хлеб.

Женщины смущённо переглянулись.

- Чай? Сейчас что-нибудь придумаем, - подала голос та, что в белом халате. Я задалась вопросом: что это за странное

кафе, где заказ обычного чая вызывает недоумение?

Я осмотрелась по сторонам: всего одна витрина с небольшим ассортиментом напитков – айран, томатный сок,

минеральная вода… Вся площадь придорожного кафе оказалась настолько мала, что подумалось: если сюда

одновременно нагрянет пять-шесть человек, то станет тесновато.

 

Ощутив некоторое замешательство по поводу чая, дочь нашла альтернативу:

- Нет, мы передумали, принесите, пожалуйста, айран и томатный сок.

- Хорошо! – с явным облегчением воскликнули хором женщины.

Всё это время, восседая на высоком барном стуле, внук внимательно прислушивался к разговору взрослых и

нетерпеливо поглядывал в окно. Пока мы наслаждались томатным соком, приправленным острым перцем

(оказывается, есть и такой!) женщины скромно помалкивали.

- Спасибо, очень вкусно! Армянская кухня всегда славилась обилием приправ и тонким вкусом.

- Да, этот хлеб очень популярен у нас, в Нагорном Карабахе.

- Вы из Карабаха?

- Да-да, это так! – с улыбкой закивала та, что с оливковыми глазами. – Меня зовут Арев, а мою невестку – Гоар.

- Мы родом из Карабаха. Беженцы. – Вздохнула Гоар, и её руки, словно испуганные зверьки, нырнули в карманы

белого халата.

 

Кара-бах-бах-бах…

Словно горное эхо многократно усилило звуки выстрелов и человеческой боли.

- Мы из Мартунинского района, – горячо воскликнула Арев. – Я – учитель по образованию, всю жизнь учила детей

читать и писать.

- А вы кем работали? – дочь обратилась с вопросом к Гоар, скромно молчащей всё это время.

- Я работала медсестрой, - женщина впервые улыбнулась, и лицо её словно бы осветилось изнутри.

- На вас и сейчас надет белый халат, - тонко подметила дочь.

- Да-да, это так! – оценила шутку Гоар.

- Красиво у вас в Карабахе?

- О-оо! – прижав руки к груди, воскликнула Арев. – Вы знаете, что такое – «рай»?!

- Нет, мы никогда не были в раю, в Самаре довольно суровая зима.

- А мы жили в раю, верите? Мягкий климат, горы в шапках белого снега, цветущие сады и плодородная земля.

- У меня был двухэтажный дом. Первый этаж – пять комнат, второй этаж – пять комнат. Теперь ничего нет, - Гоар

печально покачала головой.

- Мы бежали из Карабаха, оставив всё, что нажили с большим трудом. Оставили чужим людям. Там страшно, там

война.

- Много людей бежало из Карабаха?

- Много, больше ста тысяч.

- Неужели вам никто не помог?

- Никто! Мы здесь чужие, мы пытаемся выжить.

- Снимаете жильё?

- Да, снимаем квартиру, очень дорого. Взяли в аренду помещение, открыли кафе. У нас семья, дети, нужно кормить.

 

Я попыталась напрячь память и вспомнить всё, что касается конфликта между Арменией и Азербайджаном. Конечно,

Нагорный Карабах – лакомый кусочек, действительно, цветущий рай, на который претендуют обе стороны.

Вспомнилось и то, что спор довольно старый, который не утих и по сей день, и ответить на вопрос «кто прав, кто

виноват?» однозначно довольно сложно. Но мучил и другой вопрос: почему люди, лишившиеся жилья, не получили

поддержки или компенсации со стороны правительства? Государственная казна, видимо, наполовину пуста.

 

- Мы чувствуем себя здесь чужими, - вздохнула Гоар. – Никогда не думала, что могу лишиться жилья на старости лет.

- Нужно верить в лучшее, может быть, когда-нибудь вы вернётесь в домой? – с надеждой в голосе, я обратилась к

женщинам.

Обе отрицательно покачали головой.

- Не верю, - красивые оливковые глаза Арев увлажнились.

- И я сомневаюсь, - вздохнула Гоар.

 

- Это очень грустно, - вздохнула дочь, - сколько мы вам должны? – она расстегнула кошелёк. – Извините, через пару

часов у нас самолёт, пора поторопиться.

Женщины назвали небольшую сумму, по меркам которой в России можно купить десяток яиц, небольшую булочку и

пакет молока.

Мы, не сговариваясь с дочкой, оставили на прилавке чаевые - армянские драмы.

- Нет, что вы! Заберите чаевые обратно!

Женщины возмущённо замахали руками, и я их понимала: врождённая гордость не позволяла взять лишнее.

- Пожалуйста, возьмите, это от души, - произнесла я умоляюще. – Это малая толика того, что мы можем для вас

сделать.

 

- Мама, хочу пить, - подал голос внук, уставший сидеть на месте.

- Сейчас, мой сладкий, сейчас! – подхватилась Арев, - хочешь, принесу воды?

Педагог до конца своих дней остаётся в душе педагогом, откликнувшись на просьбу ребёнка, и не важно, сколько

педагогу лет и какой он национальности.

Арев принесла стакан воды:

- Пей, мой мальчик! Вода чистая, как горный родник.

Гоар что-то сказала по-армянски и скрылась за ширмой. Через минуту она вернулась с большим гранатом в руках:

- Это тебе, мой сладкий, кушай на здоровье.

Лицо внука осветилось благодарностью:

- Спасибо!

Я представила этот гранат, созревший в райском саду Гоар или Арев. В течение пяти лет, с любовью и трепетом, они

взращивали гранатовое дерево на благодатной Карабахской земле, поливали, рыхлили почву, берегли от ветра и

вредителей, чтобы получить первые плоды. Теперь у них нет ни рая, ни родины, ни гранатового дерева. На память

остался только этот крупный, с сочными спелыми зёрнами внутри, фрукт, как символ плодородия, удачи и богатства.

Сладкий гранат, выращенный в Нагорном Карабахе, неожиданно оказался не сладким, а горьким на вкус…

 

* Арев – означает «солнечная»

* Гоар – означает «драгоценность»