Когда, как одуванчик, я пророс Бетонный сквозь асфальт, пробив путь к свету, пропах весь дымом дяди папирос хоть сроду не держал я сигарету. А дядя кольца дыма выводил из купленной на барахолке трубки. Он для меня стал Гена-крокодил и кости, к переломам мои хрупки, впитали через кожу весь табак, что облаками плыл, и лёг туманом. Спускала бабушка на дядю всех собак, мол, прокурил он всё. Но вновь обманом затяжки делал дядя за углом, дымя весь день на лестничной площадке. И дым стоял такой, что топором Лишь мерить его плотность. Как же гадки и романтичны дыма мне пары… И с той поры жалел я с каплей лошадь, что никотин убил. Средь детворы я был отшельником и мог лишь огорошить, когда к нам в гости дядя забегал и вновь кружил меня он в сизом дыме. И бормотухи не стакан - бокал, - его стихи всё больше о гордыне. В пять лет моих был мне элита он, особенно, когда врубал бобины и с хрипотою пел магнитофон. Пред ним снимали шляпы Алладины и лампы их. Всё меркло перед тем, что взял я от Высоцкого Володи. Знал этот рупор столько разных тем - всех песен и не счесть, как карт в колоде. Ведь я считать лишь мог до десяти, а дядя, усадив меня на стуле, дым всасывая в грудь, себя сутуля, мне отчего-то лгал: “Племяш, прости, что снова не поехали мы в лес. Был занят я, ты знаешь же - работа!” Читал стихи, затем винил кого-то, и снова он врубать бобины лез. И рвал Высоцкий снова удила; и на волков опять взахлёб охота… А я, забыв про мальчика дела, сидел и слушал, гибнет как пехота. И залп орудий заменял мне дым: воняли болью вдавленных - окурки… ……………………………….. Мой дядя умер рано - молодым, успев привить мне антивирус к “Мурке”, и за душу “блатняк” меня не брал. Дворовая шпана, меня калеча, не победила - я сбегал от свар. Высоцкого в душе крутились речи, когда я из Сибири да в Москву был выхаркнут изжёванным окурком. Дружки курили павшую листву. Мой первый класс и я прослыл придурком: что ни читать ни сосчитать не мог, и что ещё я не курил отравы. При матери затравленный щенок, я впитывал чужой столицы нравы. И часто в лес я в осень убегал, где пруд в низине стелется туманом и дяди вспоминал я там бокал, и сизый дым к моим цеплялся ранам и снова над реальностью кружил. Я жёг костёр - и запекал картофель. Я рощи стал поэт и старожил: так рано в лба морщинах стал мой профиль. И вырос я из школьной формы, но не затянулся мерзкой сигареткой. Был аттестат суров. С такой отметкой Решил сбежать в войну я как в кино. И вот он где - апофеоз дымов! От конопли и до вкладных, что в танке, мы были юны, обошлись без вдов - какие вдовы в двадцать на “гражданке”? Я вышел в дембель, дымом весь пропах: “Донскими” и “Охотничьими” вкупе. На сахар их менял, но на зубах остался дыма вкус, что знатно лупит. Где “Прима”, “Астра”, “БАМ”, ещё “Казбек”; с “Памиром” шёл “Дымок” и вонь “Гуцульских”. Дан старт мне в жизнь, такой в дыму разбег - покруче дыма самоваров тульских. И я перешагнул опять провал и улетел для “Эсперанто” Кубы. Вот где я созерцал колец овал! Сигары острова - их горечь помнят зубы. Я мял их лишь для фарса - не куря. О, измочалил сколько, - как Коломбо! Сейчас я понимаю, может, зря не сделал я затяжки для апломба. Но лошадь пред глазами у меня - та самая убитая лошадка. И, помня об убитости коня, к сигарам Кубы относился шатко. И я вернулся. Дубом пал Союз: под корень его янки подпилили. И желудей его отменный вкус был похоронен в пиджаков малине. И разом закурило всё и вся: и дети-малолетки, и старухи. И разом стало “можно” что “нельзя”. И в девяностых среди всей разрухи держался только запах сигарет. Сосед курил, жена его - соседка. И тот, кто не курил - был дома редко. Окурков за окном швырялся бред. И дымом непогашенных “бычков“ пропах весь двор. И запах пёр в квартиры, и я смотрел на расписных качков с цигаркою в зубах. Им были тиры дворцы культуры, спорта. Кинозал в дыму клубил экраном, как в сортире. И я тогда хотел, хоть завязал, - попробовать начать. И в целом мире, казалось, я один без папирос. И я, как в детстве, убегал в шум рощи. Корнями я и пусть в дымленье врос, но воздухом лесным дышать же проще, и я детей от табака хранил - рождённые не знали сигареты. И треск костра, или зимой камин, лишь иногда - сгоревшие котлеты - давали ощущения в дыму и мстили изредка соседям сей ответкой. Всю жизнь мою никак я не пойму: К чему табак меня отметил меткой? …………………………. Я помню кинопробы. Этот год, когда я в форме лётчика (по роли!) впервые “Беломор” взатяг - и горд. И тем взломав табу свои пароли я наслаждался обжиганьем бронх. И через нос вновь выдыхая дЫмы, я ощущал: не кончатся добром мои уроки. Так непостижимо я перерезал доступ табака, лишь только пропитался им до мозга. Учую дым - так это будто розга и памяти всплывают облака. И вот тогда опять я достаю от дяди мне доставшуюся трубку. Во рту кручу, и будто я в раю, и к памяти я пригубляюсь кубку. Курган. Опять мне пять без мамы лет. Прокуренная кухня. Дядя. Водка. И сизый дым, и трубки амулет и рвёт Высоцкий - и в надрыве глотка. 19:02 07/12/2023 14:46 08/12/2023 Редактура Ники Кеммерен 17:15 10/12/2023 |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
