ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА

Ценой огромных усилий на протяжении полутора веков в Средней Азии занимал свое место русский язык, как средство межнационального общения. Ныне это уникальное свидетельство исторического эксперимента почти исчезло из жизни среднеазиатских народов. Язык хотят поставить на «место», на то место, которое приличествует языку иностранной державы.

ФАКТ ГРУСТНЫЙ не потому, что всеми силами новые руководители бывших республик СССР пытаются укрепить национальное достоинство, а потому, что избран противоречащий нормальному развитию самосознания путь забвении прошлого истории собственного народа. То, что сделала Россия для окраинных республик бывшего Союза, не измерить, не взве¬сить, не обсчитать. До прихода сюда российского капитала среднеазиатские государства находились примерно на одной ступени общественного развития. Полтора века назад не было даже ус¬тоявшихся этнических обозна¬чений. Киргизами в Гурьевской области называли казахов, а пос¬ледних даже - казаками. И наоборот. Между узбеками и таджиками шел беспрерывный спор: кто из них кто? Не стихает до сих пор спор о том, кем по национальности считать Эмира Бухарского? В России крепостного права турк¬менов называли трухмянами. В то время, как слово "туркмен" появилось по историческим меркам совсем недавно, а были кочующие племена огузов, не¬которые из них так близко под¬ходили к Руси, что становились невольными соучастниками ее истории. А с приходом российского капитала и, в дальнейшем, советской власти, были обозначены границы республик. Еще не известно, не отгони русские казаки англичан от северных границ Персии (возникновение пограничной крепости Кушка), была бы такая страна, как Туркменистан?

Разумеется, еще немало осталось спорных моментов размежевания по национальному вопросу, но менталитет русского народа (пусть даже в социалистическом варианте) сказался в том, что не были созданы обезличившие национальную принадлежность коренных жителей Соединенные Штаты России, а появились республики, в которых национальный язык, прогрессивные культурные обычаи и традиции поощрялись в той степени, которая бы не противоречила задачам общегосударственного развития. И ошибки, о которых кричат сегодня идеологи национального притеснения России малых народов, совершались не без участия представителей этих народов.

С РАЗВАЛОМ Союза в респуб¬ликах Средней Азии остал¬ся огромный недвижимый капи¬тал: объекты, вся техника, с помощью ко¬торой строили дома, бурили скважины, добывали руду, развивались все виды транспорта. Эта недвижимость принесла и приносит до сих пор дивиденды республикам. Но что сделалось с одним из самых главных культурных богат¬ством этих народов — русским языком? Как с ним поступили в новых суверенных странах, который причислили себя к Центральной Азии? Да и не только они, но и другие, даже новые славянские страны?

Почему стремятся девальвировать межъязыковую интелле¬ктуальную валюту, которая выводила культуру среднеазиатских народов на контакты с западной мировой цивилизацией? Потому что одна идеология подменена другой без разрешения на то самих народов!

В ЖИЗНЬ тех же туркмен русская речь ворвалась быстро, лавинообразно. Строительство Закаспийской железной дороги - это не только уложенные в песок миллионы шпал из рос¬сийских сосен, но и в перенос¬ном смысле — это шпалы язы¬ковых понятий, связанных рель¬сами логики русской культуры.

Вместе с железной дорогой пришли торговля и универсальное сло¬во "рубль". Появились больни¬цы, поликлиники, школы, пере¬рабатывающие местное сырье предприятия. Да и для самих русских железнодорожников из числа московских военных ба¬тальонов строителей отрасль железнодорожного транспорта стала именно тем государством в государстве, которая сохра¬нила язык, обычаи более чем на полтора века. Причем произошло явле¬ние удивительного характера: своеобразная консервация языка, нивелированного под литературный.

Этот процесс проходил в не¬сколько этапов. На первом, по¬вторюсь, язык прибыл с желез¬нодорожными батальонами, медиками, чиновниками, инже¬нерами. Второй — связан с коллективизацией, огромной миграцией поселенцев русской глубинки в города республик Средней Азии, тогда в язык русских коло¬ний ворвались говоры рязанцев, самарцев, туляков, бело¬русов и украинцев. А к началу Великой Отечественной войны они перемешались, образовав бытовые нормы русского языка. И, наконец, третий этап связан с эвакуацией из крупнейших го¬родов Союза — Ленинграда, Москвы, Киева, Харькова — высококвалифицированных ра¬бочих, инженеров, медицинской интеллигенции.

Были и еще подэтапы, связан¬ные со строительством круп¬нейших оросительных объек¬тов, например, в начале шести¬десятых годов — прокладки Каракумского канала в Туркме¬нии. Но новые «вливания» уже не изменяли сложившегося языка русских вдали от исторической родины. Это был язык классической литературы, язык русских школ, который был, порой, правильнее языка различных местностей самой России. Что, казалось, парадоксальным. Вот пример удивительного характера.

ВЕЛИКОЛЕПНУЮ, изумитель¬ную по звучности и мелодично¬сти голоса польскую певицу Ан¬ну Герман неоднократно с не¬скрываемым любопытством спрашивали, где она научилась так безукоризненно говорить по-русски? Ей даже говорили, что она поет более по-русски, чем иные наши соотечествен¬ники. И она рассказывала о не¬большом узбекском городке Ургенч на Амударье, на стыке двух республик — Узбекистана и Туркмении. Ее предки, пере¬селенцы из Голландии, затем с Украины, очутились в Урген¬че, в русской колонии промыш¬ленников, речников, военнослу¬жащих. С не менее трепетной теплотой Анна Герман вспоми¬нала доброту и отзывчивость коренных жителей, деливших с русскими все, чем располагали сами. Певица знала немало и узбекских слов. Ее русский шлифовался общением с русскими жителями, чтением русской классики.

Именно в широко разветв¬ленной сети начального, сред¬него и высшего образования секрет чисто¬ты русского языка в республи¬ках Средней Азии.

Сегодня эта сеть разрушена. Сначала в Туркмении было утвер¬ждено обязательное изучение трех языков - туркменского, русского и английского, а сегодня ка¬чество русского упало до уровня перевода со словарем. Это происходило на фоне оттока самых квалифици¬рованных русскоязычных кад¬ров: врачей, учителей, рабочих, менеджмента.

Национальные языки объявлены основными. Поддержка русского языка сначала легла на об¬щины, которые тают, как айсберги, оказавшиеся в экваториальных водах Атлантики.

Просто ли забыть о русском языке? Если задаться целью, то это дело одного поколения (при условии замены кириллицы на латиницу, ограничения экономических связей с Россией). На этом пути местным приходится преодолевать ряд трудностей: многих технологиче¬ских, юридических, философ¬ских понятий в туркменском языке, как и в узбекском, таджикском, киргизском языках, не было бы без русского. Насильственный переход с кириллицы на латиницу в местных языках, точнее в их письменной речи, предполагал замену ряда вос¬точноевропейских смысловых понятий на местные и западноевропей¬ские. А это трудная задача при русскоязычной технологии, например, на транс¬порте. Любой хозяйственный руководитель из числа национальных специалистов (а русских на этих должностях уже не осталось), чтобы выра¬зить мысль, связанную с техни¬кой, вынужден все-таки применять русскоязычные понятия.

На мой взгляд, применение понятие "валюты" по отношению к русскому языку оправдано, потому что он помогает инве¬стировать многие националь¬ные программы — не только технологические, но и культур¬ные. И чем дальше, тем более дорогой становится эта валюта. Вот недавний пример: создание военной базы России в Таджикистане повысило интерес к русскому языку. Он становится средством к выживанию и для многих эмигрантов, прибывающих в Россию на заработки.

ВНЕСУ эмоциональную окраску понятия языка-валюты. Один мой друг профессор из Туркменистана признался в дружеской беседе, что наибо¬лее эрудированные и мысля¬щие туркмены уехали в Рос¬сию, потому что их страна отброшена на неизмеримо огромное время назад, в Средневековье. Это возрожденные обычаи избранности тех или иных племен, возбуждение низкопоклонства перед соседними мусульманскими странами, уничтожение учреждений культуры, связанных с русской литературной, музыкальной и театральной деятельностью, и т.д. Места уехавших интеллигентов заняли те из местных деятелей, кто жизнь видит только как борьбу за чины и должности для себя и своего клана.

- Я люблю Туркмению с бо¬лью в сердце, - сказал он несколько лет назад на прощанье, - потому что мне запрещают здесь мыслить по-русски. А для меня мыслить по-русски – значит видеть будущее Туркмении. Оно невозможно без России, как бы здесь ни доказывали обратное!

Владимир ВЕЙС,

Корреспондент «Гудка» по Туркмении 1992-1996 г.г.

Г. Самара.