Она.

Лежит на широкой кровати на животе, поставив на нее локти и положив голову на ладони, болтая в воздухе согнутыми ногами. Низкая кровать стоит у огромного окна во всю стену. Задумчиво смотрит на яркий ночной центр огромного города далеко-далеко внизу. Обманчивый свет звезд и огромной полной луны освещает ее целиком. На ней одет только огромный вязаный темно-зеленый свитер до колен с широким воротом. Волнистые огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам, создавая поразительный контраст цветов.

Он.

Сидит в дальнем углу комнаты в глубоком кресле, закинув ногу на ногу. Одетый в темный облегающий костюм, полностью утопает в тени. Смотрит так же задумчиво, только не в окно, а на нее.

Она оборачивается и смотрит на него одновременно лукаво и серьезно. Молчание. Беседа встретившихся глаз. Наконец она произносит: "У нас будет ребенок". В ответ он ласково усмехается. На мгновение между ними, подобно двадцать пятому кадру, мелькает призрак, видение будущего: четверо детей, веселых, добрых и гениальных, три мальчика и одна девочка.

 

* * *

 

— Мы поженимся?

— Да.

— Я люблю тебя.

— …Я тебя тоже люблю.

— А я уж думала, что никогда не услышу этих слов!

 

Да, именно так. Я не хотел говорить этих слов, чувствовал, что с ними будет хуже. Так и получилось…

 

— Тебя не напрягает то, что происходит между мной и твоим другом?

Мягкая улыбка:

— Нет. Конечно же, нет.

 

Ну как тебе объяснить? Как тебе дать понять, что я никогда никого не удерживаю? Это не в моих правилах. Да, я видел, что происходит, и знал, к чему все идет. Я не слепой, да вы и не пытались это скрыть. Да, я гнал от себя свои мысли, убеждал себя, что между вами ничего нет. И когда ты спросила меня, я ответил, что все нормально. Я заставил себя поверить, что между вами только дружба. Не мог же я противостоять дружбе моей будущей жены и человека, ставшего мне почти братом?

 

— Можно мы с ним поедем к тебе на день раньше? А потом ты, когда закончишь свои дела, приедешь к нам? Можно?

— Да, хорошо. Вот ключи.

 

До меня начало доходить. Но я собрал себя в кулак, сжал и удержал. Я не мог иначе. Продолжал убеждать себя, что ты все равно моя, и навсегда останешься моей.

 

— Девочки и мальчики, я — спать.

— Спокойной ночи.

 

Словно в насмешку. Всю ночь я ждал. Разрывающееся сердце не давало заснуть. Ворочаясь с боку на бок, я все думал о тебе, о том, что происходит в другой комнате. Не верил. Ждал. Под утро пришел долгожданный сон, короткий и беспокойный. Но это было три часа продолжения кошмара. Затем — болезненное пробуждение, сопровождавшееся мучительным возвращением в реальность. Из-за боязни столкнуться с тобой не хотелось вставать, и я продолжал валяться, разрывая себя на части, на окровавленные куски живой души. Позже понял, что если не поговорю с тобой, то просто сдохну. Поднялся и, избегая смотреть тебе в глаза, начал слоняться по квартире. Потом собрался с силами, и… Вспоминаются слова из песни: "Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро". Я ожидал, что разговор начнется так, но не думал, что он так закончится. Из всего, что ты говорила, одно точно было правдой: я дурак. Не упомянула ни разу только одного: я еще и трус. Я опасался, попросту боялся задать любой вопрос, касающийся отношений твоих с ним, или же твоих со мной. Боялся, потому что не хотел услышать правду. Все еще верил и ждал. До поры до времени…

 

— Ты хочешь быть с ним?

— Да.

 

Все. Финиш. Внутри с тонким звоном лопнула струна. Сломался. Раздавлен, растоптан. В груди что-то оборвалось, и я вместе с этим чем-то начал медленно и плавно, все больше набирая скорость, проваливаться в пропасть. Но смотрел я не вниз, где меня ждала смерть, я вверх, на тебя, все больше удаляющуюся от меня. Наверное, только вид твоего лица и не давал мне сойти с ума.

 

— Я поеду сегодня пораньше, у меня еще дела, а вы завезите вечером ключи. Договорились?

— Хорошо.

 

Два дня я их ждал, этих чертовых ключей.

На самом деле, у меня не было тогда никаких дел. Просто я больше не мог находиться в одной квартире с вами. А выгнать вас я тоже не мог. Не умею. И я уехал. Сбежал попросту говоря. А потом сидел как на иголках и ждал ключей. Весь вечер. И все утро. И еще один вечер, и еще одно утро, все время стараясь выяснить: а может, вы приехали, а может, вы просто где-то в другом месте, но уже приехали? Тщетно…

Нет, я не волновался за квартиру. В конце концов, это далеко не первый раз, когда я оставлял его в своей квартире. Я постоянно думал о том, чем вы там можете заниматься, и перед глазами стояла картинка, как вы нежно обнимаетесь. Я гнал эти мысли от себя — и все время возвращался к ним, снова и снова. Я ревновал. Самым глупым и грустным образом ревновал. А потом не выдержал и сорвался с места.

 

"Больше всего я хочу, чтобы они были дома. О, как я хочу, чтобы они были дома!"

 

Вас дома у меня не оказалось. Не оказалось вас и у него дома. Вас вообще не было в этом проклятом поселке. И ключей у меня, между прочим, тоже. Единственная надежда была на брата. Его тоже не было…

Пробродив три часа по темным улицам родного поселка, в котором мне не было теперь места, и окончательно продрогнув под студеным ноябрьским ветром, наконец, нашел, где приткнуться. Но внутри жгла горечь, наполняя сердце злобой: вот, приехал побомжевать в родные места! Но говорил себе: "Нет. Так нельзя. Нельзя так озлобляться. Так сложились обстоятельства. И ты сам виноват, что так все вышло". Да, виноват, но от этого не легче. Да, знал, что он разгильдяй, но как успокоить рвущееся наружу темное и мрачное? Я нашел выход…

 

— Здравствуй.

— …Ну здравствуй. Где ключи?

— Вот.

 

И больше ни слова. Развернулся и ушел, не высказав, не выплеснув ничего из того, что хотелось. Наверное, так было лучше. И уж, во всяком случае, это было как всегда. Ни к чему лишние ссоры и крики. Все равно без толку. А вот с тобой было сложнее…

 

— Я хотел принести извинения за свое недостойное поведение в воскресенье вечером.

Мягкие объятья:

— Я не хочу, чтобы ты так со мной разговаривал.

Холодно отстранился:

— Извинения приняты?

Не менее холодное:

— Да. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

 

Я не мог иначе. Я сдерживался изо всех сил. Я был готов убить себя за то, что начал этот разговор, и начал его именно так. Не смог продолжать его долго. Ушел, гордо подняв голову… И готов был разбить ее о ближайшую стену, едва повернув за угол. А дальше…

 

— Я все равно ее люблю!!!

 

…А дальше было все. Опять бегство, опять загнанное одиночество в клетке пустой квартиры, опять вскрытая боль, опять слезы, опять осколки стекла и сердца на полу… Крик души.

И великая в своем всепрощении мысль: "А теперь поставь себя на ее место. Она поступила в сто раз лучше, чем ты бы когда-либо смог…"

 

* * *

 

Он.

Сидит в дальнем углу комнаты в глубоком кресле, закинув ногу на ногу. Одетый в темный облегающий костюм, полностью утопает в тени. Смотрит так же задумчиво, только не на нее, а на пустую кровать. Все так же сидит. Ждет. Думает…

 

2002