Увитый диким виноградом, В долине средь высоких гор, Обласкан восхищённым взглядом, Стоял дворец, а на стенах – дозор. Остроконечных башен позолота, Штандартов на ветру весёлая игра. Ров затянуло ряской, как болото, Который посещал туман с утра. Тем королевством правил лорд, В былых боях снискавший славу. Своим древнейшим родом горд, Себя наследником считал по праву. Среди бесчисленной родни, Кузин, золовок, тёток, нянек. Тянулись скучно его дни, Но возмутил покой племянник. Меньшого брата образец, Что сгинул рано на чужбине. Во двор явился молодец, Поведав о своей судьбине. К пяти годам малыш осиротел, Скитался, голодал, батрачил. Наказ отца он выполнить хотел, Что перед смертью тот ему назначил. Прощаясь с миром, голосом чужим, Он отпрыску шептал, как заклинанье. «Настанет час, ты вырастишь большим, В заветный час свершиться предсказанье. Вот этот перстень брату передашь, Сказав, что ты явился издалёка. Тогда дворец фамильный наш, В твоё владенье перейдет без срока. А если кто-то воспротивиться решит Над ним свершиться древнее проклятье, Не заболеет, и не будет он убит, Но в камень обратиться его платье». Так, выполнив умершего наказ, Племянник передал без сожаленья, Собравшимся представив напоказ, Тот перстень, породивший обсужденья. Весь двор тогда проникся суетой, Казалось, новость небылицами грешила. И через час, умноженный молвой, Родня племянника в неправде обвинила. Лорд в гневе страже приказал Несчастного в острог упрятать. Никто в защиту слова не сказал, А дочь правителя вдруг стала плакать. Она отца молила пощадить, Ведь это сын его родного брата. Чтоб наказание предотвратить, Согласно предсказанью до заката. Но лорд и слушать не хотел Мольбы красавицы ретивой. С ухмылкой он в руках вертел Тот перстень с монограммой горделивой. Цветку подобно символы сплелись, Какой-то тайный смысл обозначая. Похоже, многие прочесть его брались, Пометки делая и буквы отмечая. Но только посвящённому дано Понять загадку монограммы. И лорд решил, что это всё равно, Какие могут быть здесь драмы. И перстень медленно обнял, Холёный палец господина. И шёлк внезапно камнем стал, Увековечив властелина. Он не отравлен, не убит, Но предсказание свершилось. Как в саркофаг теперь зашит, Его одежда в камень превратилась. Лорд крикнул, чтоб оставили его, И челядь на колени преклонилась, Прося пощады для владыки своего, Но тьма в долину с гор спустилась. Померк весёлый свет свечей И факелов с шипением коптящих. Тьма прятала от многочисленных очей Дворец и слуг перед иконами стоящих. Дочь лорда, новость услыхав, К тому метнулась, чтоб исправить, Несправедливость. Но отцовский нрав Не позволял просить себя заставить. Он был напуган, но ещё неукротим, И даже требовал освобожденья. Но камень властвовал над ним, Не внемля ритуалу избавленья. Весь двор напрасно бил челом, Моля простить за прегрешенья. Припоминая благочестия в былом, И светлых помыслов свершенья. А дряхлый дьякон, перстень увидав, За свитком поспешил гонца отправить. Мол, есть секрет, который прочитав, Возможно господина от заклятия избавить. Искали долго в лабиринтах между книг Тот свиток, прахом вековым покрытый. Меж тем владыка в ожиданье сник, Весь постарел, раскаяньем убитый. Погасли свечи, факелы в дыму, А утренний рассвет не наступает. Лишь дьякону подвластно одному Прочесть секрет, что свиток укрывает. Впотьмах корявый палец мудреца По ветхому пергаменту стремиться Найти ответ, чтоб вызволить отца Чтобы покой опять мог воцариться. Вот, наконец, и найдены заветные слова, Скрипучим голосом звучат, как из могилы. «Чтобы правителя не сникла голова Дочь лорда нужно сбросить со стены на вилы» Она упала в обморок на руки поварих, И стон отчаянья эхом отозвался. Она мечтала, что разделит на двоих Любовь. Но смерти зов сильнее оказался. Запричитала челядь, стража и родня, К всевышнему о милосердии взывая. Но ни один не предложил взамен себя, И жадность не клеймил, о лорде забывая. Поплакав для приличья, слёзы осушив, Процессия гурьбой на стену поспешила. Несчастную кольцом монахов окружив, С молитвой преступленье совершила. Но с жуткой высоты на острие лететь Ещё не значит от него погибнуть. Орёл с вершины не желал смотреть, На преступленье. И решился прыгнуть. В крутом пикé, коварству вопреки, В паденье подхватил летящую на вилы. И долго над ущельем вдоль реки, Вдогонку смерть кричала, что есть силы. Возмездие свершилось в тот же час, Коварный лорд был просто самозванец. Его статую поместили в парке между ваз, А дочь всплакнула. На щеках играл румянец. По лестнице в острог сбежала босиком, Возлюбленного из оков освободила. И эхо свадьбы долго слышалось потом, А сказка о добре меня под утро разбудила. |