В преддверии ночи лес только начинал оживать. Ночные птицы издавали громкие протяжные крики. Волки, сверкая в темноте глазищами, садились цепочкой вдоль дороги и начинали выть, нагоняя на сердце тоску. Со стороны озера время от времени доносились тихие всплески. Это птицы-бубри, завидев на берегу монахов, подкармливающих их время от времени свежим мясом, обратившись призрачными лошадьми, скакали наперегонки, едва касаясь серебристыми копытами водном глади. Из чащи доносился треск хвороста и сладкое пение дриад, ищущих себе пристанище на новый день. Мягкий свет луны, выглянувшей из-под низких облаков, указывал путь к монастырю. Дикоозерский монастырь, прибежище оступившихся монахов, изгнанных своими орденами и последняя обитель многих знаменитых преступников, собранных здесь замаливать свои грехи, стоял в Непроходимом лесу у самого берега, возвышаясь над его скалами, окруженный стеной тянущихся к небу сосен, и безмолвно взирая на холодную красоту этих мест черными глазницами бойниц и светящимися огоньками окон на Жилой и Неспящей башнях. Чуть в стороне от него сквозь плотную завесу темноты угадывались огни казармы, чернели конюшня, псарня и некоторые рабочие постройки, вынесенные за ограду. А чуть на отшибе, между стеной, огибающей монастырь с западной и южной сторон, и озером простиралось старое кладбище. Днем это место тщательно охранялось, но ночью в том не было никакой нужды, так как с наступлением темноты даже самые шальные смельчаки и самые безрассудные глупцы не решались показаться на этой стороне. Вы спросите почему? Я расскажу. Еще задолго до появления на свет принцессы Сеоны и даже ее покойного мужа в монастыре был заточен страшный преступник. Князь Обойло из древнего рода Драпегов стал печально известен тем, что, разъезжая по своим владениям, он заманивал крестьянских девушек и девочек в свои дома, душил их, но так, чтоб не до смерти, а затем живыми резал на части, нанизывал на вертел и ел жаркое из них, запивая теплой кровью как вкуснейшим вином. Долгое время его злодеяния были никому не известны. Но однажды он совершил ошибку и похитил девочку знатного происхождения. Чудовище нашли, поймали и заточили здесь, на Диком озере. Много времени он томился тут в неволе. Его сторожило бессчетное число солдат. И оставаться бы ему здесь до конца дней своих. Но… Видно, уж суждено было случиться иначе. Все знали буйный нрав князя и никогда не заходили к нему в минуты гнева. Бывало, он подолгу мог разговаривать сам с собой, даже кричать, топать ногами. И потому никто сразу и не заметил, что однажды он стал разговаривать с кем-то еще. Князь к кому-то обращался, спрашивал о чем-то. Поначалу это веселило солдат, охранявших его, они подшучивали над ним, смеялись, списывая все на сумасшествие узника. Но последовавшие вслед за этим странные события заставили их начать серьезнее относиться к происходящему. Как-то раз пришедшие на ночную смену солдаты, стоя на посту, услышали, как Обойло вдруг поздоровался с кем-то, назвав его повелителем. Заинтригованные охранники приоткрыли заслонку на тяжелой дубовой двери и заглянули в комнату. Узник сидел за столом, положив перед собой руки, как при беседе и смотрел на что-то невидимое по другую сторону стола. Но, заметив, что за ним наблюдают, он тут же сделал скучающее лицо и принялся бесцельно шарить глазами вокруг себя. В одну из последующих ночей один из сторожей вновь услышал, как князь к кому-то обращается. Юноша сказал об этом своему напарнику, и они оба, сгорая от любопытства, потихоньку заглянули вовнутрь. Пленник стоял у зарешеченного окна в подобострастной позе и что-то негромко говорил, а перед ним высился огромный человек мощного сложения, закутанный в длинный черный плащ. Охранники, зная, что никого у узника находиться не должно, сначала растерялись, а затем, рассердившись, захотели войти и окликнули Обойло. В тот же миг незнакомец исчез, как его и не было, а заслонка на двери с невероятной силой вырвалась из рук застывшего солдата и с громким стуком захлопнулась. Солдаты перепугались не на шутку. Снова хотели войти, но побоялись. Позвали командира. Тот заставил их проверить келью. Все обыскали самым тщательнейшим образом, но не нашли и следов странного посетителя. С тех пор обитатели монастыря стали все чаще чувствовать на этаже, где был заточен людоед, чье-то присутствие. То закрытая дверь откроется, то вещи падают на пол, то вдруг стул передвинется или стол подпрыгнет. Некоторые говаривали, что это домовой так озорничает, и нужно лишь оставить для него в укромном месте побольше медовых пирожных с молоком, и все прекратится само собой. Но им никто не верил, потому как в монастыре была пропасть кошек. Слухи стали разноситься с небывалой скоростью. Бывало, соберутся служивые в казарме отдохнуть да сытно поужинать, да за чаркой хорошего вина и начинают байки баять. Одни сказывали, будто слышали как-то раз подле себя шаги. Твердые, уверенные. Точно кто ходил вокруг них, а видно при этом никого не было. Были и такие, которые утверждали, что видели в темноте длинных переходов злобные желтые горящие глаза, окровавленные клыки и слышали низкое злобное рычание. Третьи говорили, будто видали длинные странные тени, возникающие точно ниоткуда перед злополучным постом, как бы кто невидимый стоял перед ними и разглядывал. От этих разговоров солдаты поеживались, будто зябко им становилось, сдвигались плотней и опрокидывали еще по чарке. Может, этим хмельным рассказам и мало кто верил, но возникла какая-то нервная напряженность. У многих появилась привычка оглядываться. Солдаты стали боятся заступать на ночную вахту. Монахи сторонились этого крыла здания. Дисциплина значительно ухудшилась. Никто не хотел и близко подходить к комнате князя. Говорили, что здесь приложил свою руку никто иной, как сам хозяин преисподней. Все с нетерпением ждали возвращения из святых мест мага-настоятеля. А когда двух солдат, которые видели черного человека, нашли на посту мертвыми с широко открытыми ртами и искаженными ужасом изуродованными лицами, началась настоящая паника. Командиры, желая навести порядок, угрожали солдатам трибуналом, но даже это не могло помочь. Многие бежали, казарма пустела. Из столицы ждали подкрепления. А за это время погибло еще три человека. У них были выколоты глаза и у каждого перегрызено горло. Ужас охватил всех. Страх сковал сердце каждого. Один солдат, не желая идти вечером на пост, в диких рыданиях вспорол себе живот. Наконец настала ночь, когда идти уже было некому. Остальные или бежали, или были мертвы. А те, кто остался, заперлись с монахами в зале для молений и всю ночь при свете невообразимого числа факелов служили службу. Это была ночь, полная неясного мерцающего света. Ночь, полная теней. Ночь, полная ужаса. Еще с вечера погода начала портиться. Потянуло холодом. Небо заволокло темно-сизыми облаками. Зверье попряталось. Лес затих. Ближе к ночи зачастил мелкий дождь. Черные клубящиеся тучи, буроватые у горизонта, тяжелой шапкой накрыли всю Сонную долину и Непроходимый лес. После полуночи начался настоящий шторм. С севера, со стороны озера подул ураганный ветер. Старое здание наполнилось громкими скрипами и пронзительным свистом. Временами казалось, что крышу монастыря неминуемо сорвет. Высокие сосны глухо стучали о стену своими ветвями. Окна дрожали, готовые вот-вот вылететь под напором ветра. Не прекращая ни на минуту молитвы, их быстро заколотили. Дождь превратился в ужасный ливень. Крупный град обрушился на ночной лес. Из чащи доносился пронзительный вой. Волки сбегались со всего Непроходимого леса и длинной вереницей пробегали через ворота на монастырский двор. Они скулили, рычали, выли и стонали. Шум стоял такой, будто все демоны преисподней вырвались на свободу и в неистовстве на крыльях непогоды носились вокруг стен монастыря. Сквозь шум бури до молящихся долетел голос князя. Слов, которые доносились из его горницы, было почти не разобрать. Но то, как он кричал, заставило всех похолодеть от ужаса. Обойло то безудержно хохотал, то вдруг начинал визжать и плакать, хрюкать, стонать, кукарекать, а затем снова смеяться. Все стояли, замерев, не находя в себе сил сдвинуться с места, и слушали. Через какое-то время он затих. Никто уже не молился. Солдаты и монахи, стоя бок о бок, спина к спине, напряженно ловили каждый шорох, каждый звук, но ничего не происходило. Неожиданно прямо у них над головой, на крыше раздался громовой голос. Дух ночи и дух леса, Налгарра и Меддон! Слушайте меня! Повелеваю вам и вызываю. Будьте здесь! Сюда, сюда явитесь И предо мною преклонитесь. Явитесь к моим ногам Со своим войском тварей ночных, Ибо я ваш повелитель И я приказываю вам! Налгарра к правой ноге, Меддон к левой ноге! Призываю и вызываю. Явитесь ко мне! В тот же миг раздался шум крыльев и пронзительный крик, похожий больше на скрежет. Слуги тьмы торопились выполнить повеление своего хозяина. С грохотом начали срываться двери со своих петель и разбиваться о стены, ворочалась и опрокидывалась мебель. По коридорам зашуршали сотни лап, словно сильный ветер гнал по каменному полу сухую листву. И вновь раздался голос узника. На этот раз он выл громче ста волков. Крики страха, вопли, взывающие о помощи, неслись по темным переходам. Страдание и боль, рвущиеся из его истошного скулящего воя, острым кинжалом резали сердца. Может, в ком-то и пробудилось сострадание, возможно, у кого-то и появилось желание помочь ему, но никто все равно не осмелился бы выйти за дверь. Вдруг все разом прекратилось. Ветер стих. Дождь значительно ослаб. Из-за двери не доносилось ни звука. Все молчали и ждали. Что будет дальше. Долго ничего не происходило. Напряжение, усиленное долгим ожиданием и неизвестностью, возросло многократно и замерло на высшей точке. Звенящая тягостная тишина давила на уши. Даже ощущение крепкого дружеского плеча не могло помочь успокоить разгулявшиеся нервы. По ту сторону двери издалека послышались тихие шаги. Они медленно приближались, становились громче. И вот уже кроме них можно было различить еще чье-то хриплое тяжелое дыхание, со слабым свистом вырывающееся из груди. Шаги вплотную приблизились к двери и замерли. Никто не шевелился. Возникшая тишина, казалось, была еще страшнее, чем весь предыдущий грохот. Она словно вытягивала душу и медленно ее сжимала в своей холодной когтистой лапе. Вдруг страшный удар обрушился на дверь. Раздался треск. Несколько трещин прорезало крепкие дубовые волокна, некоторые доски надломились. Дверь задрожала, но выстояла. Все, кто был в зале, стремглав бросились к ней. Десятки рук уперлись в нее, стараясь удержать. Несколько солдат, отбросив пинками громоздкие серебряные подсвечники, подхватили пару лавок, весьма крепких на вид, и заклинили ими дверь, зажав их между тяжелыми брусьями и выступами в мраморном полу. Теперь пробраться вовнутрь было значительно труднее. Тем не менее, мощные удары следовали один за другим. Преграда трещала, но держалась. Те, кому не нашлось места у двери, столпились у алтаря и громко молили богов о спасении. Некоторые плакали. Несколько монахов и солдат упали на холодный пол и в страхе закрыли уши руками. Все плыло у них перед глазами. В ужасе они почти не владели собой, крича так, что едва ли не заглушали грохот ударов. Неожиданно все стихло. Из коридора не доносилось ни звука. Все с трепетом слушали тишину. Негромкий колючий смех проник сквозь выстоявшую преграду. - Крысы! – голос князя очень изменился, но все же был узнаваем. – Жалкие крысы! Сидите по своим норам. Прячьтесь, бойтесь. Скоро это будет обычное для вас состояние. А править будем мы. Мы уже хозяева мира. Все, что у вас осталось, это свет дня. Но помните, что свет рожается из темноты. Тьма есть светоч бесконечности и сущность мироздания. Вам не уйти от нее, не спастись. Толстые стены не укроют вас, а дневной свет не утешит, потому что она уже покорила вас и поселилась в ваших сердцах. А значит, вы в наших руках. Голос умолк. Ничего больше не происходило. Потихоньку начинало светать. Мягкий свет зари проникал в молельню через высокие цветные витражи и прекрасная богиня Сомарель, сотканная на белой стене лучами встающего солнца, словно спустилась с белоснежного утреннего облака и молчаливо склонилась над плачущими от радости людьми дабы утешить их. И вновь вспыхнула надежда. И вновь появились силы. Для жизни, для борьбы. Монастырь был приведен в порядок. Монахи продолжали работать и молиться. Солдаты без боязни служить. Князя найти не сумели. И все вздохнули с облегчением. Видимо, черный хозяин, вызволив, забрал его с собой. Никто по этому поводу не переживал и жизнь начала возвращаться в прежнее русло. Все бы хорошо, но… судьба, к сожалению, часто преподносит нам неприятные сюрпризы. Спустя какое-то время в близлежащих деревнях появилась непонятная смертность. Девочки, выходя из дома после наступления темноты, больше не возвращались под отчий кров. Их находили в поле мертвыми и без единой кровинки в маленьких телах. Женщины кричали и рвали на себе волосы, мужчины зло хмурились и о чем-то негромко переговаривались между собой. Было решено сделать ловушку и поймать ночного убийцу. Нашли девчушку лет тринадцати, горькую сироту, и уговорили ее помочь. И вот, едва зашло солнце, и богиня ночи начала укрывать небо, еще светлое на западе, одеялом ночных облаков, девочку вытолкнули за дверь и строго настрого наказали идти, никуда не сворачивая, до последнего двора. У крохи от страха зуб на зуб не попадал. Поминутно оглядываясь и спотыкаясь, она медленно шла по темной улице, а со всех сторон, из-под каждого куста, из-за каждого забора за ней следило несколько пар выжидающих глаз. Ждать пришлось недолго. Едва дорога повернула направо, к последним домам в деревне, как со стороны кладбища подул неприятный пронизывающий холодом ветерок, потянуло гнилью и сыростью. Длинная тень, отбрасываемая высокой липой, вдруг превратилась в крепкого осанистого господина, затянутого в черный бархат. Медленно выступив из темноты, он протянул к сиротке свои руки и, ласково глянув на нее своими мерцающими очами, сказал: - Не бойся, малютка. Я не причиню тебе зла. Подойди. Я тебя успокою. Я знаю как тебе одиноко. Со мной тебе будет хорошо. Тебе больше не придется страдать. Подойди. Девочка, дрожа как осиновый лист и не владея собой, шла к нему, и слезы лились из ее глаз. В тот же миг несколько сильных рук мертвой хваткой обхватили монстра. Тут же набежали люди с факелами и ярко осветили то место. Девочку увели. - Да это же князь Обойло! – крикнул кто-то. – Я видел как его везли на озеро. Некоторые в страхе отступили. Князь гордо поднял голову и с презрением процедил: - Прочь свои грязные руки от дворянина, чернь. Мужики зло зашевелились. - Мы тебе сейчас покажем чернь. Погоди… Будешь знать наперед да и всей своей бесовской братии закажешь к нам ходить. Тащи колья, мужики, разводи костер! Обойло рванулся в сторону, да держали его крепко. Тогда ударился он оземь и обратился черной кошкой. Хотел в рожь бежать, но схватили его за хвост. А как стал он кричать да царапаться, хватили о старый пень, что стоял тут же. Из него и дух вон. - Сади его, ребята, в мешок, а то скоро очухается. Не утек бы. Подали мешок. Посадили в него кота. Задумались. - Да… Так просто от него не избавишься. Извернется демон. Сбежит. - А давайте свезем его в монастырь. Настоятель Требула много об этом бесовском отродье знает. Он и придумает, что делать. Сказано – сделано. Свезли оборотня на Дикое озеро. Монахи отслужили службу. Развели великий костер. Монстра сожгли живьем. Но, зная, что хозяин преисподней так просто от своего детища не отступится, маг Требула приказал захоронить прах князя в тайном уголке монастырского кладбища и заговорил его, дабы мятежный дух никогда не сумел покинуть этого мрачного места. И с тех пор едва ночь опускается на землю, из проклятой могилы поднимается чудовище и ищет выход. Но заговор мага-наставника крепко держит его и не пускает дальше гробовых плит. Время от времени монстр начинает бесноваться, крушить надгробья, громко ругаться, но свобода ему заказана. Поначалу монахи приводили кладбище в порядок, уносили каменные обломки, восстанавливали могилы, однако потихоньку поняли бесполезность своих трудов и оставили это место. Так и стоит оно заброшенное днем и избегаемое с наступлением сумерек. |