Пьяницы Рассказ И пьяницы с глазами кроликов « In vino veritas!”- кричат. А. Блок 1 –Сколько их было, Витёк, человек тридцать, наверное, было? -–Какой тридцать! Пятьдесят, если не больше. –А нас десять. Считай девять. Петьку-то Пьянчужку мы с вещами оставили. Ну да… Стоим мы в кустах, а они идут. И фонарём мне в глаза. А я рукой загородился и говорю: «Ну, мужики, подходите». Да, это ты здорово! Главное, им было меня найти. Вас-то они не запомнили, Смотрю идут. Тот Валерка, и с ним ещё двое. А вы стоите оторопели. Они через вас насквозь проходят. Ещё шаг им до меня. Ну, я выхватил цепочку и на них. Смотрю они побежали. Пятьдесят от десятерых! От девятерых. Петьку-то Пьянчужку… И ничего мы не оторопели. Мы их специально заманивали. Ну ты из себя Кутузова-то не строй. Тож мне Эдуард Стрельцов. Козёл! Я дам козёл! Да ладно вам, ребята… А Пафнутьич с перепугу мне цепочкой по шее заехал. Я цыкнул на него и дальше дерусь. А он ходит за мной и хнычет: «Толь, прости, Толь!.. Тут драка идёт, а он ходит. Де Голь! Вы забыли свои обязанности. Пардон, друзья, разливаю… Но оцените, какова точность. Друзья, по-моему, у де Голя не глаз, а ватерпас. Кха, кха. За де Голя! Урря!!!.. А всё-таки такой дружбы, как у нас, нигде нет… Профессор, закусывай, сказал Сашка Рыбак. Нет! Нет! Нет! Вот жизнь и показала, кто есть кто. Пусть они жиреют, пусть женятся, пусть щенков плодят. А всё равно они скоты. У них твоё моё. А у нас всё общее. Правда, Витёк? сказал Сашка. Саня! Если тебе понадобится моя жизнь, приди и возьми её. Ишь ты, какой красавец. Нет, это ты приходи и бери. Ну дай же я тебя расцелую! Чмок. Чмок. Ну что, весельчаки, гимн? Гимн!!! Профессор сядьте, пожалуйста, за фортепьяно. Красавцы! Третья струна несколько дребезжит! Профессор?! Какой цинизм! Профессор, вы слышали? Мы говорим про гимн! Искры камина горят, как рубины, И улетают с дымком голубым. Из молодого, цветущего, юного Стал я угрюмым, больным и седым… Гитара была расстроена, играл Профессор скверно… Они пели… Де Голь!!! Спокойно, раз-ливаю!.. Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу станет веселей… Хорошо мне с вами ребята сказал Сашка по кличке Рыбак. Сань, вдарь «Чёрного»! «Чёрного»? Можно. Сейчас настроюсь… Де Голь, налей… Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь. Голова моя машет ушами, Как крыльями птица, Ей на шее ноги Маячить больше невмочь. Чёрный человек, Чёрный, чёрный, Чёрный человек На кровать ко мне садится, Чёрный человек Спать не даёт мне всю ночь. ……………………………….. …Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты ночь наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало… Саня, у тебя душа!.. Я плачу, Саня! Санька, приди и возьми! Де Голь!!! После этой вещи у меня трясутся руки. Разливайте сами, ну вас совсем… Я плачу, Саша!.. Ребята, я больше не могу пить! Профессор! Ты нас обижаешь!!! Ребята!.. Пей! Пей! Пей! Профессора рвало. Вечер кончался. 2 Была весна. Воздух был тёпл, как Чёрное море. Люди сняли пальто и стали немножко лучше. Только не они. Они не допили. Больше негде было достать. Они стояли у метро и щурились. Девушки показывали весенние части тела. А у трамвайной остановки девушка смотрела в книгу. В книге была нарисована челюсть. Сашка отделился от товарищей. Кхе, кхе. В этом пособии неправильно изображена структура остроконечной мышцы, сказал Сашка Рыбак. Я не знаю такой мышцы, ответила девушка. Ну, этой мышцы вам пока не преподают. Об ней знает только высший профессорский генералитет, сказал Сашка. Вы профессор? А как ваша фамилия? спросила девушка. Профессор Зильберкрюк. В простонародье Саня Прокурор или еще проще Рыболов. Рыболов человеческих душ. Никогда не слыхала про такого профессора. Есть много на земле, мой друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам. Другая бы сказала : «Пошёл ты, знаешь куда?»… Но трамвай подошёл. Девушка приготовилась к посадке. Голос у девушки был грудной. «Таким, наверно, очень стыдно, когда их в первый раз раздевают. А потом всё нипочём, почему-то подумал Рыбачок. Но ему надо было возвращаться к ребятам. И он застеснялся и повернулся к девушке спиной и отошёл к ним. Давай, Санёк. Можно? Действуй. Вы только не обижайтесь, богатыри. Вон отсюда. До чего ты нам надоел. Спасибо, друзья! Трамвай закрыл двери. Сашка забарабанил, и его пожалели. Он растрогался и взял билет. Незнакомка сидела одна. Но на свободное место уже нацелилась старушенция. Апчхи! громко чихнул Сашка. Старушка испугалась. Он сел. Можно я сяду? Можно, раз сели. Не правда ли, вас зовут Галя? Правда! Откуда вы меня знаете? Сегодня я видел во сне, что подойду к Новокузнецкому метро в…двенадцать минут первого и встречу вас. И будете вы в синем плаще с красным подбоем, а звать вас будут Галя. И что вы почти такая же красивая, как я. Ой, нахал какой! Никогда бы не подумала, что такие бывают. Сашка увидел кольцо на правой руке. Так вы замужем? Да… Нет. Сейчас нет. Слава Богу!.. «Женщина может одним словом прихлопнуть человека, как ядовитую букашку, а другим снова оживить его, сказал, кажется, Пикассо. Вы любите живопись? Стихи больше. Есенина. Знаю наизусть. Стихи любите, хоть и пьёте эту гадость. Он не пьёт. Он офицер, но не пьёт, а над стихами смеётся. Я всегда любила стихи. Но там считают это странным, улыбаются, как на ребёнка. И на работе тоже. И я стала тоже думать, что странная……………………. Можно, я вас провожу? Вам не жалко своего времени? Мне жалко! Я, может, только сейчас и провожу его как надо. Они вышли у Павловской больницы. Вот здесь я работаю. До свиданья. А когда оно будет? Не хочу, сказала Галя своим грудным голосом. У вас травма? Это пройдёт. У меня это было. Встретьтесь со мной, пожалуйста, убедительно вас попрошу. Я очень неплохой человек. Сами увидите. Какой вы чудной! Ну, хорошо. Я приду в субботу, в три часа к Новокузнецкому метро, хотя бы только для того, чтобы сказать, что больше никогда не приду. Ладно, ладно. Только приходите. А там вы и уходить не захотите. Придётся вас прогонять. Посмотрим, нескромный. 3 До завтра. А говорила, что придёшь, чтоб сказать, что больше не придёшь. Ой, противный! Не мог, чтоб не напомнить. Но и прогонять меня не пришлось. И нечего нос задирать. 4 Придёшь? Мои друзья будут. Витёк, де Голь, Профессор. Профессор застенчивый такой. Ты увидишь. Они тебе понравятся. А я им? Ну, ты. Кому ты можешь не понравиться? Ещё придётся драться из-за тебя с де Голем. Он у нас главный насчёт вас. А говорил, у вас на женщин времени не хватало. Так то΄ на женщин! А на этих, которые с нами водку пили и кильками закусывали, и не стоило де Голю стараться. «Пардон, говорит, не соблаговолите ли вы прилечь со мной, в частности, на этот полик?» А та глазищи пьяные выставит и не поймёт, чего от неё хотят. Она собиралась ложиться, а тут разговоры какие-то непонятные. И после этого ты остался таким чистым, даже не верится. Сколько же тебе исполнится? Много. Двадцать семь. 5 Привет. А где ребята? Я так боялась. Они опоздают? Они не придут. Как не придут? Сашка протянул Гале записку. На записке было написано печатными буквами: «Скотина!» Вот так. Они считают, что я их предал. Я слишком много времени провожу с тобой. А ведь я больше всех горло драл, что мужская дружба превыше всего. А теперь ты раскаиваешься, да? Нет. Я только сейчас понял. Мы никогда не были друзьями. Мы только вместе пили. Русский человек не может пить в одиночку. А все наши громкие слова это только пьяный крик. Мне казалось, у нас всё общее. Каждый из них пропивал со мной тридцать-сорок рублей. Но когда мне нечего было есть, никто из них не давал мне и полтинника. Это считалось признаком плохого тона. «На хлеб не даём…» Ну и ладно. Попробую жить один. «Ну скажи: «Я буду с тобой». И мне больше ничего…» Я буду с тобой, прошептала Галя. Сладкая тошнота ударила в голову. В ушах зазвенело… 6 Они лежали на одном диване. Они были укрыты одним одеялом. Они почти не дышали. Они ничего не чувствовали. Они были счастливы. 7 Письмо Санька! Ты скажешь я дрянь. Но я не виновата. Я люблю тебя, Саньку, милого Саньку! Но я тебя обманула. Я живу с мужем. Нет, я с ним не живу, а сплю. Ты думаешь, это одно и то же? Нет, милый! Честное слово, нет. Когда любишь, да. Когда не любишь, но ты должна с ним спать, это ещё усиливает отвращение. Ты спросишь, почему же я от него не ушла? А сын мой, Саша. Я не должна, я не имела права с тобой встречаться, ещё больше я не имела права тебя полюбить. Теперь я должна тебя из своей жизни вычеркнуть. Я должна задушить в себе всё человеческое стать рабой, машиной, животным. Задушить своё отвращение к мужу. Ради него, ради сына. Ведь я дала ему жизнь. Но, Саня, я не могу! Я хочу жить как мне хочется, и имею право жить, как хочется… Нет, не имею. Ничего я не имею. Я просто гадкая, пустая, развратная баба. И виновата и перед тобой, и перед Алёшкой, и перед мужем. Всех я вас запутала. Прости меня, Саша! Я знаю, ты больше не захочешь меня видеть. Прощай! Но я не могу, не хочу, чтобы так! Пожалей меня, Саша. 8 Так почему же ты не ушла? У Лёшки должен быть отец. Лёшка, Лёшка. Заладила! Врёшь ты! Можно жертвовать здоровьем, можно жертвовать деньгами, жизнью а душой нельзя, ты это понимаешь? Да конечно, понимаешь! Нельзя пожертвовать своим отвращением. Ради кого бы там ни было сына ли, рассына, внучки, правнучки, родины! Это проституция, а не жертва. Ты что ж думаешь, если ради того, чтобы у него было больше игрушек, пойдёшь на Три Вокзала и будешь себя предлагать, он тебе что´ потом? Оценит твою жертву?… И почему другой человек не может стать Лёшке отцом? Неужели ты не понимаешь, что мне противно делить тебя с твоим мужем? Если б ты была для меня приключением, тогда я, может быть, гордился. Но ты для меня больше, ты это понимаешь? Хорошо… А почему раньше не уходила? Боялась. Я уйду, а ты меня бросишь. Ты понимаешь, как страшно остаться совсем одной и никому не нужной? Сына он мне тогда не отдаст. Будут мужчины, но им будешь нужна не ты. Они будут приходить и уходить. А ты будешь стареть. И впереди у тебя старость и пустая комната. А мой муж меня по-своему, по-офицерски любит. Это уж на торговлю похоже, как бы не прогадать. Не говори так, милый. И прижала его к себе. Сашка обмяк. 9 Ну вот и всё. Ну, чего ты? Мне жалко твоего мужа. Да. Он меня очень любил. Говорил: «Всё прощу», когда уходила. Какая у тебя нехорошая улыбка на лице. Тебе приятно, что он унижался? Да, приятно. Это он не передо мной, а перед тобой унижался. Я женщина. Ты мой муж, и мне приятно, когда перед тобой унижаются. Как будто я и не жила с ним эти шесть лет. Да, вы добры, когда любите, а разлюбите на трупе будете сидеть и в зеркало смотреться… Эх, вы, люди. Мне одна рассказывала, как из-за неё дурак один повесился. Тоже улыбка была на лице, как у тебя. А вы… Вы жалкие, подлые, склочные трусы. Мы-то хоть любить умеем. Конечно, где вам быть жестокими, когда вы добрыми-то не умеете быть. Вот ты упрашивал меня с тобой встретиться. Когда я пришла, из тебя блаженство сочилось, как из помешанного. Ты ж сам с собой сделки заключал: «Она придёт, и больше мне ничего не нужно.» Ну, я пришла, и тебе через день этого мало стало. Теперь тебе для полного счастья поцелуя недоставало. Потом ты увидел, что я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Ты поцеловал. Стал ли ты счастлив? Нет. Опять самую малость. Чтоб со мной переспать. Было ли тебе тогда противно меня с мужем делить? Чем дальше, тем больше. Когда ещё одно твоё желание сбылось, ты опять не сказал судьбе: хватит. Теперь счастье твоё отравляло, что я принадлежу тебе только днём, да ещё не каждым. «Долой мужа!» сказал ты, по обычаю, прикрыв это самыми гуманными соображениями. Ну и что ж? Всё вышло по-твоему. Теперь ты счастлив? Нет. Ты вспомнил вдруг о любви к ближнему и казнишь меня теперь, что моё счастье выросло на несчастье мужа, и я не сказала, что «другому отдана, я буду век ему верна». Причём обвиняешь только меня! Причём забываешь, что если я его пожалею и уйду от тебя, тебе опять будет плохо! Все вы такие. Вы жадны. Вы никогда не скажете золотой рыбке: хватит. Вы неблагодарны, вы никогда не скажете: спасибо. Галка, я скотина! Ну, поцелуй меня. Только сигарету брось… ……………………………………………………………………… Теперь ты счастлив? Даже говорить не хочется. И мужа не жалеешь? Жалею. 10 Сашка проснулся и протянул руку. Галя лежала с открытыми глазами и смотрела на него. Так ты не ушла. Мне снилось проснулся и ничего нет. Она ничего не ответила. Только погладила его рукой по щеке… Он эту руку поцеловал… Сашка проснулся и протянул руку. Простыня тёплая. Этого не может быть, это неправда, зашептал Сашка. Что же это? Зачем это? Я ж не могу так? спросил Сашка и закрыл глаза. А когда снова открыл, Галька ставила на стул завтрак и кофе. Чтоб не курил натощак. И застеснялась. Сашка этого не знал. Ему было хорошо. Он хотел, чтоб и всем было хорошо. Ему было так хорошо и так жалко, что если б можно было, он бы согласился, чтоб у Галки было два мужа. И жили б они все вместе, семьёй, только права сексуальности был бы лишён бывший муж. Сашка рос без родителей. Сашка работал помощником машиниста тепловоза. Двенадцать часов без Галки. Работа была нудная вагоны сортировать. Сашка думал о Гальке. Проход есть? крикнул машинист. Есть! ответил Сашка не глядя, и они врезались в вагон. А-а-а-! кричал машинист и махал кулаком. Сашке всё было нипочём… Галка, а меня на три месяца в слесаря разжалуют. Вагон разбили. Бедненький! У тебя неприятность, а я рада. Я тебя так ещё больше люблю. На другой день она поехала в детский сад за сыном. Сашка должен был стать отцом. Она не вернулась. Пришло письмо. 11 «Саша, боюсь, что ты не станешь читать этого письма. Как тебе сейчас тяжело, милый мой, но у тебя хоть есть возможность злиться на меня, ненавидеть. А я? Я чувствую себя как убийца, который убил очень родное. Я задушила нашу любовь. Прости меня, милый, умоляю тебя, прости. Я всё плачу. Говорят, что слёзы облегчают боль, а её всё столько же. Вчера ты нас ждал, а я лежала на диване и ревела в голос. Позавчера я приехала в сад, а Лёшу уже забрал домой Гриша, и я поехала к ним. А вчера вечером я совсем вернулась. Ехала и очень хотела, чтобы разбилась машина и я вместе с нею. Ведь бывают же такие счастливые случаи с другими, которые почему-то называются несчастными. Вот я и снова среди всего старого, привычного. Постельное бельё в строгой стопке уляжется на своём старом месте, платье повиснет на плечиках в своём уголке, фотографии лягут в старые гнёзда. Я запасу дежурную улыбку на лице для соседки, которая придёт одолжить соли, буду до блеска натирать полы и стирать пыль с мебели, а в сердце спрячу от посторонних глаз свою боль. Она будет сосать меня, точить, как червь. И опять, как раньше, мне захочется завыть по-волчьи. Ах, время лекарь. Я очень жалею, что не сдружилась с твоими друзьями. От них я хоть изредка могла бы узнавать о тебе… Не презирай меня, Сашка. Прости, если можешь. И если сможешь простить, тогда выполни одно моё желание. Это последняя просьба, не откажи мне. Мне сейчас так тяжело и, думаю, намного тяжелее чем тебе. Ведь я сама, своими руками… А желание вот в чём. Я хотела связать тебе свитер. Белый тебе мал, но это долго, а я хочу подарить свой красный. Он очень яркий, но тебе пойдёт. Я буду счастлива, что мой свитер греет тебя. Это моя глупость, может, тебе странно, но я буду очень рада. И ещё. Пошли мне свою фотографию. Пусть будет у меня хоть эта радость. Он разрешит, а если не разрешит, я всё равно сохраню её. У меня на это очень мало надежды. Но если можешь, я очень прошу. Прости меня, хоть бы немного улеглась эта боль. До свиданья, милый. Я никогда больше не увижу тебя и твою неповторимую манеру курить. Ты так сладко куришь, что я всегда ревновала тебя к сигарете. Сашка! Что я наделала! Может, я всю жизнь буду жалеть. Как моя мать и как многие другие женщины. Но долг матери инстинкт защиты своего щенка. Прости меня, милый, мне тяжело вдвойне. Галя.» Свитером хочешь откупиться от меня, гадина! сказал Сашка и засмеялся и поехал к друзьям. 12 А, Александр! Даёшь свадьбу, прохвост? Нет, не даю. Примите блудного сына. И поклонился. Наконец-то. Мы долго ждали, Александр. Мы всё-таки верили в то светлое, что в тебе было. Де Голь! стаканищева! Дал пинчищу? Она мне дала. Сашка выпил и рассказал и письмо прочёл. Инстинкт щенка, инстинкт щенка! Деньги офицерские ей нужны, а не щенок! Ну чего ей с тебя взять? Стул и топчан? Но всё же молодец она баба, что вернула нам красавца. Друзья! За Гальку, офицерскую жену! Сашка выпил. В глазах у него стояли слёзы. Друзья были рады и не скрывали своей радости. Сашка расплакался навзрыд. Он был самым мужественным, но ничего не мог сделать. Это всё водка, ребята, водка, не она, не подумайте. Мне нельзя сейчас пить. Это пройдёт. А на то мы тебе и друзья, дурашка, что больше пить тебе не дадим! Правильно я говорю, хулиганьё? Хлопцы, выпьем за Саньку без Саньки! Кхе, кхе. Спасибо, мои моложавые друзья. Охо, к тебе возвращается остроумие. Это меня успокаивает, мой друг, прошамкал де Голь и обнял Сашку. Стало тепло. Ребята, сорём гимн? Профессор, за фортепьяно! Попрошу без отговорок по поводу дребезжанья третьей струны. Эхма, молоток, Санёк! Ребятки! Сокол наш вернулся, алкоголичек наш милый надоумился! Да я тебе на струнах сердца своего гимн синтервьюирую! Вперёд, лихачи! Искры камина горят, как рубины, И улетают с дымком голубым. Из молодого, цветущего, юного Стал я угрюмым, больным и седым… 13 Поздно вечером Сашка вошёл в свою комнату. Плохо. И утром было плохо. И весь день на работе. Душа мерно кровоточила. Вечером, когда пришли пьяницы, Сашка сказал: Только пить мне не давайте, а то я повешусь. Сказал очень серьёзно и жалобно. А нам можно, Санёк? Ну, конечно. Они очень любили Сашку. Но первый же стакан всё изменил. Гнилая кровь приняла отраву. Зрение стало кривым. «Какие же мы друзья, если он не выпьет? Значит, мы не вместе?» Пей, Саня, не уходи от коллектива! Ребята, я серьёзно говорю. Это плохо кончится. Пей, гад, а то в харю дам! пропищал Профессор. Его уже больше не рвало. Истина в вине и ресторане! Сашка рассмеялся и выпил. И всё пошло, как в часовом механизме. 14 Сколько их было, Витёк, человек тридцать, наверное, было? Какой тридцать! Пятьдесят, если не больше. А нас десять. Считай девять. Петьку-то Пьянчужку мы с вещами оставили… Это ж надо! Десять человек поехали посёлок лупить. Отчаянная вылазка! Не десять, а девять. Петьку-то Пьянчужку мы с вещами оставили. …Ну да… Стоим мы в кустах, а они идут… Да, это ты здорово… Главное, им было меня найти… Пятьдесят от десятерых! От девятерых! Петьку-то Пьянчужку… И ничего мы не оторопели… Ну ты из себя Кутузова-то не строй… Козёл! Я дам козёл!… Де Голь! Вы забыли свои обязанности! Пардон, друзья, разливаю… Друзья, по-моему, у де Голя не глаз, а ватерпас.. Кха, кха. За де Голя! Урря!!!… А всё-таки такой дружбы, как у нас, нигде нет! сказал Сашка. Он врал. Ему не было хорошо. И от этого в душе подымалось раздражение. «Они хорьки. Маленькие, сморщенные, гадкие хорьки… А Петьку Пьянчужку оставили с вещами. И через десять, пятнадцать лет… А мне, кроме них, не к кому. А один я жить не могу, я не сильный. Я был сильный. Попили, попировали… Четыре года было хорошо. Бесплатно?…» Саня, вдарь «Чёрного»! Хорошо, я вдарю вам «Чёрного». Лицо искривилось. Но они ничего не замечали. До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. Саня, у тебя душа! Я плачу, Санька! Саня, приди и возьми! Де Голь!! После этой вещи у меня трясутся руки. Разливайте сами. Ну вас совсем… Я пла´чу, Саня! Сашка посмотрел на них детскими сконфуженными глазами. 15 Утром Сашка на работу не пошёл. То-ска-а! У тоски был сладковатый запах крови на запекшихся губах. Он посмотрел в окно на зимнюю металлическую крышу. Крыша была похожа на старуху. А Работать стало не нужно. Сашка оставил записку и повесился на чердаке, пропахшем кошачьим калом. «Ребята. Все вы немного виноваты передо мной. Но я на вас не обижаюсь. Теперь всё равно. Вы хорошие люди. Самые лучшие, каких я встречал. Но вы пьяницы. Спасайтесь!" 16 Они сидели, прижавшись друг к другу и осиротев, и зачумлённо смотрели на холодную металлическую крышу. Если к крыше прижаться языком, язык прилипнет. Как же? А через три часа, когда Зелёный Змий подал руку помощи, они сидели за столом. Эх, грянем, братцы, удалую На помин его души… Кровь была отравлена. В воздухе плавали смех, синий дым и ещё что-то. Потому что пели они жутко. И в пении была их душа. У них была одна душа. Одна пьяная старая душа. А на душе было чувство обиды и чувство вины перед Сашкой и обречённое сознание гибнущей жизни. |