ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Отъезд в деревню

 

 

 

Они мчались вдвоем в поезде, глядя в окно на то, как на горизонте гаснет слабое зимнее солнце, последние лучи которого неярко переливались на снегу. Михаил с интересом смотрел на верхушки деревьев, покрытые мох-натыми шапками снега, на замерзшие реки, на дым из печей деревенских до-мов.

- Неужели мы правда с тобой куда-то едем? – спросил он у Кристины, которая сидела рядом. Он не верил своим глазам, и реальность казалась ка-ким-то теплым сном, будто ожили страницы детских сказок и теперь радостно ворвались в его жизнь. Да нет же, все происходит на самом деле. Они едут вдвоем в деревню, и самая любимая девушка сидит напротив. Она одета в пе-стрый свитер, который связала своими руками. Размешивает ложечкой чай в стакане. В таком стакане, который Миша видел только в фильмах, когда ге-рои ехали куда-нибудь.

Вся жизнь, все двадцать лет были проведены в каком-то кошмарном бре-ду, где сначала были стены дома и тоска, а потом – храм и серый туман странных мыслей и идей. Будто бы кто-то очень добрый и ласковый взял его за руку и теперь вытащил на свет. И не просто кто-то, а Кристина.

- Да, мы едем в деревню! Здорово. Знаешь, я так рада! – она улыбну-лась, но потом почти сразу надула губки. – А ты небось и не заметил, что мы с тобой в последнее время редко бываем вместе.

- Ты же знаешь, я…

- Нет, не знаю. Ничего не хочу знать. Иногда мне кажется, что тебе все равно. Глупый, ведь я люблю тебя. А ты не дорожишь мной. Мне иногда кажется, тебе будет все равно, если я вдруг исчезну из твоей жизни.

- Милая, перестань! Ну прошу, не обижайся! – он приласкал ее. – Обе-щаю, что отныне все будет по-другому. Но тут многое будет зависеть и от тебя. - Он помолчал. Кристина сосредоточилась. – Я никогда ни о чем не просил тебя раньше. Теперь же… прошу. Помоги, вырви меня из когтей секты.

- Что?!

- Да, из когтей секты, которую я создал вот этими проклятыми руками. Из этой организации под названием церковь Монахара, обирающей людей на улицах.

- Прости, но мне странно слышать это.

- Правильно. Потому что я все время молчал и хранил эти мысли в сво-ем сердце. Понимаешь, поначалу-то я надеялся, что, когда мы построим храм, наладим контакты с людьми, дела пойдут по-иному. Нет. С каждым днем все только хуже.

Колеса мерно стучали. Где-то впереди, должно быть, в соседнем купе, кто-то очень оживленно спорил, были слышны голоса.

- Хорошо, - Кристина поставила недопитый чай на столик. –Теперь и я могу открыться тебе. Я давно поняла, что сама идея не принесет ничего но-вого, а только погубит последние искорки хорошего. Сначала, когда нам бы-ло по четырнадцать лет, и мы собирались на дачах вот в такую же погоду, я верила твоим словам, открыто слушала. Но потом все изменилось. Я поняла, что ты крутишься на одном месте. Прости, Миша. Я очень люблю тебя как че-ловека. Ты самый близкий и родной для меня на земле. Но мне кажется, что твое учение, философия и прочее – как бы фрагментарны, размыты, и основа-ны на призрачных воспоминаниях о том кошмарном дне, когда Щербец толкнул тебя на весы жизни и смерти. И согласись, что учения, как упорядоченной системы взглядов просто нет. Так значит, ты хочешь, чтоб я помогла тебе?

- Да! – прошептал Провалов, и его глаза загорелись огнем.

- А знаешь, что тебе самому нужно сделать?

- Что?

- Забыть! – она выдержала паузу и внимательно посмотрела на Михаила. – Забыть все то, что испортило твою жизнь! – эмоции взяли верх, и показа-лось, что она вот-вот разрыдается.

- Про камень и удар головой – забудь. Про тоску и метания – забудь. Про храм и Монахара, слышишь! – она отвернулась.

- Уже все позади, уверяю! Прошу, успокойся. Ну, Кристинка, посмотри на меня.

- Хочу верить.

- Мне нужна только ты, а не этот мистический Монахар, которого, быть может, и нет на самом деле. Знаешь, я со временем, взрослея, начал пони-мать, что Николаев, то есть Борис Андреевич, возможно, был прав насчет того, что эти лучи света, голоса и прочая… - он запнулся, потом отпил чай из стакана. Собрался, и нашел в себе силы, чтобы сказать то, что хотел, - и прочая ересь не что иное, как видение. Процесс в мозгу. Мне не повезло в том плане, что мама у меня слишком мягкая и добрая. Запрети она мне, глупому, заниматься этой религией, может, и дела тогда пошли бы по-другому.

- Не получилось бы. Ты был одержим.

- Все правильно. Я и сейчас одержим, вот только иной идеей - изба-виться и уйти. Как думаешь, у меня получится?

Он надеялся, что она ответит «да», но Кристина молча смотрела в пол. Наконец она вздохнула:

- Не надейся, что это будет так просто.

- Почему?

- Тебя не отпустят, ты врос в секту, как никто другой. Ведь ты осно-ватель.

- Я уже все решил. Мое место займет Суворин. Он справится.

- Не думаю, что братья согласятся поменять своего лидера. Да, может, Женя и справится. Но ведь он – не тот, кто видел Бога и разговаривал с ним.

- Да я тоже не тот.

- А вот это будешь объяснять монахарцам, которых на протяжении шести лет убеждал в обратном.

- Думаешь, они не отпустят меня так просто? – в его голосе чувство-вался наивный испуг.

Кристина покачала головой:

- Ты полагаешь, что независим? Считаешь себя лидером.

- Я и есть лидер.

- Да и нет. Ты – формальная необходимость. Лицо, символ, при помощи которого идет обогащение.

- Не понимаю, о чем ты.

- На самом деле все очень просто. Деньги, которые приходят в цер-ковь, далеко не все идут в казну. Кто-то начал вести двойную бухгалтерию, часть средств оставляя себе.

- Кто же. Неужели Дрюха Щербец!

- Не думаю. Хотя и не собираюсь сейчас никого обвинять. Потому что суть не в этом. Те гроши, что попадают тебе – это, скажем, пять, от силы десять процентов того, что приносят. Теперь ты понимаешь, какой ты ли-дер?!

Провалов сосредоточился, брови сошлись на переносице:

- А почему же тогда ты молчала, раз знала обо всем этом. Я быстро бы со всем этим разобрался.

- Нет, - оборвала она, - если бы стал разбираться то тебя просто убили бы, и все.

- Не может быть.

Кристина на мгновение задумалась, потом продолжила:

- Как ты не поймешь, какого зверя выпустил в свет! Все по началу бы-ло весело и здорово. Бог, Монахар, свобода. До тех пор пока не коснулись денег. Теперь ты вляпался по уши.

- Понимаю… - мрачно произнес он, потупив голову.

- Одно ты сделал правильно – то, что решил уехать на время. Подумай хорошо о том, как быть дальше. Но и не забывай! – она засмеялась, и обня-ла его, - мы едем отдыхать и встречать новый год. Пусть он станет годом твоего перерождения.

- Хорошо, - он поцеловал ее, - я постараюсь расслабится и неспешно поразмышлять над будущим. Может, в тиши и покое найду приемлемый выход.

Колеса продолжали мерно стучать по рельсам. Спорившие в соседнем ку-пе наконец замолчали. Может быть, помирились, или просто устали.

Миша прилег на подушку и принялся смотреть в потолок.

«В принципе, - размышлял он, - я уже знаю, как поступить, - посмот-рел на Кристину, - только ей пока лучше ни о чем не говорить».

 

 

Через два дня они наконец добрались до места назначения.

- Ух! – сказала Кристина, выходя на перрон. Михаил вылез из вагона первым, чтобы спустить сумки, а потом протянул руку своей девушке. – Как здесь холодно.

- А как деревенька-то называется? –спросил Михаил, забросив за спину большой и круглый рюкзак.

- Семёнково. Родное село моей покойной мамы. Здесь такой замечатель-ный народ живет!

- Хочется верить. – Пробубнил Михаил, ощущая тяжесть сумок, которые придется нести. - Слушай, а отсюда далеко идти?

- Как тебе сказать… - Кристина приложила ладошку, одетую в веселую расписную варежку, к глазам и посмотрела вдаль. – Посмотри. Вон – видишь, вдали дымят печные трубы?

- Эх-ма! Так это версты три, не меньше.

Кристина залилась смехом:

- Да ты, небось, никогда в жизни на такие «большие» расстояния не ходил!

- Ты что! Вспомни, как лазили через грязь и топь, чтоб на дачи по-пасть. – Сказал он и тут же смутился, потому что пообещал не возвращаться к этим воспоминаниям.

Она в ответ сделала вид, что ничего не слышала и продолжила все тем же веселым голосом:

- Давай-давай, шагаем быстрее. А то замерзнем.

- С такой поклажей не замерзнешь! - сказал он вслух, а сам подумал: «Чего это она там такого нагрузила? Ей-богу, будто переезжаем мы с ней в это захолустье. Наверное, подарков родным набрала. А у нее ведь этих «родных» - вся деревня».

У Кристины было прекрасное настроение. Она шла впереди – такая эле-гантная, стройная, и Мише почему-то показалось, что он сейчас очень похож на негра-раба, который несет за своей хозяйкой ее вещи.

Однако это была его королева, которой Миша был готов с радостью слу-жить, выполняя любые желания, лишь бы удостоиться ее нежной улыбки и по-хвалы. Они шли вдвоем по дороге, расчищенной от снега. Миша с интересом смотрел по сторонам. Опустив сумки, он окликнул подругу:

- Кристинка, стой!

Она обернулась:

- Почему встали? Что за несанкционированный привал!

- Погоди, - он снял шапку и утер пот со лба. – Дай передохнуть хоть минутку.

- Какой ты у меня нежный и слабый!

Он покраснел, но не обиделся. В этих словах было что-то ласковое, доброе, участливое.

- Да ладно уж! Я б без проблем донес твои сумки, только мы отдыхать приехали, правильно? Зачем зря напрягаться? Лучше скажи, далеко нам еще?

- Ну, если не будешь так лениться, то через минут двадцать будем на месте.

Неровно дыша, Провалов с удовольствием смотрел на огромное белое пространство поля, покрытое местами свежими заячьими следами. Различил две полоски, уходящие куда-то далеко, к самому горизонту: совсем недавно проехал лыжник.

- Хорошо здесь, - Миша улыбнулся.

- Не то слово! Пошли-пошли, хватит бездельничать. – Подгоняла она.

- Так точно. Ну и строгая ты у меня! – весело сказал он и вновь взялся за ручки.

- Уж какая есть, – засмеялась она в ответ.

 

***

 

Через несколько минут они увидели ухоженные бревенчатые дома, окру-женные низкими, почти полностью вросшими в снег заборами. Михаил наконец понял, чем же отличается город от деревни. Не столько разница в масшта-бах, количестве людей, сколько в уникальности. В Семёнково каждый дом представлял собой строение, не похожее ни на какое другое. Каждый дом был неким произведением искусства, результатом кропотливого, творческого тру-да местных зодчих.

- Деревню-то еще беглые староверы обосновали в конце семнадцатого века. - Сказала Кристина, когда они шли вдвоем по центральной улочке, - А до них это место пустовало. Но затем постепенно сельчане начали принимать новые порядки, стали креститься тремя перстами. В общем, старообрядцев здесь больше нет, зато все традиции остались. Этим избам - минимум по сто лет. Их еще деды нынешних седовласых старух строили. Главное, пра-вильно построить и следить за всем, поправлять вовремя. Чувствуешь, как старой Русью от них веет?

- Здорово! – изо рта Провалова вырвалось облако белого пара. – Не то, что в городе. Все дома одинаковые, будто по трафарету их лепили.

- Что правда, то правда. Меня тоже многоэтажки шаблонные угнетают. Как взгляну на них – сразу тошно становится. Думаешь, я просто так пред-ложила приехать именно сюда? Уж тут точно хорошо отдохнем.

- Ты у меня умная, ничего не скажешь! – похвалил ее Миша.

В одном из дворов, согнувшись в три погибели, пыхтя и кряхтя, над низким пнем стоял старик. Клубы пара валили изо рта. Он неспешно рубил дрова, размеренно опуская топор на очередной чурбан. Разрубленные паленья дедушка аккуратно собирал и складывал в одну кучу. Потом он поднял глаза и стал внимательно рассматривать приезжих. Когда те приблизились, при-ветливо заулыбался и поспешил им навстречу:

- Ой, кто пожаловал. Кристинка, да неужели это ты?

- Я, Поликарп Тимофеич, кто еще? – Кристина улыбнулась и шепнула на ухо Мише:

- Это самый веселый обитатель деревни. В детстве он мне часто сказки рассказывал.

Лицо старика раскраснелось.

- Заждались тебя, родная.

- Да вот бабушку решила навестить, посмотреть, как она тут живет.

- Ефимовна-то? Так что ж ей будет-то? С хозяйством своим пока справ-ляется, не бросает, - помолчав, добавил. – Вот радость-то!

- Поликарп Тимофеич, познакомься! Это Михаил.

Старик широко улыбнулся:

- Хорош малый, только сразу видно, городской. Уморился поди сумки переть, не привычный к труду физическому. Да это ничего страшного. Умные Вы, образованные. Небось, учишься где?

- Я?

- Да, он у меня специалист по религиям. Теософ. – Кристина решила соврать, решив, что такое определение будет звучать лучше, чем сектант-ский лидер.

- Робята, может, я вас провожу?

- Как хотите, Поликарп Тимофеич. – ответила девушка.

Они шли втроем по сельской дороге. Старик, расправив плечи, шагал впереди и выкрикивал на всю деревню:

- Солнышко наше приехало! Радость наша!

Люди выходили из сенцев посмотреть, что это дед расшумелся. Завидев Кристину, улыбались, приветствовали. Веселые солнечные зайчики, отражаясь от стекол окон, радостно слепили глаза.

Провалов и представить себе не мог, что остались на земле еще такие люди: добрые, приветливые. Их души были чисты и открыты, потому как знали – скрывать теплых чувств не стоит, тебе ответят тем же. И не плюнут, не посмеются, потому что здесь так не принято. И будто бы Семёнково – другая планета, где обитают похожие внешне на горожан создания, совсем отличаю-щиеся от них внутренне. Бесхитростные, широко улыбающиеся, лишь только увидят тебя. Несмотря на невысокий уровень образования они наделены уни-кальной природной мудростью, которая передавалась из поколения в поколе-ние с молоком матери, поддерживалась устоями и обычаями жизни, характер-ными для русской культуры и православия, а также своеобразной деревенской этикой, складывавшейся по крупицам на протяжении многих столетий.

- У нас Новый год скоро! – сказал Поликарп Тимофеевич, - как всегда, по всем канонам справлять будем.

«Вот и первое, о чем стоит хорошо подумать, - размышлял про себя Ми-хаил. – Сельчане отмечают праздник строго по определенному канону. И что в этом плохого?»

Тем не менее, они приближались к центру деревни. Наконец останови-лись возле большой избы.

- А домик-то изменился, - сказала Кристина, глядя на знакомое с дет-ства строение. – Покрасили, пристройку смастерили.

- Да, - ответил старик. – Да и сарай старый, что за домом стоял, кривой такой? Помнишь, небось? Снесли. Как вот потеплеет, в апреле-мае с мужичками новый срубим. А-то как же: надо Ефимовне подсобить.

- Тимофеич, да ты никак за ней приударил, я гляжу? – засмеялась Кри-стина.

- Ну, - покряхтел смущенно старик, - я хоть и не молодой уже, да все ж рано меня в немощные записывать. Хозяйство держать могу, не пью, добро почем зря не проматываю. Потом, одинокий.

- Ой, Тимофеич, ой, Казанова! – девушка не могла удержать смех.

Миша отвлекся от размышлений и робко присоединился к смеху Кристины.

- Ну, пойдемте в дом, ребятушки. – Сказал Тимофеич. – Эге-ге-хей, Ефи-мов-на! Выйди, подивись, кого я тебе привел!

***

 

Миша несмело шагнул к двери, но тут же отскочил в сторону: из будки выскочил пес и принялся громко лаять, рваться с цепи. Тимофеич сдвинул кустистые брови, и, подняв хворостину, накинулся на собаку:

- А ну сгинь, окаянный! – пес, поскулив, забился обратно.

- Ты чего расшумелся, Поликарп Тимофеич, псину мою гоняешь? – на по-рог вышла женщина. На вид ей было не больше шестидесяти лет. Ее лицо рас-краснелось, и Михаил решил, что она все утро провела возле горячей печи.

- Ой, батюшки! – воскликнула она, - Кристинушка, неужели пожалова-ла?!

- Я, бабушка.

Они долго стояли, целовались, обнимались, охали и ахали.

Мужики – Миша, Тимофеич и пес, который вылез из будки, скромно опус-тив хвост, наблюдали за ними и чувствовали себя не в своей тарелке. Миша прислушался, о чем они говорят:

- Жених твой? – старушка покосилась на Провалова, в глазах промельк-нул хитрый огонек.

- Ага.

- Ты погляди, какого отхватила. Статный.

- Во-во. А ты что ж Тимофеича никак не отхватишь, он вон как топором орудует.

- Да иди ты, куда ж мне.

- Не скажи, бабуль, не скажи!

- Ладно, зови гостей в дом.

Миша и Тимофеич прошли в дом и разулись. Потом сели на лавку.

Кристина с бабушкой крутились у печи, наверно, готовились собирать на стол. Правда, получалось у них это очень медленно: они в основном го-ворили о чем-то, смеялись, шептались.

Тимофеич поглаживал бороду:

- Да, хорошо у нас здесь. Дружно живем, помогаем. В церковь по вос-кресеньям ходим, Богу молимся. Строго живем, но и повеселиться, погулять можем. Эх, благодать тут, Мишутка, о какой ты никогда не слыхивал. А ле-том и подавно. Такие зори, восходы. Покосы высокие, сочные. А рыбалка ка-кая! Я вот в июле-месяце во какого сома поймал!

Старик широко раскинул руки в стороны, так, что Мише пришлось посто-рониться, чтобы уступить дорогу примерному размеру Тимофеичева сома.

- Вот так-то! – он засмеялся беззубым ртом и Провалов, заглядывая в уголки его сощуренных глаз, почувствовал, будто знает Тимофеича всю жизнь. Казалось, они прожили бок о бок целый век, и теперь могут говорить о чем угодно и открыто, ничего не боясь, без комплексов открывать душу.

- А еще на охоту сходить можно. Тут на диких озерах такие утки! В общем, вам бы летом приехать, тогда я б тебе показал, чем славится Семён-ково. А если честно, - он наклонился к уху и прошептал:

- Может, глупостью покажется, но вам бы с Кристинушкой сюда навсегда перебраться. Так лучше будет для тебя и для нее. Плюньте на город воню-чий, не ждет там вас никто. Я хоть институтов не кончал, но душу челове-ческую хорошо знаю, жизнь научила. Я вот разок только взглянул на тебя, Мишутка, и сразу понял: больна душа твоя, страшные черви гложут. Но здесь ты избавишься от них. Я помогу. Другие помогут.

Михаил промолчал.

- Тебе лет-то сколько?

- Двадцать один скоро.

- Вот, а выглядишь, будто на пенсию пора выходить. А к пятидесяти как корыто битое-перебитое станешь. Мне вот уже за шестьдесят, а я еще о-го-го! – Тимофеич подмигнул, имея ввиду Ефимовну. Миша невольно улыбнул-ся. – Пусть здоровье не то, но вот здесь, - он ткнул себя кулаком в грудь, - все в порядке, понимаешь, на месте. Я никогда не почувствую себя стариком. Пусть спина гнется плохо, а я все равно возьму бревно и распи-лю. Скажу себе – должен, сумею. Пусть глаз не тот, вижу плохо, а гвоздь с одного удара загоню. Вот и ты коснись груди и поищи там силу, которая скажет: «Я смогу бросить эту чепуху!»

- Откуда вы можете знать, о чем я постоянно думаю?

Тимофеич засмеялся:

- А я и не знаю ничего. Не хочешь рассказать, поделиться?

- Простите, пока нет. Не готов.

- Ничего страшного, Миш. Спешить нам некуда. Походи, подумай, а как сам захочешь – так выложи душу. Поверь, я тебе плохого никогда не посове-тую.

- Так, мужчины! – Ефимовна, все с таким же здоровым, румяным лицом, отвлекла их от беседы. – Живо садитесь за стол.

- В общем, хорошо у нас здесь. – Сказал еще раз Тимофеич.

 

 

Провалов с аппетитом набросился на предложенные блюда. Ему так на-доели бутерброды и супчики из пакета, которыми приходилось питаться в по-езде. Да и в городе, в своей повседневной жизни, он ел что попало. Гото-вила Ефимовна просто замечательно:

- Давай-давай, смело налегай, милок, не стесняйся! – старуха с любо-пытством рассматривала парня. Она сидела рядом с Тимофеичем, оперев ло-коть о край стола и положив голову на ладонь. – Кристинка, штой-то больно чахлый он у тебя, ей богу.

Михаил поперхнулся от такой прямолинейности, но, подумав, что здесь, наверно, так принято, продолжил дальше кусать большой пельмень, от кото-рого исходил горячий, ароматный пар.

- Ничего, - вступился Тимофеич, - у нас поживет, живо поправится. – Потом, отхлебнув большой деревянной ложкой густых щей, добавил:

- Вы, бабы, главное кормить нас не забывайте. А уж мы всегда на по-мощь поспешим, коль надо. Я вон уморился топором махать, а он – сумки пе-реть.

- Чуть не забыла! – воскликнула Кристина и, вскочив со стола, стала копаться в одной из сумок. – На, это тебе, бабушка, носи на здоровье, - и она достала пеструю шаль.

- Ой, Кристинушка, - Ефимовна залилась смехом, - да на кой она мне, старухе, такая красивая. Ты б мне еще бальное платье привезла.

- Ну, не скажи, - весело ответила девушка.

Тимофеич утер усы и, доедая краюху хлеба, улыбнулся:

- Ну, хозяюшка, спасибо тебе, ублажила. В долгу не останусь. К вече-ру дровишек принесу. От меня ведь тоже польза должна быть.

Ефимовна поднялась с табурета и, подойдя к зеркалу, посмотрела, как шаль смотрится на плечах:

- Красавица, чего говорить. Эх, хорошая ты баба, Ефимовна, дай тебя расцелую! – заливался Тимофеич.

- Ой, молчал бы лучше, старый бесстыдник.

Дед весело подмигнул Мише.

- Семёновский Дон Жуан, - весело хихикнула Кристина и обняла старич-ка.

После обеда Кристина и Миша пошли погулять. На улице бегали деревен-ские ребятишки и, весело смеясь, бросались плотными снежками. Временами они переводили свою веселую «войну» в прямой «рукопашный» бой, валяли друг друга в снег, громко смеялись. Провалов посмотрел на них, и ему по-чему-то стало грустно:

- Знаешь, - сказал он Кристине, - как же мне чертовки хочется стать такими же, как они. Вот так, забыв обо всем, пуститься в простую бесхит-ростную игру и практически ни о чем не думать. Я никогда не был нормаль-ным ребенком. Вернее, после удара о камень.

- Зато еще не все потеряно. Ты вполне можешь стать нормальным чело-веком.

- Может быть.

- Не может, а точно! Именно для этого мы здесь. Пойдем, я познакомлю тебя с одним очень интересным человеком. Возможно, у него ты найдешь от-веты на многие вопросы.