«Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог».

А. Пушкин «Евгений Онегин»

 

 

I

 

«Мой дядя жил всегда без правил

И до сих пор не занемог.

Он уваженье в грош не ставил

И не выдумывал, что мог.

Как можно рифмовать такие

Слова - ведь однокоренные!

О интересно, Пушкин смог

Принять бы дерзкий мой упрек?

Хотя в порыве вдохновенья

Какой порядочный поэт,

Творя поэму иль сонет,

Был строгим к своему творенью!

Мог он и смыслом пренебречь,

Была бы только внятной речь».

 

II

Так в размышленьи этом странном

Наш новый пребывал герой.

Да быть ему здесь безымянным

И появляться лишь порой!

Для современных поколений

Неважно - будет он Евгений,

Иван, Василий, Петр, Федот,

Абрам… - нет, здесь не анекдот!

Сто лет назад, мы знаем с вами,

Один сатирик и поэт*

Роман в стихах свой вывел в свет;

В нем был Базарова чертами

Онегин новый наделен;

Сюжет почти же сохранен.

 

III

 

Тут благородно подражанье,

И я решил, читатель мой,

Свое наивное созданье

Облечь онегинской строфой.

Поверьте, ямб четырехстопный –

Размер достаточно удобный;

Как ни крути – со всех сторон,

Как табурет, устойчив он.

Люблю гекзаметр я античный

Но попадись антисемит,

Сочтет (не всяк в душе пиит),

Его фамилией циничной.

Вот и Гомер, гласит молва,

Был древним греком лишь едва.

 

_______________________________

* Имеется ввиду роман в стихах поэта-сатирика XIX в. Дмитрия Минаева “Евгений Онегин нашего времени”.

 

IV

 

Родным для нашего героя

Был город на брегах Невы.

Порой случается такое -

Жить там, где все ж родились вы.

А кто с лимитною пропиской

С лет молодых столкнулся близко

И Петербургом был пленен…

С тех пор в нем и прописан он.

Герой же обладал наш скромно

Простым достоинством одним:

Был петербуржцем коренным -

Сказать посмейте: дар никчемный!

Но знал он, искренний педант,

Что дар есть не всегда талант.

 

 

V

 

Обычным будучи ребенком,

Пошел он в школу за углом;

Его примерным октябренком

Мечтать учили день за днем

О всем предписанном наследстве –

О пионерском славном детстве.

Со златокудрым Ильичом

На сером пиджачке своем

Носил он звездочку доколе

Под барабанов бравый бой

Он, от восторга сам не свой,

Был не введен в зал главный школе,

Где пятипалый символ днем

Зарделся галстука огнем.

 

VI

 

И дева старая – вожатый -

Под тяжкий шелест кумача

Его блюсти взывала свято

Тогда заветы Ильича;

И были всех важней на свете

«Святые» заповеди эти.

Им было трудно счет вести -

Их было больше десяти!

Не всё быть отроком веселым…

Настала юности пора,

Что звалось шалостью вчера,

То пресекалось комсомолом!

Кто ж, комсомольцем юным став,

Не чтил доходчивый Устав!

 

VII

 

Все помнят: членство в комсомоле

Рождало в юношей сердцах

Неведомые им доколе

Смятенье и неясный страх.

У рядового даже члена

Имелось чувство: жизнь так тленна,

Когда в играющей крови

Нет важной составной – любви.

На юной девы грудь все чаще

Был взгляд пытливый устремлен…

Как будоражил чувства он -

Лик златом Ильича блестящий!

Так вытеснял коварный пол

Из подсознанья комсомол.

 

VIII

 

«Все мы учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь»,

Но и познания дорога

В убогий переходит путь.

Кто дать мог отроку толковый

Совет, хотя бы пустяковый,

Как знанья применить… Итог –

Забыл он скоро все, что мог.

Ну, разве в школе нас учили

Писать, не ставя запятых,

Ни дат и ни имен простых

Не знать, не помнить, что творили

До нас великие умы –

Так, черт возьми, что помним мы!

 

IX

 

Легко нам жить на белом свете -

Да, пишем мы без запятых.

Что знаки препинанья эти, -

Мы запинаемся без них.

Ну, и, конечно, перл творенья –

Не выделять и обращенье.

Обычно пишет «грамотей»:

«Привет дружище друг Андрей!»

А если вводное уж слово

Или причастный оборот,

То их в гробу видал народ –

Как русский старый, так и новый.

Ах, шли б ко всем чертям скорей

Вы с пунктуацией своей!

 

X

 

Не говоря об эрудитах,

Их шишконосных головах,

Хранящих истин сомн избитых

Суть интеллектуальный прах, -

Давайте примем мы простое

За норму правило такое:

Не должен мозг быть у юнца

Подобен чреву огурца.

По осени всегда последний,

Созревший, семя выдает,

И вырастает в свой черед

Потомство вкусное, но бредни,

(Какие может ум рождать

Незрелый) с чем употреблять?

 

XI

 

Кто с юных лет был равнодушен

К тому, что книгой мы зовем,

И лишь природе был послушен

В несложном естестве своем;

И не тревожило чьи чувства

Ничуть высокое искусство;

Кто мир на ощупь познавал,

И о духовном не алкал;

Чья лишь раз в год на флюорограмме

Душа «высокая» видна

И обреченно стеснена

Грудной лишь клетки бренной рамой, -

Тот жизнь познал, как агроном

В колхозном поле чернозем.

 

XII

 

Герой наш числился студентом

В одном из ВУЗов городских,

Готовясь стать ингредиентом

В салате пресном «молодых

Специалистов» – так их праздно

Звал даже неуч самый разный.

А был студентом он тогда,

В восьмидесятые года...

Иных уж нет, кто ухмылялся

В Эпоху Пышных Похорон,

Когда раз в год со всех сторон

Марш похоронный раздавался.

О, смертен каждый человек –

Пусть он по должности генсек!

 

XIII

 

Тогда довольно было сложно

Понять кто прав, кто виноват.

Но так всегда благонадежно,

Когда все, думая, молчат!

Кто был гоним за убежденья,

Достоин ныне уваженья;

Кто бился с внутренним «врагом»,

Всплыл «перестроечным» дер…м.

Гнездо ли лучше иль скворечник,

Змеиный яд или елей…

Что хуже: диссидент-еврей

Иль все же русский КГБешник?

Того, кто был в догадках смел,

Тогда ждал правильный удел.

 

XIV

 

Всё, чем «по праву» мы владели,

Уж в Лету кануло давно,

Но дух «согбенный» в «новом» теле

Живет во всяком все равно.

Исчезнут сотни поколений,

Пока души российской гений

Прозреет и снесет на склад

Патриархальный свой уклад.

Хотя уж стало силлогизмом,

Что Мы – ни Запад, ни Восток -

Культур непримиримых сток,

Очередным покрытый измом.

Мы – коммунальный коридор! -

Со всех сторон и крик, и сор.

 

XV

 

Учила Партия в те годы

Без пива Родину любить,

Но жаждал «патриот» свободы

Его космополитом пить,

Да пятилеток век ударный,

Вкус пиву придавал кошмарный!

Тому причиной – ерунда -

Водопроводная вода…

Менталитет наш нерадивый!

Ну, как найти хотя б одну

На карте мира нам страну,

Где так кощунственно бы к пиву

Мог относиться круглый год

Его пить любящий народ!

 

XVI

 

Представить можно ли шотландца,

Который виски б разбавлял,

Или же бармена-испанца,

Который в Sangria б вливал

Вдруг воду из Гвадалквивира

Под дуновение Зефира

И мог затем бы продолжать

Живым за стойкой торговать!

Но буржуазные их нравы

Тогда ЦК по всем статьям

Все заклеймил, внушая нам,

Что там они во всём не правы.

Нас правом наделил Застой

Лишь пены наблюдать отстой.

 

XVII

 

Оставив тут аспект моральный

(С ним тяжко на Руси «святой»),

Признаем, что национальный

Напиток все ж совсем иной.

При заполнении любого

Кроссворда памятное слово

Одно идет на трезвый ум,

Не пробуждая прочих дум,

Когда пять букв вписать нам надо.

И что бы ни был за вопрос

(Пусть он наивнейший до слез),

Перо царапает с отрадой

Одно лишь слово - нам оно

Как «водка» было вменено.

 

 

XVIII

 

Нет, пиво все ж не наш напиток!

Нам водка больше по нутру,

Хоть в нем порой ее избыток

Лицо не красит по утру.

По вечерам – в большом подпитьи -

Все происходит по наитью:

Источник бед определить

И морду всласть ему набить,

Чтобы потом, прозрев с похмелья,

Его простить, облабызать,..

Врагов взаимных уж искать,

Задавшись непонятной целью.

Убога русская юдоль...

Тут вам не мюнхенский Jawohl!

 

XIX

 

Нет, не достичь в России в целом

Культуры их нам пития

«Да, скифы - мы!»*, но духом зрелым

Повергли натиск бытия:

Всегда в сознании томится

Желанье до смерти напиться...

Плохой в 30-х дал эффект

Пивной баварский “диалект”!

Подскажет даже опыт детский

Что, если дядям не допить,

То могут дел наворотить,

Что пагубен пример немецкий.

Кто пьян и уж не в силах пить,

Тот и врагов готов любить!

 

XX

 

Герой наш искренне и явно

Напитка оба уважал;

К ним безразличных, православный,

Шутя «неверными» он звал,

Усвоив ложно: мусульманин

Кумыс пьет, если он крестьянин,

А горожанин невзначай –

Коньяк или зеленый чай.

«Коль пиво - свыше «наказанье»,

То те, что были «спасены»,

Все к пиву вкуса лишены

Не в результате ль обрезанья?» -

Вот так за кружкою пивной

Наш философствовал герой.

 

XXI

 

Закончив институт успешно,

Пошел он в армию служить.

Спасла тут кафедра, конечно,

Военная, а то бы быть

Не лейтенантом симпатичным,

А только рядовым обычным.

Попал он в связи в батальон,

Где командиром взвода он

Служил положенное время,

Изведав «кадровый» сарказм,

Командно-строевой маразм,

Скрипучей портупеи бремя,

Уют просторных галифе

И страх от аuto da fe.

 

___________________

*«Да, скифы - мы!» - из поэмы А. Блока «Возмездие»

 

 

XXII

 

Свежи в мозгу воспоминанья

О «тяжких буднях боевых»

И показные испытанья

В канун проверок Главштабных;

Как, получив приказ, солдаты

Ретиво красили лопаты,

Паяльной лампой у ворот

«Неуставной» топили лед,

Зиме весной чтоб обернуться...

Не то инспектор-офицер,

Обхоженный сверх всяких мер,

Мог, сыт и пьян, вдруг поскользнуться

И мненье в раз переменить,

И о «бесчинствах» доложить!

 

XXIII

 

С солдатами политзанятья

Герой наш с толком проводил:

По карте с молодецкой статью

Указкой яростно водил,

Столицы вражеских стран НАТО

Учил зазубривать солдата

И всё, что только можно, про

Любимое Политбюро!

А в девять вечера на «Время»

(Тогда - по всем каналам трем

С тогдашним «нашим Ильичом»)

Солдат сгоняли вялых племя...

Да, был мозгов промывки час,

Когда «имело» «Время» нас!

 

XXIV

 

И в наши дни принципиально

Не изменилось ничего:

Поток вестей многоканальный

Всех душит нас до одного.

Вновь прессинг информационный

Наш давит разум обреченный;

Программы новостей подчас

Напоминают пересказ

Событий нудных в результате…

Как будто старый анекдот

Неугомонный идиот

Талдычит всем в своей палате

И завывает, сгоряча

На сетке панцирной скача.

 

XXV

 

Приятней все ж о неподвижном

Поговорить нам между тем:

О книгах, изобильи книжном,

Разнообразьи книжных тем.

Источник массовой культуры

И в виде есть литературы,

И, слава богу, что она

Хоть дара речи лишена.

Любым чревата содержаньем,

Любой имея внешний вид,

Молчание всегда хранит

Любая книга, с содроганьем

В нас не бросая сброд химер

Как телевизор, например.

 

XXVI

 

Не счесть издательств нынче книжных,

Изданий (ну на вкус любой!),

Книг в прошлом – боже как! - престижных…

Вполне мог книголюб иной

За нужный том в былые годы

Желанью страстному в угоду,

Войдя в библиофильский транс,

Отдать свой мизерный аванс;

Альбом с картинами Ван Гога,

Дега, Матисса и Моне

Хранить всю жизнь мог в тишине

Советской комнаты убогой,

Как ценный прадеда брегет

Или фамильный амулет.

 

XXVII

 

Теперь доступной книга стала;

Блуждает утомленный взгляд

Вдоль стеллажей и стендов зала…

Герой бывает наш не рад

Всей этой пестроте названий,

Обложек красочных мельканий

И сотню молодых имен

Цинично осуждает он:

«Писатель модный современный,

Не долго думая, берет

Обыкновенный анекдот

И создает «шедевр нетленный»,

Раздув талантливо сюжет

И получив шикарный бред».

 

XXVIII

 

Герой наш, вдумчивый читатель,

По Дому книги так блуждал

И, незадачливый мечтатель,

Он рассужденья продолжал:

«Идет читатель вот приличный

И в век ему наш прагматичный

Дана возможность почитать,

Что умудрились написать

С лихвой прозаики, поэты

Писавшие с древнейших пор…

И правомерным был бы спор

О том, счастлив иль нет, кто это

Умом способен все объять

И чуть мудрей при этом стать?

 

XXIXI

 

Читать ли мог Гомер, - не смею

Предположить, но написал

Он «Илиаду» с «Одиссеей».

Но вот представьте: прочитал

Он умных книг библиотеку,

Минувшего поэтов века

Премного сотен разных строф,

С размером скачущих стихов, -

Имели бы Гомера с вами

В том уникальном виде мы,

Когда б, избавлен он от тьмы,

Стоящей пред его очами,

Читал, читал бы день за днем

На ионическом своем?

 

XXX

 

Затем узнал его Вергилий,

Который Данте вдохновлял;

Того уже не без усилий

Мятежный Байрон вслух читал…

Так рос поэтов список длинный

Где современный, где старинный...

Теперь его ретивый бег

Продолжил XXI век.

И кто, когда замкнет тот свиток -

Поэт, что глядя в монитор,

Перо забыл с недавних пор

(О, вдохновению в убыток)?

О прозе (в рифму бы сказать!)

Всё то же можно написать.

 

XXXI

 

Давно престижным очень стало

Десятка книг названья знать,

Со знаний мнимых пьедестала,

Умело ими щеголять.

В любом «духовном» разговоре,

В «высоком» интеллектов споре

Всегда комплексовал, что сер,

Интеллигентный инженер,

Преподаватель, врач, чиновник,

Который даже не слыхал,

Что N-писатель накрапал

Роман свой новый… Так любовник

Вдруг узнает: ему жена

Сама давно уж неверна.

 

XXXII

 

Кто заучил названий “ценных”

Расхожий список новых книг,

Считает, что высот отменных

На чтенья поприще достиг.

Он может выкрикнуть с бравадой:

“Маркиза (как его!) де Сада

N не слабей волнует слух

И воспаляет юный дух!».

Но попроси для интереса

Прочесть его хоть пару строк,

Что написал когда-то Блок,

Или назвать одну хоть пьесу…

И скажет он, потупив взгляд:

«Ну, «Гамлет», ну, «Вишневый сад».

 

XXXIII

 

Один еще есть тест лукавый

На знанье классики простой.

Таков он: старше, боже правый,

Кто Достоевский иль Толстой?

Серьезный ум «библиофила»

Блеснет с шокирующей силой:

«Толстой! Ведь у него всегда

Была длиннее борода!»

Смешно, но это, мой читатель,

Хрестоматийнейших вещей

Есть знаний (должных быть ей-ей)

Весьма серьезный показатель.

Вот только толк ли есть от них

Для добродетелей людских.

 

XXXIV

 

Когда б количество их было

Всегда в пропорции прямой

С путем, что грешно исходила

Душа читательской стезей!

О чтоб с прочитанною книгой

Пороков тяжкие вериги

Легко спадали каждый раз,

Как книжный дух сходил на нас!

Порок в мученьях отступает

Пред благородством тех идей,

Что щедро с мудростью своей

Иная книга нам внушает.

Холодный ум же в свой черед

Берет формально их в зачет.

 

 

Продолжение следует...