Тебе писались неоднажды Стихи хозяином твоим; Любовью слог пронизан каждый – Как память ты им был любим. Ты ж был жесток наполовину, Терзая сердце господину Былым. И стал вдвойне жесток, Когда его не уберег. Ты кичился красой своею, Полукольцо, полупечать… Спеши же истину узнать: Чем проще друг, тем он вернее! Ты лучше б пуговицей был – Собой поэта заслонил! Тогда б тебе, как талисману, Достойной не было б цены, Ведь, отведя смертельну рану, Тобою были б спасены Поэт ко радости Минервы, А с ним и новые шедевры! Предвидя будущий скандал, Он на тебя лишь уповал. С тобой был Пушкин не разлучен, К тебе щекой, то взглядом льнул, Но ты перстом не шевельнул Когда над ним сгустились тучи: Мог палец дернуть поспеша За два шага до рубежа. Но ты был глух к его рефрену: «Храни меня, мой талисман…» Предатель ты и шарлатан, Коль дружбе предпочел измену. Кому-то слава Герострата: Дав выстрелить врагу вперед, Навечно ранил ты народ! И хоть поэт лежит в могиле Народу он все также мил; Ты Пушкина не сохранил, А мы тебя не сохранили. Хотел бы, гнусное кольцо, Тебе я посмотреть в лицо! Элиза другу подарила Тебя, попутав с близнецом, И чудодейственная сила Осталась вся в кольце другом. Ах, если б можно было б снова Елизовете Воронцовой, Чтоб не порвалась жизни нить, Тебя ему передарить! Но нет, история жестока – Поправки делать, не вольна: Погиб поэт; сама ж она Жила до старости глубокой. Вот почему сей амулет Не дал поэту долгих лет. |