Шум голосов в приёмной заставил меня оторваться от экрана ноутбука. Я раздражённо захлопнула справочник. Запиликал телефон: наконец-то я узнаю, что там происходит!

- Что?

- Простите, здесь посетитель, без записи. Я объяснила, что Вы сегодня не принимаете, но он… - Аллочка, мой секретарь, поняла, что я не в духе, и, кажется, спешила оправдаться.

- Пусть войдёт. Это мне пережить куда легче, чем вопли в приёмной.

Я положила трубку и повернулась к двери, готовясь встретить нежданного да ещё и шумного посетителя официально-суровым выражением лица. На пороге кабинета возник молодой мужчина характерной наружности: низкий лоб, короткий ежик выгоревших на солнце волос, плотная фигура. «Уши ломаные, нос, похоже, тоже не раз правили. Странно, что такой типаж устроил шухер в приёмной. Такие, обычно, молча прорываются…» - пока в моей голове проносились эти мысли, парень дошёл до середины кабинета и остановился в нерешительности. Неудивительно. Мебель здесь я расставила весьма хитро. Каждый посетитель на полпути к моему столу вставал перед выбором: обойти ли стоящее в центре кресло и сесть поближе ко мне или плюхнуться в мягкое кресло и оказаться практически на метр ниже меня. Выбравшие второе, уже через несколько секунд понимали неудобность своего положения: мой рабочий стол стоит на подиуме полуметровой высоты. Благодаря этим маленьким хитростям я практически никогда не оказывалась перед клиентом, кто бы он ни был, в положении наёмного исполнителя – условия диктует тот, кто выше. Се ля, так сказать, ви.

Он, к моему удивлению, в кресло не сел, а двинулся прямиком к моему столу. Остановился. Смотрит испытующе. Странно, в его глазах что-то есть. Неужели он ещё и с мозгами?..

- Присаживайтесь, чем обязана? – я указала ему на стоящий рядом стул

- Мне очень нужно было с Вами увидеться и именно сегодня. Ваша секретарь, простите, как мегера там на меня накинулась, а у меня вариантов больше нет, - опускаясь на стул, парень продолжал смотреть мне в глаза

- Ну рассказывайте, почему именно сегодня и почему я оказалась Вашим единственным вариантом.

Иронии он, похоже, не заметил. Впрочем, покрасневшая шея посетителя выдавала его волнение. Порывшись во внутреннем кармане короткой кожаной куртки, он достал увесистый кирпичик стодолларовых купюр и положил его мне на стол

- Дело Антонова. Я о Вас узнавал. Вы победите и он не уйдёт на зону. А он должен быть там. Обязательно. Его там очень ждут, поймите… – казалось, его короткие отрывистые фразы падают на мой стол увесистыми булыжниками.

- Дело Антонова действительно веду я. И, если вы действительно узнавали информацию обо мне, то должны знать, что я выигрываю не все дела и никогда не даю стопроцентной гарантии. Деньги я принимаю только от клиентов и только за работу, они вносятся в кассу. Кроме того, вам следует знать, что адвокат прекращает работу по делу, только если от него отказывается сам подзащитный. Что-то ещё? – я холодно посмотрела на посетителя.

Парень продолжал буравить меня отчаянным взглядом и молчал. Я многозначительно посмотрела на часы.

- Я сегодня уезжаю заграницу. Возможно не вернусь, - его голос утратил твёрдость, - Вы не должны защищать Антонова! Если Вы не хотите меня слушать, то может быть прочитаете это, а я зайду через час-полтора…

На мой стол легла школьная тетрадь в яркой обложке. Под смазливой мордашкой Дженифер Лопес аккуратным девчачьим почерком выведено: «Дневник. Личное. Не брать. Не читать»

- Здесь же написано, что это личное – усмехнулась я

- Ей это уже не повредит. Вчера она покончила с собой. Вот её билет, - парень вытащил из барсетки глянцевые люфтганзовские книжечки, - она им уже не воспользуется. А вот её фотографии. Пожалуйста, посмотрите, почитайте, а я приду через час.

Он встал и двинулся к двери. Я придвинула к себе тетрадь и конверт с фотографиями. Выходя из кабинета он оглянулся, но я уже открыла конверт и смотрела на снимки. На пляже, в кафе, на подиуме. С фотографий, то по-детски улыбаясь, то призывно-томно, то загадочно на меня смотрела довольно юная девушка.

«Понятно, одна из подиумных звёздочек. У таких сложно определить возраст. Порой, в четырнадцать они выглядят на двадцать. О, площадь Сан-Марко – девочка «отметилась» в Венеции? А это где? Видимо, в Эмиратах или Турции. Столик в первом ряду на шоу трансвеститов? Ну это, конечно же, Тайланд. Думаю, ей лет семнадцать. Хороша, ничего не скажешь. Но типичная. Изюминки нет…» - мой «фейс-контроль», чаще всего, даёт довольно точный результат, но, открыв дневник и пробежав глазами первые строки, я усмехнулась: ошибочка вышла, девочке-то шестнадцать! Вернее, было шестнадцать. Эта мысль мгновенно стёрла усмешку с моего лица. Я подняла трубку телефона:

- Аллочка, будь добра – чашку кофе, пепельницу и стакан молока. И ещё. Через час этот молодой человек вернётся, пропустишь его ко мне. А пока меня ни для кого нет.

- Поняла. Две минуты!

Я достала из стола пачку «Вог» и «стратегический» коробок – очередная зажигалка опять куда-то пропала. На этот случай в ящике моего стола всегда лежат картонные спички, которые я с упорством клептоманки волоку на Родину из отелей.

В кабинет вошла.. да нет, просочилась Аллочка. Поставив поднос на край стола, она положила передо мной пластиковую салфетку. На неё ровно, как по линеечке, встали чашка с горячим кофе, пепельница и высокий стакан с нежирным молоком. Совершив привычный ритуал, Аллочка удалилась так же бесшумно, как и вошла. Эта девочка за полтора года работы секретарём научилась так чутко улавливать моё настроение, что знает, когда ей стоит притвориться привидением, а когда можно присесть рядом со мной и поболтать о пустяках. Я знаю, что она мечтает стать когда-нибудь моим помощником, а потом – чем чёрт не шутит – и самостоятельным адвокатом. Что ж, задатки у неё есть…

Отпив большой глоток кофе и затянувшись, я вновь открыла дневник и погрузилась в чужую бывшую жизнь…

***

3 февраля 2003 года

Сегодня мне исполнилось пятнадцать, и я решила вести этот дневник. Я становлюсь самостоятельным человеком, мне нужно анализировать свою жизнь, свои поступки. Так я смогу добиться чего-то важного. Послезавтра мы с папой уезжаем в Ливан. Мне, конечно, здорово повезло, что мой папа ездит на все эти конгрессы и конференции. За два-три дня, пока он работает, я успеваю отдохнуть, позагорать, посмотреть кучу всего интересного! Я не знаю, есть ли в Ливане море, но отельный бассейн меня вполне устроит. Так надоело мёрзнуть! Через час ко мне придут гости. Я пригласила Свету, Ингу и Настю. Мы классно повеселимся!

 

5 февраля

Дорогой дневник! Извини, что вчера я ничего в тебя не написала. Папа подарил мне пятьсот долларов, и после школы я ездила по магазинам и покупала себе всякую всячину. Заехала в «модельку», попрощалась перед отъездом. Карина Исмаиловна сказала, что в марте будет большой показ, надо держать форму и не расслабляться. Девчонки подарили мне «чудо-пояс», который заставляет мышцы сокращаться и тренирует их. Так здорово! Его можно одевать на живот, на ноги и даже на руки! Буду держать форму!

Дневник, я расскажу тебе один секрет. Сегодня, когда я выходила из пассажа, за мной увязался такой парень – закачаешься! Такой здоровый, симпатичный, одет прилично. Рост, правда, небольшой – не выше меня, но он мне очень понравился. Он предложил встретиться, но я ему сказала, что уезжаю на несколько дней заграницу, а он записал мне свой номер телефона и попросил позвонить, когда вернусь. Так странно, он выглядит как бандит из кино, а разговаривает прямо как папа – интеллигентно. Обязательно позвоню! До свидания, дневник!

 

10 февраля

Ну вот я и выспалась, здравствуй, дневник! Ливан – ерунда. Отель – примитивный, люди – дремучие. Да и погода там не такая, как я ожидала. Но всё-таки удалось позагорать немного. Дорогой дневник, я соскучилась по тебе, потому что после того, как мама уехала, мне не с кем поговорить о серьёзных вещах. С подругами об этом я не смогу говорить. Я не знаю, что делать. Папа ведёт себя как-то странно. Он иногда смотрит на меня таким взглядом, что мне кажется, что он ненавидит меня. А когда я спрашиваю, что с ним, он сразу же становится как обычно, и разговаривает как всегда: «Я устал, деточка» или что-нибудь в этом роде. Мне становится не по себе, когда это происходит. А в первый день в отеле, папа вернулся, когда я уже засыпала, но он что-то уронил, и я проснулась. Он стоял в дверях и шатался. Я сделала вид, что сплю, а он так и стоял. А потом ушёл в ванну и я уснула, так и не дождавшись, когда он выйдет. Может быть он перепил и ему было плохо? Ну хватит об этом, сегодня я позвоню тому парню, а потом расскажу тебе, как всё было.

 

Дорогой дневник! Сегодня я встретилась с тем парнем. Мы встретились у соседнего дома и поехали в «Подземку». Днём там народу почти нет, поэтому мы очень хорошо посидели, поговорили. Его зовут Андрей. Ему уже 27 лет. Он очень удивился, когда узнал, что мне только 15. он думал, что мне не меньше 18-ти. Я ему рассказала о себе, а он о себе сказал мало. Только то, что он занимался спортом, год жил в Германии, а сейчас возит оттуда в Россию иномарки. Он хорошо говорит на немецком и немножко на английском (хуже, чем я). Он ко мне нисколько не приставал, и мне это очень понравилось. А когда он подвёз меня до дома, мы ещё посидели в машине и он пригласил меня в кино или в клуб – на мой выбор. Я выбрала кино. Завтра после школы, на дневной сеанс. Ой, папа пришёл! Пойду, встречу.

Что же происходит? Папа пришёл ужасно злой. Он с порога начал орать на меня, что если я хочу превратиться в шлюху, как и моя мама, то я уже на пути к этому. Оказывается, он отпустил машину ещё у парка и гулял и видел, как я выходила из машины Андрея. И его тоже разглядел как-то. Как он орал! Ужас какой-то. Он хотел меня ударить. Уже замахнулся, но остановился и ушёл в кабинет. Даже дверью хлопнул. Мне же уже пятнадцать, я ведь ничего такого не делаю. Андрей даже не пытался меня хотя бы в щёчку поцеловать на прощанье. Наверное, это потому, что мне оказалось так мало лет. А может быть он просто так воспитан? Я не буду разговаривать с папой, пока он не извинится передо мной. Вот так!

 

23 февраля

Дорогой дневник! Я так долго не говорила с тобой, потому что столько всего навалилось. Даже не знаю с чего начать. Папа запретил мне встречаться с Андреем, но я всё-таки тогда поехала с Андреем в кино. Когда мы возвращались, я попросила Андрея не подъезжать к моему дому. Мы остановились у соседнего, и тут я увидела, как папа в одном костюме бежит к нам. Я выскочила из машины, но он просто отшвырнул меня так, что у меня пуговица от дублёнки отлетела. Андрей тоже выскочил из машины, и папа схватил его за куртку и стал орать на него. Я заревела и попыталась вмешаться, но Андрей уже держал папины руки так, что он не мог вырваться. Андрей сказал ему, что мы просто ездили в кино и в этом нет ничего страшного, а папа кричал, что не позволит сделать из его дочери шлюху какому-то отморозку! А когда Андрей отпустил его, он посмотрел на меня таким ужасным взглядом. В общем, мы не разговариваем уже почти две недели. Почти каждый день он приходит домой с бутылкой коньяка и закрывается в кабинете. Он постоянно звонит мне на сотовый, а потом – на домашний, чтобы проверить, правда ли я дома нахожусь. Запретил мне ходить в «модельку». Даже не знаю, что будет с мартовским показом. Вдруг он меня не отпустит. Карина Исмаиловна мне уже два раза звонила, но я говорю, что у меня грипп и температура. Я уже пропустила две фотосессии. Андрей два раза приезжал ко мне в школу, и мы разговаривали на переменках. Он сказал, что уезжает в Германию за новой партией машин и приедет только к середине марта. Он так странно смотрел на меня, как будто жалел.

Я устала от такой жизни. Хоть бы папа поехал в командировку! Сегодня выходной, а я сижу дома. Папа куда-то с утра уехал, и до сих пор его нет. Я приготовила праздничный салат, подарок положила на его стол в кабинете, но когда он приедет – даже не знаю. Может быть он успокоится и всё будет как раньше?

***

 

Я не заметила, как прошёл час. Пустая чашка с засохшей кофейной пеной, глоток молока на дне стакана и пять измазанных помадой окурков в пепельнице. Я повертела головой, разминая шею, встала и потянулась. Интуиция подсказывала мне, что проблемы с отцом у девушки усугубятся и что именно они станут причиной её самоубийства. Но при чём здесь мой позащитный Антонов, этот парень и куча новеньких зелёных бумажек за отказ от дела?.. Вроде бы, не при чём… Если только этот парень – не Андрей, а отец девочки – не Антонов. Но я не раз говорила с Антоновым, и он ни словом не упоминал о том, что у него шестнадцатилетняя дочь. Да и если эта девочка его дочь, то значит, он стал отцом в 18 лет? Рановато… Я вновь посмотрела на часы: парень не торопился вернуться, а брать дневник в руки мне почему-то мучительно не хотелось.

Я достала из стенного шкафа папку с делом Антонова и подошла к окну, перелистывая бумаги. По большому счёту – ничего экстраординарного. ДТП, значительное превышение Антоновым скоростного режима, обгон на повороте, лобовое столкновение и, как результат, два трупа во встречной «оке». На мой вопрос о том, почему руководитель солидной фирмы мчался по загородной трассе на собственной машине, без водителя, в то время, как его служебная машина стояла у офиса, а водитель просиживал штаны с охранниками, Антонов ответил, что у него было депрессивное состояние из-за сорвавшейся сделки и он решил таким образом снять стресс. «Вот и снял, придурок» - мысленно ответила я.

На звук открывающейся двери я обернулась так резко, что из папки вылетело несколько неподшитых листов.

- Вы Андрей? – я скорее утверждала, чем спрашивала.

- Я знал, что Вы всё сразу поймёте. Так каким будет Ваш ответ?

- Я не могу ответить Вам сейчас. Я не смогла дочитать дневник до конца. Может быть, Вы расскажете мне, что было дальше и почему Антонов должен получить срок и уйти на зону?

- До какой даты Вы дочитали?

- До 23 февраля.

- Я столько раз перечитывал этот дневник, что помню его почти наизусть. Она послала мне его по почте два месяца назад. После этого, и не спрашивайте, как мне это удалось провернуть, но я добыл для неё новые документы и подготовил отъезд. Завтра мы должны были вылететь во Франкфурт. Я даже одежду ей новую купил. Сейчас, когда этот козёл в СИЗО, я мог приезжать к ней. Всё было нормально, а вчера… Я вошёл в квартиру и решил сначала, что её нет. Пошёл в ванную, руки помыть, а она там, в ванне. Знаете, я многое повидал, но такое не забуду…

- Вены вскрыла?

- Да… - Андрей опустил голову и забарабанил пальцами по столу

- Андрей, в СИЗО его поместили не без Вашей помощи? – я бросила мяч в слепую, но по его реакции поняла: бросок в кольцо! Смутился.

- Да, пришлось кое-кого подмазать, в том числе и в суде. Вы ведь его на подписку хотели вытащить…

- Да, и была очень удивлена, что это не получилось.

- Вы – адвокат. Вы прекрасно знаете, что неподкупных судей и прокуроров не бывает, просто у каждого есть своя цена. На тех у меня денег хватило. А те, что я предложил Вам – пока что последние. Остальное – всё в деле. Я ведь во Франкфурте купил кафе, хотел, чтобы это нашим семейным бизнесом стало. Жили бы спокойно, красиво, как нормальные бюргеры, - Андрей закусил нижнюю губу.

Я решила вбросить ещё один мяч на удачу:

- Где Вы отбывали срок?

- В Ивделе. Вы действительно хороший адвокат, раз и это поняли.

- А Германия?

- Когда откинулся, кореша помогли. Я же голый-босый вышел. Встретили, в баню, в ресторан свозили, приодели с общака. А через неделю паспорт выправили, загран тоже, ну и отправили охранником на перегон. Я тогда делами не занимался – только охранял. Беспредела-то хватает, сами ведь знаете!

- А потом, значит, раскрутились?

- Да, пофартило на самом деле. Долю в общак плачу исправно, понятия знаю, с уважением к кому надо живу. Вы понимаете? – он вопросительно смотрел на меня и как-то по-ребячьи переминался с ноги на ногу.

Я только сейчас поняла, что мы стоим у окна и предложила Андрею присесть. Пока я обходила свой монументальный стол, «смутные сомненья», терзавшие меня в последние пять минут оформились в чёткую версию. Я села в кресло и вновь закурила, подняла трубку:

- Аллочка, два кофе и никаких звонков! – трубка с глухим стуком легла на подставку.

- Так Вы согласны? – он снова полез в карман за деньгами

- Слушайте сюда, мальчик, - жёстко сказала я, - это Вы организовали Антонову подставу на дороге, погубив две жизни. Вы купили прокурора, и он подписал самую серьёзную меру пресечения. Вы подкупили судью, отказавшему Антонову в изменении меры пресечения. Сейчас вы хотите, чтобы я продала Вам свою репутацию?

Аллочка скользнула в кабинет и произвела новый ритуал, явно рисуясь перед симпатичным незнакомцем. Я строго взглянула на неё, и через считанные секунды Андрей заговорил. Я досадовала на Аллу: парень получил лишние пару минут на обдумывание ответа.

- Если бы вы дочитали дневник Алины, то знали бы, что просто его убить было бы слишком … милосердно, что ли. После 23 февраля записи продолжаются только с апреля. Сотовый у неё не отвечал, домашний был либо отключен, либо отвечал этот урод. В школе ничего узнать было нельзя. Говорили только, что папаша перевёл её в частный лицей. Я пытался караулить из дома напротив, но там не подступиться было: он увозил её на служебной тачке с водилой и охранником, и привозил так же… Даже не представляю, как ей удалось послать мне по почте этот дневник! Глупенькая! Она могла бы просить помощи в лицее, у учительницы какой-нибудь! – Андрей снова закусил губу и жадно отпил из чашки. Я молчала.

- В апреле только две записи. Обе о том, что она не хочет жить. Потом май, июнь, июль… Каждый день одно и то же: «Когда всё это кончится. Хоть бы он сдох! Господи, пусть он подохнет!». И только в августе она написала всю правду. Как он насиловал её. Каждый день. Во все места… У него ведь и дела на фирме пошли хуже из-за того, что он был на работе, только когда она была на уроках. Всё остальное время он проводил с ней… Продукты ему привозил водитель. В двери её комнаты он врезал замок, всю одежду забрал, выдавал только для учёбы… Вы представляете, как она жила этот год?! После того, как я получил её дневник, я пошёл по старым связям и вот… Когда его взяли, она была в лицее. Я с ребятами подъехал за ней. Охране лицейской сказал, что папаша её в командировку срочно выехал, попросил забрать. Она подтвердила. Вы бы видели, как она рада была. А когда я ей всё рассказал, она… даже не знаю, как сказать, она и счастлива были, и несчастна. Одновременно. Понимаете? – очередной жадный глоток кофе. Я вновь закурила.

- Скажите, Андрей! Сейчас, когда Алины больше нет, зачем Вам нужно отправить Антонова на зону, кто его там ждёт?

- Там он узнает, что такое, когда тебя извращённо, извините, еб…т каждый день. Чем это отличается от того, когда отец насилует родную дочку? Чем?!

- Здесь инцест, а там – мужеложство, - машинально ответила я…

О, чёрт! Не могу себе представить такого ужаса. Всего повидала за годы работы, но защищать в деле о ДТП и неумышленном убое подонка, год трахавшего и терроризировавшего шестнадцатилетнюю девочку, свою родную дочь? Даже для такой чёрствой стервы, как я, это уж слишком… Я почувствовала, как мои руки начали подрагивать. В голове с бешеной скоростью проносились варианты. Как выйти из дела, не потеряв лицо, стоит ли требовать от Антонова, чтобы он отказался от защитника, как закончить разговор с Андреем. Упавший на юбку пепел, вырвал меня из водоворота сомнений.

- Андрей, у меня последний вопрос: почему теперь, когда всё у вас получилось по задуманному, когда остался день до отъезда, практически, в новую жизнь, почему же она вскрыла вены?!

Андрей допил кофе маленькими, неторопливыми глотками, поставил чашку и взял со стола разложенные веером фотографии Алины.

- Она оставила записку, - Андрей открыл барсетку и достал из кармашка сложенный вдвое тетрадный листок, - читайте сами.

«Андрей! Я не поеду с тобой в Германию. Я не могу. Я грязная, я вся-вся грязная. Я не хочу запачкать собой твою жизнь. Я не хочу жить, дышать, ходить по улице. Такая я никому не нужна. Ты это потом и сам поймёшь. Прощай! Алина». Я пробежала взглядом строчки, словно переписанные из какого-нибудь бульварного романа и посмотрела на понурившегося Андрея.

- Слова неврастенички, если не хуже. У девочки явно была нарушена психика. Возможно, это жестоко, но я скажу: её не в Германию увозить надо было, а поместить в хороший реабилитационный центр, в частную клинику. Возможно, у неё были бы шансы…

- Да я не об этом сейчас! Вы выполните мою просьбу? Возьмите деньги, пожалуйста! – он встал и вновь полез в карман куртки.

- Постойте, Андрей! Не надо! – я приняла окончательное решение, - этих денег мне не надо. Антонов сядет. Я Вам это обещаю. А уж со мной ли в качестве защитника, или не со мной – это уже не ваше дело…

Я вздохнула и откинулась на спинку кресла:

- И вообще, валите-ка Вы, юноша, в свой Франкфурт. Насколько я помню расписание, у вас через два часа уже регистрация начнётся.

- Да, конечно, - Андрей, неловко пятясь, отходил от моего стола.

Лишь задев моё «знаменитое» кресло, он развернулся и пошёл к выходу. У двери Андрей остановился.

- Вы очень правильная женщина. Вы даже не представляете, как я Вам благодарен. Спасибо.

- Счастливого пути

- Да, до свидания.

Возможно, я действительно не пожалею о том, что намерена сделать. Я достала из сумочки сотовый и набрала номер районной прокуратуры. Лишь бы Лариска была на месте…

- Алло, Лариса Борисовна? Привет, госпожа прокурор!

- О, мать моя женщина, госпожа мэтр?! Я уж думала тебя опять с собаками искать придётся! Где пропала?! – Лариска была в своём амплуа: грубоватая хохмачка в чине старшего советника юстиции

- Ларис, слушай, дело очень серьёзное. И не по телефону. Мы можем встретиться сегодня на нейтральной?

- Хорошо. Через два часа забери меня с работы.

- Отлично, дорогая, до встречи.

Я взяла со стола дневник Алины, положила его в сумку и позвала Аллу.

- Аллочка, убери тут, дружочек, я съезжу пообедать, а потом буду на важной встрече. Если что-то безотлагательное – звони на сотовый. Хорошо?

- Конечно! А Вам звонили из «Варщевский и партнёры», просили о встрече, - Аллочка хитро улыбнулась, понимая, что конкуренты просто так о встрече через секретаря не просят, - что им сказать, если перезвонят?

- Скажи, что я могу принять Варщевского в четверг до обеда, а партнёры пусть отдыхают, - я подмигнула ей и вышла. Проходя через приёмную я слышала, как Аллочка торопливо предупреждает водителя о выходе босса. Какая приятная заботливость!

Выйдя из офиса, я увидела свою пожилую «Тойоту», подъезжающую с парковки. Почему-то вспомнилось: «Жизнь не нужно менять. Её нужно продолжать». Ну что ж, продолжим…

 

ЭПИЛОГ

 

Лариска выступила обвинителем по делу Антонова. Путём несложных манипуляций «остаточные явления алкоголя» в его крови на момент ДТП трансформировались в «состояние сильного алкогольного опьянения».

Мой водитель очень полюбил новую машину. Я не смогла отказаться от присланной Андреем Ауди А8.

Я не видела лица Антонова, когда ему объявляли приговор: семь лет лишения свободы в колонии общего режима. Я вообще не видела его с того самого момента, как взяла у него из рук заявление об отказе от защитника, написанное под мою же диктовку. Стоит ли говорить о том, что прежде я зачитала ему дневник шестнадцатилетней самоубийцы, жертвы инцеста Алины Антоновой…

 

 

Постскриптум: всё, что можно было изменить в этой истории – изменено. При написании рассказа ни один секретарь не пострадал.