Успеть сказать, успеть простить, И голову склонить в поклоне... Василий шел по тенистой и чистой улице Талгара, осторожно вдыхал прозрачный утренний воздух, слегка окрашенный яблочным ароматом. Этот воздух, этот запах яблок преследовал его всю жизнь. Около каждого дома, в каждом саду небольшого городка под Алма-Атой, был свой неповторимый яблочный аромат. Но когда поднимался ветер, даже лёгкий ветерок, он смешивал все эти запахи и становился густым, дурманящим яблочным ветром. Почти всю жизнь Василий Иванович прожил в промышленном городе в Подмосковье. Там садов не было и яблоками не пахло, но каждый раз, когда к нему приезжали сыновья, этот прозрачно-тяжелый, настоянный на фруктах воздух Талгара возвращался к Василию. Прожил-то он здесь совсем немного, два года, и уехал. Может быть, не надо было уезжать? Кто знает, как бы жизнь тогда сложилась. Василий открыл калитку и вошел во двор небольшого дома. Под навесом, увитым зеленью, за накрытым столом, сидели две пожилые женщины. Они сидели напротив друг друга, одинаково торжественные, выпрямив спины и положив сомкнутые руки на стол. – Проходи, Вася, садись, – пригласила Фая. Маленькая, худенькая и миниатюрная, как девочка-подросток, в белоснежной кофточке, в яркой юбке, с короткой стрижкой… «Седая, совсем седая, девочка-припевочка», – в груди у Василия что-то сжалось, дышать стало тяжело. – Ну, здравствуй, Вася. Не думали мы с Милой, что увидимся когда- нибудь с то-бой, но встрече нашей рады. Давайте, выпьем за встречу, закусим, а потом и поговорим. «Всё также верховодит, всё знает, всё умеет, а на самом деле девочка, ранимая и беззащитная», – перед Василием уже стояла тарелка с его любимыми мантами с мясом и тыквой. «А Милочка, такая же тихоня и красавица. Постарела, конечно, но настоящую красоту годы не берут», – он потихоньку разглядывал Милу, сидевшую молча. Тяжесть в груди постепенно уходила, но сердце стало биться быстро и неровно. За обедом говорили о сыновьях, о внуках. Мила оживилась, начала рассказывать о годовалом Даньке, – недавно приезжал сын с женой и младшим сыном. Фая принесла большое блюдо с черешней, поставила перед каждым по тарелочке с клубникой. – Ну, всё, любимая тема. Мила может бесконечно рассказывать, какие у неё удивительные и талантливые внуки. Да мои не хуже! Давайте к делу. Слушаем тебя, Василий. Василий выпрямился, развернул уже по-стариковски опустившиеся плечи, привычно провел рукой по седым усам, посмотрел на сестёр. – Да что меня слушать, я же всё написал вам. Как жена умерла, продал и квартиру, и машину, детям деньги отдал, а себе крошечный домик купил. Думал, доживу один, дети рядом, восемьдесят километров до Москвы всего. Но, оказалось, не могу. Как что повернулось внутри меня – всё вернулось, и Новосибирск, и вы, и Талгар. Совсем с ума сходить стал, как во сне жил. А потом оказалось, что не зря прошлое возвращаться стало вот так, не давая мне покоя. Болеть начал, диагноз мне поставили не очень хороший. Что будет дальше, не знаю, и врачи молчат, но, видно, пришло время итоги под-водить. Я решился. Домик продал и приехал к вам. Здесь куплю какое-нибудь жилье, полдомика или комнату и буду около вас доживать свой век. Я вас не обременю, деньги у меня есть, если что, найму сиделку. – Ты, Вася, умирать-то подожди, что ты за упокой-то начал. Приехал и приехал, значит, так надо. – Фая посмотрела на сестру, – Мила, а ты чего молчишь? Ты-то что думаешь? Мила смахнула ладонью крошки, разгладила несуществующие морщинки на скатерти. – Я, Вася, твоя первая законная жена, Фая, не обижайся. Сорок лет назад я попросила тебя уехать. И ты, и Фая согласились, что так будет лучше и для всех нас, и для детей. Жизнь почти прожита, детей мы вырастили. Плохо ли, хорошо ли, но мы обязанности и перед собой, и перед другими выполнили. Сорок лет назад я попросила Василия уехать, а сейчас прошу остаться. Остаться здесь, у меня, в этом доме. Впереди у нас старость, и никто не знает, какая она будет, а трудности легче вдвоём, втроем, переживать. Не захочешь под одной крышей со мной жить – не обижусь, постараюсь понять. Как и тогда хотела тебя понять. Помолчали. Василий взглянул на Фаю. – Мила хорошо предлагает. Чего тебе где-то по чужим квартирам мыкаться, когда здесь родные люди. Живите вместе. Я около вас буду, поди, не прогоните, – стараясь спрятать слёзы, улыбнулась Фая. – Спасибо вам родные, – Василий стал что-то искать в кармане пиджака. – Решено, вопрос закрыт. Давайте теперь о гостях, совсем скоро будут, я уже и телеграммы с днями приезда получила, сейчас принесу. – Мила тяжело поднялась из-за стола, постояла, сделала несколько шагов, опираясь о стол, и медленно пошла в дом. Василий и Фая смотрели ей вслед. – Ноги у Милы болят, сосуды совсем плохие, но не жалуется, все сама. Говорит, что останавливаться нельзя, а то «обезножит». – Ничего. Я теперь здесь, помогу. Силы пока у меня есть, вам в тягость не буду. Главное, что в последнюю минуту успею прощенья у вас попросить. – Ну, Вася, придется мне за тебя взяться, а то ты со своей «смертной» темой такую тоску нам нагонишь, – Фая встала и тоже, как и Мила, не сразу сделала первый шаг. В этом году было решено в июне собраться всем родственникам большой семьи Алапаевых. Причина была одна: давно не собирались вместе, а приезд Василия Ивановича ускорил это большое и хлопотное для всех мероприятие. Родственники приехали из Москвы, из Куйбышева, из Новосибирска, была даже пара из Якутска. Первой в доме у Милы появилась общая любимица, студентка Верочка. Летала по дому, длинноногая, с собранным высоко на затылке тугим хвостом чёрных волос. Её яркая, в три оборки широкая юбка, сшитая специально для этой поездки, казалось, мелькала сразу в нескольких комнатах большого дома. У неё всё замечательно: учится уже на четвёртом курсе, жених есть – Алёша, красивый, умный, самый лучший. Сейчас у них всё хорошо, и дальше будет ещё лучше: «А с чего бы и не быть, тётечка Милочка? Я его люблю, его родители меня любят, а уж как он меня любит! Все друг друга любят, что ещё для счастья надо?» – пробегая мимо Милы то с кастрюльками, то со стопками постельного белья Верочка успевала рассказывать тётушке свои новости. На Василия Ивановича Вера поглядывала с интересом: «Кто такой? Почему не знаю? Откуда новый родственник объявился?» А сцена встречи Василия с сыновьями Фаи и Милы вообще показалась Вере странной. И Слава, и Костя жили в Москве, прилетели вместе с жёнами и детьми. К дому подъехали две машины-такси, встречать за ворота их вышли и хозяева, и уже приехавшие гости. Внуков сразу перехватили бабушки Фая и Мила, снохи обнимались с другими родственницами. Вера оказалась рядом со стоящим немного в стороне Василием Ивановичем. Слава с Костей сразу подошли к нему. – Здравствуй, отец. Мы очень рады тебя здесь видеть, – Слава протянул руку, Василий, отвечая на рукопожатие, привлёк его к себе, обнял: – А я-то как рад, Славочка. – Привет, батя. Ну, вот, теперь все вместе. Ты здесь и думать забудешь, а то всё: «Помирать пора». Теперь-то только и жить! – приобнял Василия за плечи Костя. Верочка не поняла: почему сыновья Милы и Фаи называют его отцом? Разъяснилось всё вечером, когда позвонила Верина мама. – Верунчик, как там у вас? Народу много собралось? Я тоже к вам хочу, но не получается пока. – Мамулечка, у нас всё замечательно, народу видимо-невидимо, – Вера быстро, скороговоркой, стала перечислять всех приехавших гостей, на Василии споткнулась, – мам, а Василий – это кто? Я же его раньше не видела и вообще ничего про него не знаю. Слава с Костей его отцом назвали, это как? Мама помолчала, потом сказала очень серьёзно: – В каждой семье, Верочка, а особенно в больших семьях, есть семейные тайны. Большие или маленькие, страшные или просто неприятные, но есть. В нашей семье эта история тайной не считается, но и особенно не афишируется. Без подробностей, в двух словах. В той квартире, где мы сейчас с тобой живём, в середине двадцатых годов жила Мила, одна из нас, из трёх сестер Алапаевых. Жила она с мужем, с Василием. Вася в то время был красавцем-военным, женщины по нему с ума сходили, а он выбрал нашу тихоню Милочку. Когда у них Славка родился, Мила вызвала к себе в помощь младшую сестру Фаю. Потом, они все уехали в Алма-Ату и там у Фаи родился Костик. А ещё через год Вася уехал куда-то в Подмосковье, потом женился. Мама снова помолчала, молчала и Вера. – Вера, ты только постарайся понять правильно, понять и принять. У Славки и Костика отчество Васильевич. Мила еще раз выходила замуж, но неудачно, муж сильно пил, а Фая так замужем и не была. Теперь Вася вернулся. Мила написала: «Вернулся навсегда». Больше я пока ничего не знаю. – Ты хочешь сказать, что… Не может быть… Две сестры, у каждой по сыну и один отец? Но тетя Фая и тетя Мила… они же жить друг без друга и дня не могут! Как же тетя Мила могла простить их, сестру и мужа! Костя и Слава всегда знали, что у них отец один? – Конечно. Они к отцу очень хорошо относятся. У него в той семье, в Москве, детей не было, так мальчиков и жена его любила, помогала им. В доме наконец-то всё стихло. Вера устало вытянулась на раскладушке, закинула руки за голову. От простыней пахло свежестью и яблоками. «Здесь всё пахнет яблока-ми. Привыкаешь быстро, потому что хорошо пахнет праздником, летом. Счастливые тётушки, всю жизнь здесь прожили. И Василий Иванович здесь поправится. Говорят, он сильно болен», – в полудрёме мысли бежали медленно, тягуче. «Василий, Мила, Фая, сыновья…!», – сна как не бывало. Вера открыла глаза, смотрела в темноту за окном, на едва заметные в отблесках дальнего фонаря, ветки яблони, пыталась представить себе, что бы она испытала, если бы оказалась на месте Милы… или Фаи… Узнать, что её Леша был с … Нет, нет, нет! Это ужасно! Она бы никогда не простила ни его, ни её. Её казалось, что это она только что узнала об измене мужа, о предательстве сестры. Отчаяние, обида Она же видела сестер всегда вместе, они неразлучны, они так любят друг друга! Почему? Зачем приехал Василий? Бередить старые воспоминания? Им же всем очень больно!» Но скоро молодость и усталость взяли своё, ветки яблони за окном медленно рас-творились в фиолетовой темноте. Верочка спала беспокойно, во сне с кем-то спорила, кого-то успокаивала, даже плакала. Проснувшись утром, снов не вспомнила, да и не до того было. Было солнечное утро, жаркий день, предпраздничная суматоха, гости, дети, завтраки, обеды. Вечером, во дворе под зеленым навесом стоял большой празднично накрытый стол. Во главе стола в строгом темно-синем шифоном платье с белым нарядным воротником сидела Мила. Слева от неё, отдохнувший и помолодевший, командовал кувшинами и графинами с разными домашними винами, Василий. Следующий стул за Василием пустовал – там должна была сидеть Фая, но она все время бегала между кухней и столом, успевая произносить тосты и подкладывать гостям «вкусненькие кусочки». Разговоры, смех, шум, со всех сторон слышалось: «А помнишь.… А этот- то, теперь знаешь где…». Стемнело, зажгли лампочки, «сменили стол», то есть убрали закуски и горячее, принесли чай, варенья, компоты, напитки, черешню. Желающие бегали в кухню к холодильнику за мороженым. Вера принесла себе мороженое, присела к столу так, чтобы ей было видно всех. За праздничной суетой Вера забыла о Василии. Как всегда, ей было здесь хорошо, было очень уютно среди близких и дальних родственников, их детей, и детей их детей. Она даже не всегда могла сообразить, кто кому кем приходится. «Да какая разница! Главное, все друг друга любят», – смеялась она, когда в очередной приезд пыталась выяснить родственную линию с кем-нибудь из новеньких. Громкие разговоры за столом стихли. Мамы пошли укладывать спать уставших, набегавшихся, засыпающих прямо за столом, ребятишек. Вокруг была так темно, что стол и все, сидящие за ним, казалось, находятся посредине необитаемого пространства и живут своей, отгороженной от всей жизни. Она смотрела на оживленные, счастливые лица родных и не могла себе представить, что когда-нибудь их не будет. Совсем не будет… Никогда… И вдруг Вера поняла… Поняла почему так спокойно улыбается тётя Мила, почему так весело тёте Фае, почему с такой любовью смотрит на всех Василий Иванович. Если бы он не решился, не приехал, и они никогда бы больше не встретились, то ни тётя Фая, ни тетя Мила, ни сам Василий не услышали бы тех слов, которые они уже сказали друг другу или еще успеют сказать. Откуда пришла к Верочке эта мысль? Тогда она была слишком молода, очень счастлива и совсем не знала, какая она у всех трудная, сложная, удивительная жизнь. И ещё в тот летний вечер Верочка не могла знать, что через тридцать пять лет, такой же июньский день, и такой же темный и теплый вечер она проведет со своим Алешей. Они будут вместе один день и один вечер, после девяти лет супружеской жизни и двадцати лет разлуки. Разлуки по обоюдному согласию. Они успеют сказать друг другу все слова, которые хотели сказать и должны были услышать. Один день и один вечер… Через месяц после их встречи Алексея не станет. «Легко ушел», – скажет врач. «С легкой душой ушел, а я осталась с легкой душой», – Вера вспомнит тот вечер, нарядных тётушек, Василия, теплую темноту сада и запах яблок, заполнивший каждый уголок маленького городка под Алма-Атой. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
