По существу, в этом беспорядочном мире ВСЁ — дело случая. Он, Его величество, правит бал, решает, где и когда нам родиться, появляться ли на свет вообще (а если "да", то зачем), где работать, как жить...

Если бы Игорь не отправил на мой пейджер короткое сообщение с номером телефона радиокомпании "Виктория", где требовался ведущий ночного эфира, я бы никогда не встретил ТЕБЯ. В моей квартире никогда бы не оставался запах дорогих духов и сигарет "Честерфилд" после твоих набегов. В нелепом громадном кувшине, когда-то принесённом моими друзьями, не появились бы крупные розовые георгины — твой подарок мне. И он — кувшин — и по сей день оставался бы неиспользованным по назначению девственником. Ведь ты была первой женщиной, подарившей мне цветы! Я бы не узнал, как это здорово — устроить прощание с летом. Это тоже придумала ты! Ты пригласила всю нашу маленькую радиостанцию (сотрудников, разумеется) к себе в Крылатское на шашлыки. Потом, когда шашлыки были победно съедены, придумала дурацкие восхитительные прыжки через костер: парами, с загадыванием желания. Я тогда загадал всего лишь одно желание: поехать с тобой в Город. В тот самый Город, что был описан в недавно вышедшей моей повести. Но, наверное, языческие обряды в нынешнем современном мире ничего не значат. В Город МЫ так и не поехали. В Город я съездил один. Там отмечали тысяча триста лет со времени основания. Как и в моей повести, из "музыкальной" палатки на рыночной площади звучали супер-хиты, в том числе и "All That She Wants". Я даже купил себе на память компакт-кассету "Асе Of Base"; а тебе — фирменный напиток STRONG DRINK "СЕЙМ": Город ведь стоит на Сейме...

Впрочем, ладно, буду рассказывать по порядку. Итак, мой приятель Игорь сообщил, что есть вакансия на радиостанции "Виктория". Я не то чтобы горел желанием вещать у микрофона, но тогда искал постоянную работу — надоело быть российским free lance, перебиваться случайными заработками. О, вы, наверное, и не догадываетесь, что такое быть российским free lance. Утомительное и нудное дело — проталкивать свои статьи; написать их куда легче.

Кой-какой опыт работы на радио у меня уже был, и я пошел на "Викторию". Конечно, я отлично помнил свои первые программы, сделанные когда-то на "Авторадио", и знал, что прямой эфир выматывает, словно бережливая хозяйка, выжимающая последний оставшийся в доме лимон. Потом долго не можешь заснуть; не получается писать — видно, разговорный жанр входит в противоречие с навыками писательского ремесла... На "Виктории" мне предложили вести ночной эфир — с 23.00 и до утра, два раза в неделю. Я согласился, и, как впоследствии выяснилось, на целый год впрягся в это весёленькое дельце.

Платили мне не очень много, хотя на жизнь хватало: шиковать не получалось, но и голодным я тоже не был. Да и что особенного требуется холостому мужчине средних лет, каким я был тогда?! Красивой умной девчонки — вот кого мне не хватало. И тогда появилась ТЫ. Появилась стремительно и неожиданно, словно материализовалась из неощутимого, несуществующего на самом деле эфира. Я сидел в студии у микрофона и нёс какую-то околесицу. Было около двенадцати ночи. Ты вошла в аппаратную, плюхнулась в кресло, потом поправила свои роскошные длинные волосы, улыбнулась — все это я видел через гигантское окно, отделяющее студию от аппаратной — чуть позже выбежала в коридор, и через паузу дверь у меня за спиной отворилась. Ты принесла в студию отпечатанный на машинке анонс своей программы на следующий день. Внизу на листке стояла твоя забавная подпись и приписка от руки: "Проверено, мин нет!" Конечно, я не мог отказать себе в удовольствии поболтать в эфире насчёт очаровательной ведущей завтрашнего эфира, описать твои роскошные каштановые волосы. А заодно прочитал вслух и твою приписку. Насчёт мин! По-моему, получилось очень даже мило.

Но не буду отвлекаться на эти приятные мелочи. Главное у меня — ведущего ночного эфира радиостанции "Виктория" — была программа в 24.00 под названием "Жокей радиостриптиза". Это моя эксклюзивная программа. Собственно говоря, то, ради чего меня и взяли на "Викторию". В каждый мой эфир за двадцать минут до полуночи ко мне приходила профессиональная стриптизёрша Агнешка. Одета она всегда — конечно, класс! От одного только её вида я начинал балдеть, а что происходило с моим "питером" — и говорить не приходится! Такое впечатление, будто между ног у меня разместилась доменная печь, которая начинает разогреваться при появлении Агнесс.

... Сначала она снимала блузку. В это время в эфире идёт заставка моей программы, и пока звучит "Пинк Флойд", Агнешка успевала запечатлеть на моих губах свой страстный поцелуй.

После заставки следовали полчаса настоящего сумасшествия. Я включал карусельный CD-проигрыватель с заранее подобранным набором дисков. Агнесс в мини-юбке и туфлях на шпильке взбиралась на стол перед студийным пультом, за которым сидел я, и начиналось... Временами я лишь сладострастно стонал в микрофон. Ничего другого я был не в силах произнести. Агнесс знала меня, как никто другой, и вовсю пользовалась этим знанием.

Впрочем, как это ни смешно, даже в подобные моменты я помнил о ТЕБЕ. Меня не покидало ощущение, что я видел тебя много раньше. И когда однажды в августе (накануне 19-го числа) ты сказала, что у тебя медаль "Защитнику свободной России", я вспомнил. Работая редактором по медицине "Московского комсомольца", я просматривал всю "медицинскую" прессу и видел твою фотографию в "Медицинской газете". Это было четыре года назад, но я отчётливо вспомнил, как привлекло внимание твое фото на первой полосе. Я долго размышлял, зачем такая красивая девчонка пошла в медицинский батальон, на баррикады у Белого дома. Потом, кажется, через год, в "Медицинской газете" было написано о судьбе медиков — защитников российского Белого дома. Про тебя было сказано, что ты работаешь в Латинской Америке по специальности — медсестрой. Ха! если б я знал, что это очередная газетная утка. Впрочем, ты действительно работала в Уругвае по своей специальности, то есть женой своего мужа и журналисткой на радио Монтевидео. Две древнейшие профессии...

И вот теперь, когда ты вернулась в Россию, я встретил тебя здесь, в ночном эфире радиостанции "Виктория". По правде говоря, в тебе больше всего мне нравится твой забавный писклявый голос, совершенно не подходящий для работы на радио. Я люблю твое лицо, оно у тебя почти всегда класс! "Почти" вбирает в себя одну любительскую фотографию "победителей" у Белого дома, конечно российского, в августе 1991-го. Фото всегда льстят или мстят своей натуре, середины не бывает. Будем считать, что тебе отомстили, может быть, за победу, оказавшуюся потом вовсе и не победой.

Иногда мне было стыдно, что после серьёзной работы в "Московском комсомольце" и "Российской газете" я превратился в диджея, занимающегося в эфире эротикой и полупорнографией. В тех изданиях у меня были свои фирменные "медицинские" полосы. Раз в месяц. Но и то хлеб! По письмам в редакцию и телефонным звонкам (даже из Якутии) я знал, что мои материалы нужны читателям. К сожалению, по целому ряду причин журналисты не задерживаются подолгу в одной редакции. Так получилось и со мной...

Впрочем, в работе, как и в жизни, стоит перепробовать самого разного. Кроме чего-то очень уж неприятного. Так что моя работа жокея радиостриптиза — вполне нормальная роль. Тем более что по моим меркам платят за это сносно. Конечно, могли бы и больше тугриков подкинуть: ведь идея была моя; девочка Агнешка — тоже моя; программа принесла радиостанции бешеную популярность — с моим приходом на "Викторию" стоимость рекламного времени в ночном эфире возросла в три раза. Но учредитель "Виктории" — некий худосочный армянин — оказался редкостным скупердяем.

Однако я отвлёкся. Раз за разом Агнесс расширяла поле своей деятельности. В прошлый эфир, когда звучал "Асфальтовый блюз" с восхитительной гавайской гитарой (продолжительность 4'50"), она просто набросилась на меня, впилась в мои губы и даже укусила. И всё это голышом. Уф! даже сейчас дух захватывает... А за стеклом в аппаратной толпился свободный от смены народ. Для них мы с Агнешкой выглядели как смешные экзотические рыбы, помещённые в аквариум. Нет, в следующий раз надо будет выгнать всех посторонних, либо собирать по двадцать баксов за зрелище. Сразу желающих поглазеть убавится!..

* * *

Однажды ты сказала, что последнее время по ночам тебе снятся кошмары. Я спросил: какие? И ты злорадно ответила, что тебе снится, будто бы выходишь за меня замуж...

Не люблю подобных пикировок, но я не удержался и сказал: "Законы России никто ещё не отменил! недавно об этом писали на первой полосе "Российской газеты". Я в том смысле, что к двоемужеству в этой стране пока не пришли."

"И вообще, главный недостаток хорошеньких женщин в том, что вокруг них постоянно толпятся мужчины", — через паузу добавил я.

В ответ ты звонко рассмеялась, а твои хитрющие зелёные глаза говорили, что ты готова отдаться мне прямо сейчас...

— Хитренький пудель! — сказал я тебе, раздвинул твои длинные каштановые волосы, нежно ухватил тебя за шею и укоризненно потряс. Мне вспомнилась твоя прошлая программа на "Виктории" о собаках. Ты утверждала, что каждому конкретному человеку подходит лишь определённая порода. Твои гости — профессиональные собаководы — были с тобой согласны; а ты всё допытывалась у них, какая порода подходит лично тебе. Теперь-то я знаю: пудель! Потому что ты сама выглядишь, как хитрющий коричневый пудель...

Моя работа на "Виктории", как и всё в этом мире, имела начало и конец. Закончилось всё элементарно просто. В один из субботних вечеров (перед моим ночным эфиром) мы с тобой поругались. На "творческой" почве. Ты ведь была "творческим" директором, и от тебя зависело, какие программы попадут в воскресный дайджест. Мои почему-то регулярно не попадали. Якобы вызывали массу нареканий у учредителя — того самого армянского скупердяя.

И тогда же у тебя появился Юра — этот странный еврейский мальчик. Действительно мальчик, по возрасту он подходил тебе гораздо больше, чем я. Но разве дело в возрасте и в национальности?!

Я злился на тебя, а может, это была элементарная ревность. Никогда раньше не подозревал, что подобное чувство мне присуще. Видимо, с годами мужчины становятся ужасно сентиментальными. Я даже начал психовать и однажды в приступе бешенства отправил на "Викторию" факс с заявлением об увольнении: не хотел тебя видеть вовсе, никогда!

Я и на самом деле перестал появляться на радиостанции. Теперь-то я понимаю, что зря. Никогда не надо смешивать работу и любовь. Однако у меня есть одно извинение. До встречи с тобой очень многого не было в моей жизни. С другими женщинами всё было иначе и проще; именно они зависели от меня, а не наоборот. Черт! никогда не думал, что твои фразы, твои слова будут мне сниться! Я был влюблён в тебя по уши, как молоденький мальчишка. Тогда, душным сумасшедшим летом 95-го, ты могла бы стать моей женой. Ведь формальности с бывшим мужем тебя не смущали. Впрочем, ты поступила очень разумно: какой смысл быть женой непризнанного писателя?! Писатель не для всех — так однажды обозвала ты меня. Мне это даже понравилось. Только потрёпанное слово "писатель" я бы сменил на гордое "господин сочинитель". По-моему, звучит красиво. Кстати, именно так называлась первая повесть одного моего знакомого — главного редактора "Новой медицинской газеты" Андрея Гусева...

Тогда, в 95-м, "однажды осенью", мы с тобой расстались. Наверное, навсегда. И мне было очень больно, ведь "навсегда" — это самое страшное, что бывает в жизни. Однако я знал выход из подобных ситуаций: стопроцентное этиотропное средство. Почти как лекарство. Им оказалась моя давнишняя знакомая Агнешка. Та самая, что работала в ночном эфире... Но это уже совсем другая история.

 

 

Copyright © 1996 by Andrei E.Gusev