Эта глава из повести «Все, что мне надо» участвовала в конкурсе «Жизнь и смерть». Добровольно написав обзор по прозе этого конкурса, я начала свое знакомство с авторами портала. Надо сказать, что в ту пору гораздо более сильное впечатление произвел на меня рассказ Сола Кейсера «Здравствуйте, дяденьки и тетеньки». Однако прошло время, и почему-то на первый план вышел этот фрагмент.

 

 

Невинные улыбки на детских лицах. Глава из повести

Глава 8. Бриллиантовый перстень с чёрным ониксом

(Невинные улыбки не детских лицах)

 

 

 

Сентябрь 2001 года. New York

 

- Цель визита, мистер Вогель? – спросил пограничник с лицом балбеса.

- Туризм, - ласково улыбнувшись, ответил Олег Костенко, он же – Жорж Липкин, он же – Ганс Вогель.

- Надеюсь, полёт был легким. Хорошего вам отдыха и добро пожаловать в Нью-Йорк,- привычно и спокойно добавил таможенник, хлопнул штампом в немецком паспорте Олега и с интересом добавил:– красивый перстень у вас. Немецкой работы?

«Еврейской», - подумал Олег. Этот великолепный перстень сделал для него за пару месяцев до отъезда из страны знаменитый одесский ювелир Даня Безруков. Помните, люди, он работал в Рембыттехнике, в мастерской на углу Комсомольской и Тираспольской. Этот перстень, настоящее произведение искусства, был сделан из червонного золота, с огромным нестандартной формы бриллиантом, вставленным в лапки посреди буквы О, выполненной из черного оникса. Даня как-то сцепился с Олегом в ресторане «Киев», бывшей автобусной станции. Что говорить, все были выпившими тогда. Олег привычно обругал Даню и тут же получил кулаком в нос. За что тот и был оштрафован. Никакие связи не помогли: Олег уж очень высоко летал в то время. Разве что, денежный штраф заменили ювелирной работой, но это было для драчуна ещё хуже, так как изделия его ценились, а здесь – работа художественная, тонкая, и заняла она больше трёх недель.

Олег не горел желанием видеть финансовую столицу мира. Он знал Нью-Йорк наизусть. Держал бизнес в Манхеттене, во Всемирном Торговом Центре, в Южной башне, на 79 этаже. Пол этажа снимал. Так, ничего себе бизнес: «USA Investments, Inc.». Прекрасные каталоги, цветные иллюстрации, отчеты об успехах, расчёты прибыли и выплат вкладчикам. Прекрасно задуманный и безупречно работающий механизм. Валентина идеи. А иначе, - какой дурак деньги вложит? Берёшь деньги у богатеньких америкашек и вкладываешь их …себе в карман. Так, проценты выплачиваешь. Конечно, расходы – большие, но не менее 20 миллионов в год собираешь чистыми. В Германии всё рассчитали. Опять - Валентина концы. Однако, всему приходит конец, и настала пора сворачивать удочки. Хасанов, красавчик улыбчивый, в офисе 24 часа в сутки сидит. Клиенты его обожают. Олег ему 25 тысяч в неделю отстёгивает за морду красивую, прекрасный английский, изысканные манеры и ментовский опыт. Этот самый опыт и помог: две недели назад Хасанчик сообщил, что фэбээровцы заходили, так вроде, поболтать. Олег ещё год назад отвалил. Только жалко было закрывать такое хорошее дело. Оплошал малость. Теперь уже точно знает, что ФБР ищет хозяина – Жору Липкина из Москвы. Интерпол, черти, подключили. А Хасанчик, он же гражданин США с 1996 года Абрам Меломуд, чист, как стёклышко. Ни одной бумаги не подписывал. Так, - простой супервайзер: шикарный костюм, Мерседес последней модели, престижные клубы, белоснежная ермолка на мусульманском кочане. И доля его – 30% от прибыли – в Бразилии, в банке хорошем лежит.

 

Олег снял чемодан с конвейера возле стойки «Люфтганзы». Прилетел он из Франкфурта, куда спокойно доехал на машине из Австрии. Вот в Австрию попасть было сложнее. Напрямую вылететь из СНГ он не мог: Интерпол сразу вычислит. Поехал туристом в Венгрию, Чехию, Словакию. На велике переехал через границу с Австрией. Там его в нужной точке ждало такси, заказанное по телефону. Просто сел в него, растирая уставшие мышцы ног, достал из кармана немецкий паспорт. Всё. Вся любовь. Взял в аренду машину в ближайшей конторе «Еврокара». Чемодан, одежда, телефоны – дело нехитрое. Вон, разовые сотовые телефоны на всех углах продают…

Олег отстегнул от пояса телефон и набрал номер.

- Привет, спишь?

- Уже – нет. Как у тебя?

- Нормально. Дело есть, Валентин. Человечек один лишним оказался, мешает очень. Концы нужны.

- Это тебе-то? Ты - в себе? Ты лучше меня людей знаешь, а я – почти соскочил.

- Не-а. Тут дело тонкое. Мне ваша американская пальба из Узи не нужна. Серьёзный специалист нужен: чтобы тихо было. Закрываю контору, и больше сюда ни ногой. Последний раз прошу. Поможешь?

- Я не знаю, Олег, Честно: дела делами, а мокрого за мной нет…

- Знаю, потому и звоню. Я слышал, ты успокоился, сын уже взрослый. Жениться не думаешь? Правда, у вас там, в Сан-Франциско одни Геи...

- Подумываю о женитьбе. Но сложно пока. Может, годика через два-три… Ладно. Хорош травить. Запоминай. Лёгкий номер: код Нью-Йорка, две четвёрки, две единицы, три семёрки. Зорик его зовут. Я поговорю с ним сейчас. Давай так: устраивайся, у вас сейчас почти десять утра. Встреть его в четыре, на Брайтоне, возле Оптики, при спуске с сабвея, на правой стороне…О. К.?

 

Зорик – очень хороший парень, люди. Невинная улыбка на детском лице. Лимузины держит. Так, нормально зарабатывает. Жена, две девочки, ещё – Ляля-парикмахерша. Квартирами крутит немножко, людей знает хороших. Наркотики не уважает: любит, чтобы голова чистая была. Просто, примет иногда бутылочку пивка «Балтика», бутербродиком загрызёт, «Русскую Рекламу» почитает. Мёд не ест – аллергия. К врачам не ходит без нужды, разве что – зубы, или поясница тянет: из-за работы его сидячей…Хороший семьянин. Отработал, к Ляле заскочил, и – домой, к жене и детям. Один недостаток, люди. Честно скажу. Когда заработок чует, руки потеют. Аж липкими становятся. Поэтому в кармане пиджака фирменного всегда салфетки носит. Как Валентин позвонил, достал наш Зорик салфетку из кармана, вытер руки, вызвал помощника своего верного, отдал заказы. Тот его на Брайтон и подбросил. Потёр Зорик правую руку об штаны сзади, протянул Олегу: «Привет, говорите, что надо»…

 

- Есть человек. Очень умелый. Большой специалист. Хорошую школу прошёл. Вы не спешите, всё сам расскажу. Из Флориды он. Три друга их. Серьёзные парни. Саид, Ахмед и Зиад Замир Ал-Джаррах. Первый – в Дайтона-бич живёт, второй – в Делрей-бич. Зиад – из Голливуда, Флорида, лётчик-любитель. Вместе их никогда не видели. Один раз только – в Делрей-бич снимали юнит 1504 в Delray Racquet Club.

- Когда?

- 15 июня.

- Как знаешь?

- Обижаете… Зиад будет в Нью-Йорке только одну ночь. Заночует в мотеле на Белт Рарквэе. Десятого числа. Следующим утром они все летят в Сан-Франциско. Дело у них там. На Восточное побережье никогда не вернуться. Итак, пять часов, сорок пять минут утра – самое подходящее время. Обеспечите клиента так рано? - Когда рейс?

- United Airline, Рейс 93. 8 утра, из Нью-Арка.

- Это – хорошо. Время в обрез. До аэропорта минут тридцать ехать. Я надеюсь, всем понятно, что работать тихо. Нож или бритва. Ни одного выстрела. Сколько?

- Немного сложно. Пять тысяч Евро передать немедленно людям в Гамбурге, если не можете, то шесть тысяч долларов – в Грозном. Тут адреса на листке. Остальные семь тысяч – мне, завтра. Ещё две тысячи – дополнительные расходы, - добавил наш Зорик, видя, что Олег глазом не моргнул. И вытер руки об брюки.

- Хорошо. Работа стоит этих денег…

 

Вы бывали в Нью-Йорке, люди? Чудесный город. Особенно – Манхеттен, с его роскошными магазинами, огромными телевизионными экранами, зависшими над Бродвеем, прекрасными театрами, неоновыми рекламами, десятками тысяч прохожих на улицах, сплошной стеной такси. А небоскрёбы! Повсеместно – небоскрёбы. Говорят, в Чикаго или Сингапуре есть пару зданий повыше, но я не верю. Не может этого быть! Особенно восхищают два центральных здания Всемирного Торгового Центра. Они прекрасны своей скромной величественной простотой. Их называют «Близнецы». Ходят слухи, что там в каждом – по 110 этажей. Редкая шляпа не слетит с головы глядящего вверх зеваки. А какие рестораны в Манхеттене! Даже если вы не любите американскую кухню, то, уж, перед ценами в этих ресторанах устоять не сможете, и вам непременно захочется попробовать этот безвкусный гамбургер с жареной картошкой, наструганной где-то в Мексике год назад. А подадут вам его на огромной тарелке, красивой, как славянский шкаф. Верхняя половина булочки будет лежать рядом, тут же – листик салата, выращенного на чистых химикатах где-то в Чили, погубившего нашего Володю Тейтельбойма руками хунтовщика Пиночета. Этот листик будет сиять своей чистотой, ни точки гнили. Нет таких насекомых и даже бактерий во всем цивилизованном мире, которые способны устоять перед американской химией. Нет. Один Человек! И это звучит – гордо, как заметил пролетарский писатель. Только обязательно, не забудьте, пожалуйста, люди, перед тем, как надкусить любую еду, выпить грамм пятьдесят, а ещё лучше – сто водки или коньяка. Чисто профилактически, для обеззараживания тех же химикатов. Дезактивации, как говорят учёные соседи. Потому и выживают наши эмигранты в Нью-Йорке. Водка! Так, обещаете? Поехали дальше.

Другое дело – Бруклин. Там в ресторанах очень вкусно готовят. Конечно, это не московские или питерские рестораны и даже не одесские. Наверное, и Урюпинские - лучше, но что поделаешь, если нет, НЕТ в Америке вкусного свежего мяса, сладких помидор, нежно хрустящих и пахнущих весной зелёных огурчиков. Вся еда заведомо убита химией. Червячки кончают жизнь самоубийством ещё до того, как их бригада начнёт восхождение на ближайшую яблоню. Ужасно, и мне их искренне жаль. Уж лучше посоветовать им подобраться к мусорным бакам, но только осторожно, чтобы многочисленные крысы не растоптали ненароком, и там, сдерживая дыхание, лезть, и лезть, и лезть вверх по скользкой пластмассе, чтобы поесть чуть-чуть отходов, а не свежих яблок и овощей.

Когда Серёжа с Верочкой и Вадимом были последний раз в Италии, в августе 2003 года, то в Венеции, в витрине мясной лавки они увидели кусок парной свинины. Он – дышал! И можно только позавидовать жителям тех стран, где по-старинке едят свежие, а не замороженные продукты, пьют на твоих глазах выжатые соки, наслаждаются мороженым, которое не содержит подозрительного вкуса кукурузный сироп и какой-то там ещё «корн страч» (только космические пришельцы знают, что это), или, например, пьют настоящее грузинское вино, а не переваренную специально для жителей Нью-Йорка красную бурду. И запивают бифштекс из свежайшего базарного мяса настоящим (послушайте: звучит как музыка!) БОРЖОМИ, а не сделанным из воды и соды неизвестной национальности боржомом. Но что же делать? Мы жили раньше в лучшем из миров, а теперь – в лучшей стране мира. И вам остаётся просто поверить мне на слово, люди, что в Бруклине, в русских ресторанах еда, всё-таки вкуснее, чем в других местах. Всё. Извините, что отвлёкся.

Так вот, на углу Брайтон-бич и 3-й Брайтон-стрит находится маленький ресторан «Вареничная», где можно в любое время поесть вкусные, м-да, вареники, пельмешки, а утром – сырники с примесью творога, блины с икрой. А по диагонали, напротив, на 3-й стрит стоит цветочный магазин, где хозяйка – Катя. Вот к нему утром в пять часов сорок минут подъедет на простой неприметной старенькой Хонде симпатичный молодой человек по имени Зиад Замир Ал-Джаррах, пилот-любитель. Когда он повернёт с Брайтона направо, от магазина отъедет машина, освободив ему место. Знаете, парковка – это сущее наказание в Нью-Йорке! В счётчик заранее будет опущена монетка на 30 минут парковки,- 25 центов. А машину Зиаду подгонят к мотелю ещё с вечера. Номерные знаки – настоящие. Машина – с чистым прошлым. Её угонят прямо из гаража на 15734 Авеню Ю. «Чистая» машина. Хозяин вернётся из отпуска через неделю, считая, что только чудо помогло ему так дёшево купить отпуск в Канаду для себя и любимой девушки, куда они уедут сегодня – 9-го сентября.

После окончания работы Зиад сядет в машину, спокойно поедет прямо, свернёт налево на Нептун Авеню, затем – направо на Оушен Парквэй, через три светофора – налево на Белт Парквэй, уйдёт на третьем экзите на Верразано Бридж и выйдет на трассу. Он не остановится ни на одном турникете для оплаты проезда: внутри машины на лобовом стекле на присосках установлен датчик, называется «EZ-Pass», для быстрого проезда. Так Зиада никто и не увидит

 

- Ты пойми, солнышко, я вынужден ехать. Шесть лет прошло, а мы даже половины долга не отдали, - уговаривал Сергей Верочку, - Куплю одеколон «Картье», сюрприз Боре сделаю, поздравлю с днём рождения, поболтаю с ним, к Нюмке подскочу. Мы ему вообще ни копейки не отдали. И скучаю я за ним очень. Вернусь в тот же день, ближе к ночи.

- А что с бизнесом будет? Если срочные заказы принесут? Я, ведь, ничего не умею делать.

- Так и не нужно ничего. Срочные заказы не бери, скажешь, процессор в ремонте. («Могла бы и научиться за семь лет. Вон, везде в таких местах подростки работают. Совсем не сложные процессоры», - подумал Сергей, но вслух ничего не сказал.) А я рано утром, часов в пять выеду.

- А не устанешь, возраст же?..

- Что, хоть раз давал тебе повод жаловаться? Ты выкупайся и жди. Ещё ни разу за четырнадцать лет не подвёл тебя…

 

На столе у Абрама Меломуда зазвонил телефон прямой связи с охраной.

- Извините за беспокойство. Это Норман. Пакет на ваше имя.

- Спасибо. Сейчас спущусь, - привычно ответил Хасанов – Меломуд, посмотрел на себя в зеркало, остался собой доволен, улыбнулся, чуть поправил ермолку.

Он вышел в приёмную, поздоровался с только что вошедшей секретаршей, мельком взглянул на часы на стене, показывающие время на разных биржах мира («сегодня – вовремя пришла!»), вышел в холл, сел в скоростной лифт и понёсся вниз. Подошёл к охранникам. Там возле вертушки пропускника, чуть в стороне от рентгена стоял рассыльный и весело болтал на смеси китайского и нью-йоркского языков. Хасанов поздоровался, расписался в ведомости, взял маленькую коробочку, пронёс через рентген. Он распечатал её в лифте. Там был сотовый телефон и бумажка с надписью: «12:00 ».

В одиннадцать утра Абрам Меломуд перенёс две встречи на четыре часа, позвонил - заказать столик в ресторане гостиницы «New York Marriott World Trade Center», медленно выпил принесённую секретарём чашечку кофе по-турецки. Чувствуя неладное, собрал кое-какие бумаги, вынул из компьютера СиДи с программой, ещё раз проверил файлы, стёр кое-что (поздно!) и вышел, ласково улыбнувшись секретарше: «Я на ланче».

До гостиницы всего метров сто. Слежки не было. (Была, Хасанов, была. Возьми глаза в руки! Что-то ты нюх потерял в своём Нью-Йорке.) Администратор проводил его к столику. Хасанов заказал блины с чёрной икрой, кошерные сосиски с овощами, чай и баклаву, мельком взглянул на «Ролекс» и вынул телефон. Тут же задребезжал звонок.

- Я, - сказал Хасанов.

- А это – я. Привет. Значит, так. Завтра утром, в пять сорок пять подъедешь к «Вареничной» на Брайтоне угол Третьей. К тебе подойдёт чувак, нас не знает, по-английски еле трёкает, конверт принесёт. Там – билет на шесть часов в Гамбург, штука денег, инструкция. Ему уплачено, но кинь парнишке десятку лишнюю - за время раннее. Сейчас в офис не возвращайся, личные дела сворачивай. Мерсер оставишь под домом своим, на Ориентал бульваре. Такси возьмёшь. Встретимся в Риме пятнадцатого. Все подробности – в конверте. У меня – всё. Целую. Смотри в оба.

- Чай холодный, и это не Эрл Грэй, а Инглиш Брэкфест. Что с вами сегодня? – отчитал он официанта.

Хасанов крутил в руке пакетик с сахаром. Он и так - «смотрит в оба». Предчувствие нехорошее. ФБР – не Олег: мёртвой хваткой вгрызается. Не откупишься. Давно готов ко всему. Деньги свои из Нью-Йорка уже перевел в Италию, в банк «Национале дел Лаворно». И еще кое-что провернул. Счёт свой в Рио давно закрыл, а денежка исчезла: купил в Австралии две ювелирки и бензоколонку «Шелл» на хорошем перекрёстке, в пригороде Мельбурна. «Олег – болван, культура – ноль без палочки. Типичный «новый русский». Ума нет, считай – калека. Вот смог бы он роль Абрама Меломуда годами играть? Фигу с маслом. Жорж Липкин, еврей курносый. Ха! Его рано или поздно повяжут. А меня – нет! (Да, тебя не повяжут. Могу поспорить.) - Пакетик сахара лопнул в его руке.- Нет, из Гамбурга – прямо в Австралию»… Он рассчитался, положил 15% чаевых, стряхнул точки сахара с пиджака, выбросил телефон в урну возле лифта, вышел на улицу, улыбнулся жаркому солнышку, снял с головы ермолку, аккуратно сложил её вчетверо. И твёрдой походкой уверенного в своих силах 54-летнего человека направился к гаражу WTC - Всемирного Торгового Центра.

 

11 сентября 2001года, 5:40 – 5:45 утра.

 

…Сергей открыл гараж, выгнал свою Нисан- Максиму, опустил дверь, повернул защёлку, сел за руль стоящей на проезде Вадюнькиной Мазды, перегнал её на свободное место, подошёл к Нисан, поднял голову, махнул рукой Верочке, стоящей у окна, сел в машину и повернул ключ зажигания. Через пять минут он уже мчался по трассе Интерстейт 95, на север, в Нью-Йорк.

Хасанов медленно ехал по Брайтон-бич от Вест-Энд Авеню, доехал до Оушэн Парквэй, развернулся, пропустив рейсовый автобус, подъехал к «Вареничной» на углу. Ничего подозрительного. Достал шестизарядный Кольт, проверил барабан, спустил с предохранителя и положил оружие на колени. Прогрохотал поезд сабвея, что над Брайтоном. Хасанов включил кондиционер и нажал кнопки подъёма стёкол, оставив левое приоткрытым.

Через дорогу шёл какой-то молодой парень, коротко постриженный, в клетчатой котоновой рубашке, черноглазый, с широкими почти сросшимися бровями. «На моих бакинцев похож»,- подумал Хасанов.

- Доброе утро, мистер, - сказал тот на плохом английском и застенчиво улыбнулся. - Я имею пакет для вас.

- Стой там, где стоишь. Открой пакет.

Парень надорвал пакет, вынул знакомую на вид обложку с фирменным знаком Люфтганзы. «О, - добавил он, - деньги внутри», и, получив знак подойти поближе, сделал шаг вперёд, увидел пистолет, отскочил назад и громко сказал:

- Мне не нравится это. Я - не килерь какой-то. За двадцать долларов пистолет в лицо получить, да? Я отдам это назад. Мне не нравится это,- и он повернулся уходить.

- Ладно, перестань, давай пакет.

- Выйди из машины, мистер, и возьми, - ответил «бакинец» и улыбнулся.

Хасанов ухмыльнулся в ответ, открыл дверь, отложив Кольт в сторону, двумя пальцами правой руки влез в нагрудный карман, чтобы достать подготовленный чаевые – 20 долларов. В эту секунду парень, держа в левой руке пакет, сделал шаг вперёд, а правой – загнал финку в грудь Хасанову, по самую рукоять, и тренированной рукой дважды провернул её. Тот вскрикнул, но никто его не услышал. Вы же знаете, люди, В 5:45 как раз одновременно проходят два гремящих металлом поезда сабвея – наверху, над головами русской эмиграции, над поганой клоакой, обозначенной на картах мира как Брайтон-бич.

Парень чуть подтолкнул тело внутрь машины, тихо прихлопнул дверь и чётко сказал на своём странном языке: «Нет бога, кроме Аллаха» и спокойно ушёл. А Хасанов остался сидеть в своём Мерседесе последней модели, с торчащей из груди рукоятью боевой финки, с широко открытыми «смотрящими в оба» глазами и невинной улыбкой на детском лице.

 

И в эту секунду, люди, хотите - верьте, хотите – нет, подошёл Хасанов ко мне, стал за моей спиной. Дышит в затылок и смотрит, как я пишу эту ужасную повесть.

 

- Уйди, - говорю я ему, - мне и так – тошно!

 

 

Вот такой фрагмент.

Участвовать в конкурсе фрагментом произведения – дело каверзное, заведомо опасное. Хотя и всегда есть прикрытие: все, что читатель не понял, он может найти в произведении. Но это не наш случай.

Что мне понравилось и тогда, и еще больше нравится сейчас – это личность автора, его отношения с героями, органично вплетенные в текст повествования, что есть признак зрелого мастерства, высшего пилотажа. Когда не только читаешь, а немного работаешь вместе с автором. И происходит это само по себе.

Вот, буквально после первого диалога в мысли Олега тихонько вкралось авторское видение его бизнеса: так, ничего себе бизнес… Берешь денежки…

И он же, автор, ненавязчиво знакомит нас и с Хасанчиком, он же… И про него своим взглядом: хозяйским, ехидненьким. Только то, что надо. Ведь мы не ведем героев так сказать с рождения и до того момента, когда автор сочтет нужным с ними расстаться – нет. Такие осколки образов с одной стороны, фрагменты жизней во фрагменте повести. Только позавидовать можно целостности восприятия, моментального самододумывания, которое возникает при чтении. А автор бросает себе детальки: один недостаток: когда заработок чует – руки потеют… И у других – то про чай, то про машину, то про счета, то про подарки. Такое мгновенное фото, у каждого героя – сиюминутный крупный план, из которых и складывается фрагмент жизни, запечатленный художником.

Ну, Хасанчик, конечно – любимец автора. Хасанчик, немного томимый предчувствием, еще живет себе, а автор уже затягивает гаечки, так сказать, саспесн читателю делает. Вот Хасанчик кое-какие файлы стер. Поздно! Комментирует автор. Ай! Екает сердце читателя.

Хасанов думает: слежки не было! Автор тут как тут: была, Хасанов, была. И тут мне прямо хочется оказаться рядом с Хасановым и протереть таки ему глаза. Ну, в самом деле!

Хасанов, перестань хаять Олега, тебе же автор прямым текстом намекает – тебя уж точно не повяжут. Ох, этот самоуверенный Хасанов. Получил таки нож… А ведь мы с автором так за тебя переживали.

А ты отомстил, да? За спиной теперь стоишь и смотришь, а автору, между прочим, тошно. А Хасанова, как впрочем, и других героев, это совершенно не волнует. Это, знаете ли, признак состоявшегося героя – наплевать на автора и начать жить своей жизнью. И за спиной стоять, да-да! Хоть бы рядом встал, когда автор будет отдуваться перед читателем: зачем убил Хасанчика или еще кого другого? Дудки, ведь. Они, герои, живут своей жизнью, а мы, авторы, за них отдуваемся. Это, конечно, в случае, когда и автор, и герой – настоящие, живые. Как раз тому пример мы и пронаблюдали.

Живые люди, живой город, живые кухни ресторанов со своими недостатками, убивающая химия – и та видится неким образом. А уж червяки. Жалко ребят, честное слово…

Динамично, колоритно. Только, что же главное? Неужели вот так легко можно написать об убийстве? Та-а-к… Тут можно было бы поставить руки в боки и воззвать к сердцу автора укором, но… Сам ведь он заявил, что тошно ему, и повесть пишет он ужасную…

В чем ужас ее читатель и сам понял, и тошноту легкую почувствовал, когда нож у Хасанова в груди проворачивался…

Альтернатива, так сказать, позитивное начало?

А оно в начале и есть. В самом названии, легкие отклики которое впечатаны в текст так, что вряд ли можно не заметить. «Невинные улыбки на детских лицах». То далекое, чистое, кем-то сохраненное, кем-то потерянное. Но всегда возвращающееся улыбкой особенной, освещенной удивительной жизненной силой, даже если застыла она на лице умершего. Вот именно это и сделало фрагмент весьма соответствующим конкурсу «Жизнь и смерть». Поскольку авторы могли представить несколько работ, то трудно судить, какое именно произведение принесло автору второе место в номинации «Проза».

В целом же хочется пожелать автору и дальше любить своих героев и читателей, что чувствуется сейчас и должно расцветать в дальнейшей работе. Тексты Сола Кейсера удивительно живые, дышащие, звучащие. Пусть и дальше сплетаются фрагменты в повести, пронизанные духовной энергией автора, наполненные разными мелодиями жизни с разными нотными акцентами, как к Рождеству, так и к другим праздникам.

Верно, люди?