«СИНИЦА ТУСЕНЬКА» - НАСЛЕДНИЦА ЛИЛИТ. Новелла о Н. В. Крандиевской - Толстой со стихами в альбом: автора и - персонажа. Как яблоко, надкушенное Евой, Моя любовь внушала опасенья. Отбросили ее пинком усталым, Пожав плечами в вялом безразличье: "Уйдешь - уйди, то - не моя забота!" Как яблоко, надкушенное Евой, Мой мир упал, и на моих коленях Заплакал тихо - тихо, как дитя. А я ему запела: "Будет завтра!" 2. Как яблоко, надкушенное Евой, Был сладок плод познания привычки, Что тих твой шаг, что взгляды - осторожны, И что слова - пленительно - нежны На пять минут, на полчаса, на день! Как яблоко, надкушенное Евой, Любовь моя горчила, сознавая, Что в мягких травах сочтены мгновения Ее безумств, и пелена - спадет Очарований, детских и наивных...... Как яблоко, надкушенное Евой, Любовь моя увяла, источая, Немного странный, пряный аромат! 3. О, яблоко, надкушенное Евой! Его делить никто, никто не станет. В садах душистых тихого Эдема К нему неслышно подкрадется птица, Иль мышь забавная, или - волна ручья Его слезинкой - каплею омоет.. О, яблоко, надкушенное Евой! Тобой играл с улыбкой тонкой Ангел. Иль то был - змий? Уже никто не помнит. Отброшено рукою, как досадность, Ты мир добром и злом, как хмелем - пОишь, И над тобой Тень – сирена плачет, Та, Первая, которая из пыли, - Такой же миф, в какой ты превратилось, О, яблоко, надкушенное Евой! 24 февраля 2006 г. **** Несколько этих стихотворений, написанных мною не так давно, навеяны поэтической строфою и образом Наталии Васильевны Крандиевской – Толстой, третьей супруги Алексея Николаевича Толстого, «красного графа», создателя эпопеи «Хождение по мукам» и исторического романа - компилятива «ПетрI» Наталия Васильевна познакомилась с графом Алексеем Толстым в художественной мастерской, где упоенно занималась живописью вместе с его тогдашней супругой - Софьей Дымшиц, которую считала своей подругой. Н. В. Крандиевская, дочь известного московского книгоиздателя и писательницы, и жена преуспевающего петербургского адвоката, поэтесса, талантливая художница, она вовсе не думала и не гадала, что - то менять в своей устоявшейся и спокойной жизни. Но та мимолетная встреча все перевернула в ее Душе, оставившей внутри себя беспокойный, живо заинтересованный, загадочный, золотисто - карий взгляд Алексея Николаевича. Казалось, он пронизывал сердце - насквозь... Что тронуло Наталию Васильевну позже, уже при второй встрече с графом, читающим в одной из светских гостиных отрывок своего рассказа, - она так не поняла до конца... Наверное - острое проникновение в суть ее мятущейся, неспокойной Души, что искала свой путь в безбрежном океане жизни. Размеренность безмятежно – довольного существования обычной светской дамы, балующейся « разными художествами» была явно - не по ней, но как разорвать невидимые золотистые паутинки, связывающие крылья? Ей помог все тот же Алексей Николаевич, посадивший ее в укромный уголок, в тени от гостей, (*в доме писателя - дипломата Ю. Балтрушайтиса, в Москве – Р.), и принесший две чашки дымящегося чая. Чай остывал, золотистая жидкость становилось коричневой, а они все говорили, говорили и говорили: «Вы боитесь самой себя, Вы должны быть смелее, энергичнее, а в Петербург Вам возвращаться не стоит, прежняя жизнь - не для Вас, милая синица Тусенька!» – горячо шептал он, покрывая ее руки нежными поцелуями. ***** Но, какая тогда - для нее? Жизнь эмигрантки в Берлине и Париже, где в крохотных комнатах Она зарабатывала на пропитание шитьем, освоив искусство портнихи? Она забыла свой каждодневный урок живописи, так свободно занимавший ее время в Москве, забыла нежный аромат духов, щегольство нарядов. Перепачканные акварелями и пылью мордашки сыновей, Дмитрия и Никиты, все время были перед нею, как и их голодные глаза... Алексей Николаевич ночи напролет сидел за столом, писал и рвал написанное. Не получалось очередной главы, не получалось. Начало «Сестер» встретила эмигрантская публика, еще ностальгически не позабывшая прежнюю Россию, - «на ура», но деньги от изданий и чтений уходили быстро, ибо граф так и не научился экономить. Никогда. Вечера в ресторанах, букеты красных и белых роз, вино, щегольские костюмы, коляски, драгоценности и дорогие шубы – все это приходило и уплывало вновь, как мираж. Оставались лишь ее исколотые иглою пальцы, которые он целовал по вечерам, когда припадок бессильного гнева и ярости оттого, что Вдохновение, как капризная дама, минуло бесследно, - проходил. И - опять писал и опять - рвал написанное, крича и страшно вращая покрасневшими белками глаз: «Пиши сама или - умирайте с голоду!». Она гладила его по голове, словно набедокурившего мальчишку, и шла во двор – прилежно собирать лежавшие на траве, разорванные клочки бумаги с написанным текстом. Она рассовывала их по карманам широкого фартука, чтобы дома – тщательно склеить. А в голове, незаметно, исподволь, рождались свои строки, давно, казалось, уже - ненужные: Затворницею, розой белоснежной Нет имени у ней, иль очень Она цветет у сердца моего, много. Я их перебираю не спеша Она мне друг, взыскательный Она - Психея, роза – недотрога. и нежный, Она поэзия иль попросту – Душа... Она мне не прощает ничего! **** Но она – забывала свои стихи. Гнала их прочь. Она полностью растворилась в муже, в его делах, заботах, тащила на себе эмигрантский воз тоски, чужеродности, упований, разочарований и новых тщет. Жила заботами подрастающих сыновей, рисовала с ними гуашью и акварелью синиц и жаворонков, черных дроздов и грачей, и - далекую московскую весну так не схожую с парижской.. Потом они вернулись в Россию... Новая жизнь, устройство нового быта. Роскошного - как оказалось. Толстому вернули его усадьбу в Красном Селе, двухэтажный дом с роскошною мебелью и автомобилем, у сыновей была гувернантка, в доме – прислуга. Очаровательная Наталия Васильевна, вновь полностью растворенная в облике своего мужа, вальяжного « красного барина», писавшего новый роман об императоре Петре, в котором должны были проглянуть типичные черты черноусого «отца большевистской империи»; исхитрилась, однако, в промежутках между шумными домашними и светскими вечеринками, написать либретто к опере «Декабристы», (1933 год) ставящейся с ошеломляющей помпезностью в Большом театре. Алексей Николаевич, на тщательно переписанных изящным почерком листах, молча поставил - свое имя. И жизнь вновь покатилась своим чередом. Только огромные глаза Наталии Васильевны все темнели и темнели. То ли от невыплаканных слез, то ли от снедавшего Душу внутреннего огня. Она осунулась, похудела, появились первые морщинки, первые «серебринки» в волосах... По - прежнему - тонкая, изящная, сдержанная, она вела дом, вечно полный гостей, наблюдала, вовремя ли подан чай «его красному сиятельству» в кабинет из карельской березы, где он писал по ночам или больше – пил, оставляя на столе следы своего невоздержанного пиршества. Уберет прислуга. Убирала – она, по утрам, раньше всех, войдя в кабинет, и подолгу стоя возле открытой форточки. Барабанила пальцами по стеклу. О чем думала? О том, что еще один отрезок Жизни заканчивается. Новый путь ожидает ее. И в нем уже не будет места даже и для Тени того пылко влюбленного в нее человека, что грел ее руки своим дыханием, убеждая покинуть безоглядно прежнюю Жизнь и начать - новую. В этот раз он - не убеждал. Просто – поставил перед фактом. Любит - другую. Ей лучше - уйти. Сыновья останутся с нею. Он так решил. Ему же с Людмилой Ильиничной, новой избранницею, будет лучше: она молода, весела, энергична, да к тому же, он, шутя, сможет давать ей уроки французского, и так они все таки быстрее найдут общий язык. Она посмотрела на него сквозь пелену слез, тумана, мгновенно застлавшего глаза. Молча надела беличью шапочку, так шедшую ей, и ушла, взяв с собою сыновей и пытаясь сохранить на лице безупречность улыбки... Ушла - в одиночество сердца, которое знакомо, увы, почти каждой Женщине. Возможно, она не справилась бы с ним, если бы хранительною тенью, безбрежным потоком не появились тотчас рядом строки стихов, которые, казалось, только и ждали своего часа – «Часа Души». Все ее личное горе расставания, «горе оставленности», ненужности, после двадцати лет полной растворенности в другой, близкой жизни, мгновенно ставшей - «посторонней, чужой»! - утекло в творчество и стало - переплавленным серебром, а, может быть, и – золотом - строчек, многие из которых теперь часто сравнивают по силе и чистоте, ясности и точности - с тютчевскими: **** Люби - другую, с ней дели Труды высокие и чувства, Ее тщеславье утоли Великолепием искусства. Пускай избранница несет Почетный груз твоих забот; И суеты столпотворенье, И праздников водоворот, И отдых твой и вдохновенье, - Пусть все своим она зовет. Но если ночью иль во сне Взалкает память обо мне Предосудительно и больно, И, сиротеющим плечом Ища плечо мое, невольно, Ты вздрогнешь, - милый, мне довольно! Я не жалею ни о чем! ***** Родится новый Геродот И наши дни увековечит. Вергилий новый воспоет Года пророчеств и увечий. Но, будет ли помянут он, Тот день, когда пылали розы И воздух был изнеможен В приморской деревушке Козы, Где волн певучая гроза Органом свадебным гудела, Когда впервые я в глаза Тебе, любовь моя, глядела? Нет! Этот знойный день в Крыму Для вечности так мало значит. Его забудут. Но ему Бессмертье суждено иначе. Оно в стихах. Быть может, тут, На недописанной странице, Где рифм воздушные границы Не прах, а пламень берегут! Н. В Крандиевская. **** Да, страницы все берегли «не прах, а пламень». Она же - старела, грузнела, все чаще ее одолевали разные хвори, и - неизбежная, густая тоска одиночества. Часто, по ночам она смотрела в окно, слушала шум машин и лифта, который поднимался наверх, не к ней. Шаги устремлялись – мимо. Тогда, не пытаясь уже побороть бессонницы, она зажигала лампу. Доставала книгу Александра Блока и читала, читала до рассвета. Часто книгу заменяла тетрадь, в которой появлялись строки, подобные этим: Уж мне не время, не к лицу Сводить в стихах с любовью счеты, Подходят дни мои к концу, И зорь осенних позолоту Сокрыла ночи пелена. Сижу одна у водоема Где призрак жизни невесомой Качает памяти волна... ***** «Волна памяти» качала многое. Ее навещали сыновья повзрослевшие, уже живущие своей жизнью, тянущиеся к отцу.. Она рассказывала им что - то светлое, свежее о детстве в Берлине, Париже, Москве. О встречах с Буниным, Горьким, Бальмонтом, Соллогубом. Никогда, ни одного плохого слова - о Нем. Она научилась «тишине прощенья» и учила этому - их. Они понимали - без слов. Как жила Она сама все эти годы – известно мало. Вероятно, скромно, но - с достоинством. Последнее – неизбежно для ее стати, для ее Духа. В годы Отечественной войны Наталия Васильевна очутилась в эвакуации, в Алма-Ате и Ташкенте. Но и там не теряла присутствия духа, оставалась приветливой, жизнелюбивой. О своих походах под гору, в больницу, к знакомым, с неизменною палочкой - тростью, сочиняла шутливые стихи, хотя ходить и просто – жить - ей становилось все труднее. Писала воспоминания, вела дневник – стихами и прозою. Дневник каждодневно трудного, но неизменно – солнечного быта. Она умерла в 1963 году. ( В других источниках ошибочно указан почему - то – 1967 год! – Р.) А в 1972 году, стараниями сыновей, вышел ее посмертный сборник стихов «Вечерний свет». Он ничем не напоминал давние, первые два, изданные еще в 1919 и 1921 годах, и полные строк, светлых, пленительных, кружащих голову слегка лукавой, шаловливой прелестью Любимой и Любящей... В нем, последнем, посмертном, было собрано тяжким, жемчужным, переливчатым грузом, все Бессмертие Мудрости зрелой Женщины. Евы, надкусившей яблоко и передавшей его - Другой. И ставшей - Лилит. И - написавшей в стихах - «Дневник сердца». Оставшийся с нами. Возникающий в неслышной «памяти Души» строфами, четверостишиями, строками. Как, например, сейчас у меня.... Я ищу ответа на эту загадку и не нахожу. Просто отзвук давней мелодии, так тронувшей сердце, что возникла – своя......Невольная, не точная. Но - близкая, созвучная. Мы все так похожи друг на друга. Женщины, дочери Лилит и Евы... Может быть, потому то иногда наши голоса звучат в унисон? Даже почти столетия спустя.. Яблоко, надкушенное Евой, по - прежнему - лежит в травах Эдемского сада..... ________________________________________________________________________________ * При написании данной новеллы использованы материалы личной библиотеки и памяти автора. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
