-Что? Да-да, конечно. Невероятные прибыли обеспечены, ты же себя знаешь… Курорт отменный! Конкуренты повесятся от зависти!.. Да?.. Ритмы в норме… Да, синхронизировано, алгоритм выверен до тысячной, что там, до миллионной, до миллиардной… Ах, тебя волнует прототип! Какие пустяки… не бери в голову!.. Нет, не сложно. Это всего лишь портрет… Да, художник наш, Клим… не понимаю, чего ты боишься?.. Её мести?! Ты не в своём уме, Ник. Бывай!

 

* * *

Повесив трубку, Лара потянулась в кресле, встала, прошлась от стола до окна.

Голос Ника звенел в ушах, и должно было пройти время, чтобы звуки мира смогли пробиться сквозь такую плотную завесу таких бесплотных мечтаний. Бедный старина Ник. Он и не подозревал, что темноволосая женщина Лара, самое доверенное, но только в делах, касающихся управления отелем, лицо любит в нём не только лучшего в мире творца голограмм…

Курортный комплекс "Морской Бездель-Ник", детище всей Никовой жизни, не уставал поражать даже ко всему привычный обслуживающий персонал.

Вот уже пятый день работал новый проект "Закатные Миражи". Самое сильное впечатление они производили на многочисленных отдыхающих, гулявших вечерами на побережье. Стоило солнцу коснуться краем воды, небо взрывалось безмолвным каскадом завораживающих видений: румянец облаков, песчаные вихри, синева моря и пена гребней волн, и всё это в бездонной высоте… В небе сплетались узоры, пятна, непрерывно меняющие очертания, это зрелище пугало и завораживало, и завершалась феерия, в принципе, одинаково – пена, песок, облака, всё это складывалось в призрачный, но реальный образ женского лица, или фигуры, или просто в один только взгляд. Этой "прихотью" миража распоряжалась Лара, и как раз настал момент отправляться в голограммницу. В этот вечер Лара старалась изо всех сил: старина Ник приехал навестить свой комплекс.

Почти час небесного буйства завершился чётким видением девичьего лица, загорелого, тонкобрового, с алыми-алыми губами, глазами в обрамлении ночных ресниц, и вместо волос - цунами…

 

* * *

-Алло? – телефон надрывался уже минут пять, но Лара только вернулась из лаборатории. – Ник! Да, конечно!.. – Ник был в восторге, плакал в трубку, что не дождётся следующего вечера. "Может, и так", - подумала женщина. Может, и не дождётся. Сердечко слабовато. Ох, слабовато! Лучше б оно, это сердечко, было слабее в нефизическом плане. Но – что имеем, то имеем. У Венедеевича совершенно своя, особая, жизнь, в которой места для Лары нет.

Проплакавшись, Ник изъявил желание "попробовать".

То есть – самостоятельно направить превращения миража.

-Да? А… ну…

Лара не ожидала, что настолько привыкший за последние годы быть потребителем Ник "изъявит желание". Ник-бездельник снова хочет быть творцом?

-Ну, конечно, Ник, когда хочешь… завтра? Отлично, завтра же.

Лара изо всех сил долбанула по кнопке разъединения и в который раз порадовалась, что она такая старомодная. Вряд ли у неё получилось бы удержать неизменное выражение на лице, и видеофон выдал бы её, а так – голосом она всегда хорошо управляла.

Ей предстоял очень долгий день, да что там день, ночью тоже вряд ли получится уснуть.

Надо всё успеть.

 

* * *

Кнопка коммуникатора "секретарь":

-Таня? Зови Клима. Но-очь?! Так… сейчас же отправляешься в голограммницу вместе с Климом и Петровым, и если я узнаю, что хоть один из вас хотя бы попытался спать… Что нужно? С этого надо было начинать. Портрет Кати Миргиной. Не-воз-мож-но?! Это Клим сказал? А-ах, это ты сказала… и ещё. Чтобы Ник Венедеевич об этом ни сном, ни духом!

Лара умела приказывать. Во всяком случае, сегодня.

Эти трое, кого она решила позвать – Таня, Петр, Клим – были самыми лучшими каждый в своём деле, и на них можно было положиться в любой ситуации. Самое главное, они будут делать то, о чём их просят, не добиваясь детального разбора ситуации. А когда всё сделают – им в голову не придёт ни с кем "поделиться".

Она проходила зеркальными холлами, прикрывая глаза. Почему-то не хотелось видеть "множественно идущую" в коридорах отражений женщину неопределённого возраста. Когин, конечно, гениален, но эта его мания везде развешивать голографические зеркала – её окупает только его безграничная преданность "Морскому Бездель-Нику".

 

* * *

Николай Власович Венедеев, смолоду больше известный как Ник Венедеевич, был хорошо знаком всем и каждому, как "Моцарт нынешнего века". В десять лет он пришёл в фирму "Фантом", занимавшуюся голограммами, и его хотели прогнать – ещё чего не хватало! Принимать на работу младенцев! Но – в двенадцать лет он уже возглавлял отдел статической голо-графики, и никому не приходило в голову оспаривать его высокое положение. В четырнадцать, уже будучи Венедеевичем, он основал собственную фирму "Живые Миражи".

Ник отыскал способ заставить голограммы двигаться и на полвека застрял на одном месте. И вот, чуть не на семидесятом году жизни – новый прорыв: технология, позволяющая проецировать динамические голограммы любого размера, с любого и на любое место, на какую угодно дальность. Единственная загвоздка была в том, что создание такой голограммы требовало не только больших энергозатрат, но и прототипа, живого – для того, чтобы сама голограмма казалась живой. Это было тем самым пунктиком, который заставлял Ника бояться женского лица над морем.

Самый первый "динамический кролик" посещал Ника в ночных кошмарах. Живой, но насмерть перепуганный зверёк, оплетённый проводам, трубками, облепленный датчиками, намертво пристёгнутый к проекционной платформе… и тысячи тончайших лезвий, аккуратно вправленных под кожу для перехвата нервных окончаний. Насмерть… Намертво…

 

* * *

Таня-секретарша, Клим Когин и Пётр Петров стояли у дверей лаборатории. Раньше там доводилось бывать только Петрову, и он знал, что увидит, когда придёт Лара Михайловна и откроет дверь. Клим неуверенно переминался с ноги на ногу. Он был художником от Бога и непревзойдённым творцом статических голограмм, его стараниями "Морской Бездель-Ник" выглядел всегда безупречно белым, чистым и празднично-красивым. Он обожал "Бездель-Ника" и боготворил его хозяйку Лару. Когин уже знал, что нужно будет рисовать женский портрет, Петров говорил о каких-то сложностях с натурщицей… это вселяло неуверенность, хотя кого только Клим не рисовал и в каких только условиях, неужели не справится сейчас?

Таня просто давилась зевотой. Виноват в этом был, конечно же, приказной голос шефа: "и если я узнаю, что хоть один из вас хотя бы попытался спать" - чем не директива к действию?

Лара заставляла себя ждать. Она не специально медлила – просто нечаянно открыла глаза перед зеркальными дверями в лифте, и… чего греха таить. Она боялась не только и не столько предстоящей неприятной работы, невероятной мистификации, в которую Ник может ещё и не поверить, с которой могут не справиться трое самых лучших, самых верных… Лара больше всего на свете боялась этой женщины неопределённого возраста, что повадилась пялиться на неё из каждого зеркала. Улыбаться ей смысла не было – улыбка перекашивала лицо, и возраст сразу же выплывал наружу.

Этой женщине в зеркале скоро пятьдесят. Вот смех-то! Наука семимильными шагами шагает себе вперёд, и не только голограммы научились люди делать, но и старость притормаживать, только кто же не знает этой специфической улыбки внешне молодых чуть ли не девушек! И все знают, что это – инъекции, чародейские крема, искусный макияж… Все видят, что это - старость. Как бы там не пыжилась наука. И если Лара не была нужна Нику молодой, тридцать – двадцать – десять лет назад, он тем более не почувствует потребности в этой почти пятидесятилетней женщине, которая ради него на всё готова, и чаще только ради того, чтобы он получал удовольствие от собственных изобретений.

М-м, он никогда не узнает – на что.

 

* * *

Клима затошнило, и он убежал; Таня села на пол и стала задыхаться, ей никак не удавалось упасть в обморок – он был бы поистине спасением. Для неё, разумеется.

Петров проверил крепления проекционной платформы, поправил трубки, подающие в полуживой организм Кати Миргиной кислород и питательные вещества. Он был здесь далеко не первый раз, и у него получалось делать вид, что он – привык… и тысячи, мириады острейших, тончайших изогнутых лезвий под кожей, от каждого тянется проводок в коллектор, и в этом серебрящемся облаке проводов – женское тело.

Лара приволокла Когина за шиворот, ощутимо встряхнула. Откуда в этой маленькой женщине столько силы?

-Приступай к работе, Клим. К утру мы должны подключить второй проектор, уже с картиной, и синхронизировать с этим… и молиться Богу, истово и пламенно, чтобы Ник ни о чём не догадался.

-М-можно я побуду здесь один? Н-наедине с… с ней? – попросил Клим.

-Нет, - отрезала начальница, зная, что сентиментальный художник, оставшись без присмотра, полезет трогать свою натурщицу, и обязательно сдвинет или лезвия, или датчики. И накроются "Закатные Миражи".

-За работу, - подстегнула застывшую троицу Лара. – Мы должны успеть.

 

* * *

Они успели.

Ник Венедеевич, естественно, был полностью доволен тем, что живая голограмма "так шикарно" работает от неживого портрета, подсечённого в голографическом пласте всё теми же лезвиями на проводах. Ну не мог простой портрет обеспечить такую реальность жизни! Вдоволь наигравшись, Венедеевич укатил из "Морского Бездель-Ника" с багажом положительных эмоций, покинул Землю, направляясь на одну из Лунных станций, к друзьям, показывать отснятые на побережье фильмы, проводить личное время в поразительно приятном безделье и ожидании новых озарений. Лара провожала его, еле справляясь с мимикой. Не хотелось выдавать зависти ко всем этим мужикам, которым настолько безразлично, как они выглядят в старости, гордящимся седыми волосами и глубокими морщинами.

 

* * *

Клим, с запавшими глазами, усталый, помятый, без вызова явился в кабинет шефа.

-Лара Михайловна, я хочу вас просить об одном одолжении.

-Да?

Лара была довольна его работой и сразу же решила, что выполнит любую просьбу своего милого гения. В самом деле, не об отставке он просить собрался – на пике карьеры!

-Я увольняюсь, Лара Михайловна. Я больше не хочу работать здесь. Я нашёл для себя новое место.

-Ага, - кивнула женщина. – Там лучше, чем здесь?

Он улыбнулся своей особенной улыбкой – то ли ангельское всепрощение, то ли отеческий упрёк:

-Надеюсь, что да, там будет лучше.

-Хорошо, Когин.

В её голове вихрились мысли. Вот ещё один образчик. Тридцать лет, экзотичная прядь седых волос надо лбом, редкого цвета глаза и прозрачная кожа. Красота! Смуглая красотка и белокожий красавец с таким завораживающим взором – ведь проекционная платформа обязательно позволит "поймать" эту особую улыбку…

-Можешь собирать вещи, завтра я подпишу все документы, - ровным голосом сказала женщина. Он посмотрел ей в глаза, и на миг показалось, что он обо всём догадался:

-Спасибо, Лара Михайловна!

 

* * *

Лара вовсе не была таким уж монстром, просто, если Клим Когин уйдёт из "Бездель-Ника", пойдут пересуды, всем захочется узнать, что ж там такого случилось, что заставило этого преданного "бездель-ничеству" парня бросить своих – нет, не хозяев, друзей, ведь все же знают, как тут работают, а работают здесь только друзья, только те, кто может уверенно сказать о тех, с кем служит, что это его семья… Дойдёт и до Лунных станций, и обязательно всполошится Ник, и начнёт разбираться, а уж он-то сумеет понять, в чём дело!

Лара моментально просчитала в уме количество звонков, которые придётся сделать до завтра, сколько денег пойдёт на платформу и сколько потребует умница Петров, чтобы не было никакого шума – ведь шума не было, когда пропала Миргина! Женщина просчитала всё, но просчиталась в одном: по-настоящему живые миражи работают только от живых прототипов, способных на уровне тонких электоимпульсов показать и взгляд с поволокой, и улыбку ангела…

А Клима нашли утром мёртвым.

Впрочем, Лара пережила это известие очень спокойно. Теперь некому было настаивать на том, что зеркала расширяют помещения, и сегодня же их можно будет отключить. Можно будет спокойно ходить по отелю.

И, в конце концов, одна женщина с волной цунами вместо волос тоже хороша.