В печи томилась гречневая каша… Харчи в кладовке отбывали срок… Бесстрашный краснозвездный ястребок, сверхзвуковым усильем экипажа с пространством споря, надрывал пупок, не зная, что пилота воронок ждет на земле и теплая параша. Звезда пылала в небе, словно стог… В плену оконной рамы утепленной звенел комар, сибирский соловей… Я родился. Мотался меж ветвей унылый красный флаг над женской зоной… И закричал я, чтоб не слышать стона больной и грешной матери моей. Сквозь громкоговоритель на горе лилась громоподобная осанна. И кто-то дверью хлопал непрестанно и спрашивал махру и кипяток… И был барак прекрасен, как чертог, и добрые волхвы без промедленья мне поднесли мой фиговый листок и небесспорный дар стихосложенья… И столь же неуместен здесь восторг, насколько неуместно сожаленье. Озвучивая эту мелодраму, радист уже строчил радиограмму народам и правительствам. И рот его, с утра не принявший ни грамма, кривился, ибо – не поймет народ… …Тайга ложилась ниц под пилораму… А у правительств – дел невпроворот. В яслях из неоструганной сосны я спал, и, улыбаясь, видел сны. И эти ясли, сделанные грубо – точь-в-точь как мир за деревянным срубом, как вся тайга, похожая на трубы в органном зале, были мне тесны. И значит, если будем мы честны с самим собой – рожденные в неволе, вне выбора, в какую шкуру влезть, – поймем: нам век свободы не обресть. Средь истин, не имеющих названья, и речек, не имеющих моста, имеет смысл лишь орган осязанья... Была бы жизнь достаточно проста, когда б губам хватало крошек хлеба и воздуха, когда б не это небо, красноречивей белого листа, где облака, как знаки препинанья, разбросаны, как нищим подаянье, и звук, еще не вложенный в уста, уже вопросом дерзким искушает, и свет безвидный землю орошает той истиной, чье имя – красота. Так будем же торжественны и строги: когда пройдут отмеренные сроки и колокол ударит вечевой, найдем и мы свои пути-дороги, поймем и мы, что мы уже пророки и черный хлеб поделим бечевой. Пускай в судьбе все рушится, пускай стирает память лица, дни и годы, торчит на вышке пьяный вертухай, атланты подпирают небосводы – неравенство всеобщей несвободы уже не ад, хотя еще не рай. Придет зима и кончится. Пролог другой зимы наступит. И острог название свое изменит снова, но выстоит и сохранит засовы, и гулкий пол, и низкий потолок. И время, уходящее в песок, здесь не преграда: ибо есть основы всего, чему началом было Слово. …Звезда светила в небе все сильней. И реки, начинаясь от морей, картину мироздания наруша, текли туда, где торжествует суша… Дымил костер… На нерест шла горбуша… Я медленно по водам шел за ней… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
