Вера спускалась по лестнице и удивлялась: «Надо же, двадцать лет

прошло, все изменилось, а здесь в горисполкоме, ах, простите, в мэрии, все

то же: те же ступеньки, та же приемная, – стол с тремя телефонами, с

растрепанным телефонным справочником, голые стены, стулья в ряд и та

же секретарша, только постаревшая на 20 лет… И бюрократизм тот же:

«Ваша справочка еще не подписана, зайдите часа через два, а лучше после

обеда». Ну, и что мне делать два часа?» Вера пошла к остановке:

«Скользко… Вот и март… Еще одна зима прошла. Автобус 59! Поеду-ка я к

Татьяне, она должна быть дома. Сколько мы с ней не виделись? Лет десять,

не меньше! Вот время-то бежит! Чем дольше живешь, тем быстрее бежит…

Интересно, это только у меня или у всех?»

Через двадцать минут, Вера стояла у подъезда старенькой

полногабаритной четырехэтажки. Поднявшись на третий этаж, она

остановилась около знакомых дверей, нажала на светящуюся точку

электронного звонка. Дверь распахнулась сразу. На пороге в серых

брючках, в белой футболке, с собранными в «хвост» непослушными

рыжими волосами стояла Таня. Такая же худая, высокая, только плечи

опустились, да морщинок на лице прибавилось. На самом кончике Таниного

носа едва держались очки, в руке дымилась сигарета.

– Всё как обычно, – Вера чмокнула подругу в щёку, – ну, ты не

меняешься. Почему не спрашиваешь, кто пришел? Двери нараспашку –

заходите, берите, а вдруг это не я пришла?

– Верунчик, да кому я нужна. И брать у нас особо нечего, ну, а ежели, чего

другого потребуют, так и подумать можно… Ладно, хватит, что попало

городить, пошли на кухню. Есть будешь?

– Спасибо, нет. Я недавно из дома, а вот по твоему кофе я за десять лет

соскучилась.

– Неужели десять? Слушай, а мы не изменились! Если не считать, что мне

уже шестьдесят пять, а тебе…

– А мне через две недели на пенсию.

На кухне все было новое: кухонный гарнитур, два холодильника, всякие

комбайны, ростер, микроволновка, и был обычный Танин легкий

беспорядок с лужами сбежавшего кофе, с вазочками, сухарницами,

корзиночками, расставленными по всем столам. В них лежали остатки

разных, но всегда свежих и вкусных домашних постряпушек, – Таня была

прирожденным кулинаром.

– Ну, давай, Вера, за встречу, – в хрустальных рюмочках чуть

подрагивала густая тёмно-вишнёвая наливка.

– Даже твоя знаменитая «Вишнёвочка» есть! – Вера протянула свою рюмку

навстречу Таниной.

«В доме пахнет кофе, добрым утром, и словами: «Я тебя люблю», – Вере

было здесь всегда хорошо. И сейчас, после чашечки кофе, с кусочком

«Наполеона» и неизменной «Мальборо», Вере хотелось сказать Тане, что-

нибудь очень хорошее. Сказать, как рада увидеть её, такого

замечательного, доброго, умного человека. Вера вспомнила старый

деревянный дом, большой светлый зеленый двор, себя, совсем

молоденькую, испуганную и бесконечно уставшую.

– Таня, а ты помнишь, когда ты ко мне первый раз пришла?

– Конечно, помню. Сидит такая девятнадцатилетняя пичужка в холодной

комнате, глаза на мокром месте,

– …а рядом стоят две пустые кровати. Одна железная, с голой панцирной

сеткой, вторая – детская, с матрасиком. Позавчера похоронили бабушку,

вчера мать увезла мою четырехмесячную дочь на Крайний Север, потому

что я должна окончить институт, а муж ушел в общежитие три месяца

назад, поругавшись с бабушкой. Но самое ужасное было в том, что у меня

кончились силы: печь, уголь, вода, дрова, бабушка под наркотиками – у

неё был рак, моя последняя сессия, крошечная дочь, бесконечные разборки

с мужем. Сидела совершенно без сил и не знала что делать, даже не

заметила, как ты вошла.

– Да, да, так и было. А я вижу, что ты такая, замороженная, и с порога:

«Так и будешь сидеть? Кого ждешь? Наверное, меня. Я пошла печку топить,

а ты ешь, – здесь горячая картошка с мясом и пирожки, чай я поставлю».

– Да, Танюша, ты в порядок меня быстро привела. Через два часа в

комнате стало тепло, чисто, «запахло живым». Бабушкину кровать вынесли

на мусорку: «После раковых больных ничего оставлять нельзя», в

застеленной старым пледом, детской кроватке сидел огромный мягкий

мишка и нарядная кукла: «Это Юлькины (Татьяниной старшей дочки),

чтобы кроватка пустой не была», на столе в чайных чашках дымился

ароматный кофе, в граненых рюмках также тяжело покачивалась твоя

«Вишнёвочка».

Послышался звук открываемой двери.

– Кто там пришёл? – Таня выглянула в прихожую, – Это Олечка, сноха моя

забежала на минутку.

В кухню вошла красивая молодая женщина.

– Тетя Вера, как я рада Вас видеть! Как Вы? Как Ваши дети-внуки?

За десять лет из тоненькой девушки-травиночки Оля превратилась в

очаровательную тридцатилетнюю женщину. Стать, походка, спокойный

улыбчивый взгляд, одежда, прическа, тонкий запах духов говорили о

достатке, уютной семейной жизни, о любящем и любимом муже, о

замечательных детях.

– Вера, посиди минуточку, я Оле помогу, – Таня и Оля ушли в комнату.

Вера посмотрела им вслед, окинула взглядом просторный коридор, высокие

потолки, старинные, с полукруглыми стёклами двери вели в три комнаты. С

этой квартирой связана необычная история.

Получить квартиру от работы тогда, в восьмидесятые годы, было сложно, а

если работник исполнительный, добросовестный, но не «активист», так и

по десять – двадцать лет стояли в очереди. Муж Татьяны, Иван, специалист

высокой квалификации, общественником не был, и поэтому был первым на

очереди уже десять лет. Жили они в одиннадцатиметровой комнате с

печным отоплением, на втором этаже деревянного дома. Зимой сосульки с

потолка свисали, одна стена промерзала, спали одетыми, печку топили

круглосуточно. Ребятишки были уже большие: Юльке – десять лет, Димке –

семь, когда у Тани кончилось терпение, и она решила действовать сама.

Нет, кулаком по начальственному столу стучать не пошла, и взятки никому

не давала, сделала все честно, но с хитринкой. Начальник Ивана, от

которого зависело получение квартиры, был одинокий человек. Жена от

него ушла после двадцати лет совместной жизни. Таня по-бабски жалела

его: «Надо же, в сорок пять одному остаться, где хорошую бабу в этом

возрасте взять, хорошие уже все пристроенные». На коллективные

праздники Таня обязательно готовила что-нибудь очень вкусное: «Иван, ты

начальнику передай от меня вот эту баночку. Скажи, специально для него

баклажанчики на закусочку готовила». И однажды летом, когда Иван был в

командировке, Таня надела ослепительно белую кофточку, широченную

цветную юбку, рыжие кудрявые волосы высоко подобрала, уложила

кокетливо, с нарочитой небрежностью и пошла к институту, где работал

Иван. Дождалась, когда сотрудники пошли на обед, подошла к начальнику:

«Здравствуйте, Николай Николаевич. Я жена Ивана Черемисина, Татьяна. У

меня к Вам просьба. Хочу Вас на обед к себе пригласить. Живем мы рядом,

через дорогу. Не подумайте ничего плохого, мне поговорить с Вами надо,

заодно и пообедаете. Я готовлю хорошо, Вы же знаете». Не устоял

начальник, пошел с Татьяной. Зашел в комнату и остановился… Печь,

двухъярусная кровать, диван-книжка, небольшой стол. На одной стороне

девочка книги разложила – уроки делает, напротив неё мальчик тарелку

поставил – обедает, у стены на этом же столе – маленький телевизор. А

Таня вперед него протиснулась: «Проходите, проходите, я Вам вот здесь на

краюшке накрыла». Начальнику деваться некуда, сел. Таня ему наливочку,

свою «Вишневочку», в рюмочке пододвигает. Он конечно отказался: «На

работе не могу». Таня ему в ответ: «Ну, и ладно, надеюсь, не последний

раз видимся». Начальник, стесняясь, поел совсем немного, с Таней

поговорил так, ни о чем, поблагодарил, еще раз оглядел комнату и ушел.

Месяца через три, при следующем распределении жилья, Ивану дали вот

эту полногабаритную трехкомнатную квартиру.

– Вера, что ты все кофе, да кофе,– Таня уже вернулась на кухню. – Давай

я тебя покормлю. Скоро уже Ярославик придет, внучок мой. Сейчас

посмотрю, что тут у нас есть.

Только сейчас Вера заметила на холодильниках листы бумаги с надписями.

На одном было написано: «Здесь стоит обед», на другом холодильнике: «Не

работает» и дверца скотчем заклеена.

– Таня, это что за «поминальные» записки, склерозом ты никогда не

страдала, – засмеялась Вера.

– Знаешь, Верочка, что-то со мной не так. Сама знаю, что не так, а

поделать ничего не могу. Вечером спать ложусь – все нормально: книжку

читаю, или пишу… Я, тут на старости лет, стихи писать стала, вот так, – и

удивление, и уважение к самой себе прозвучало в Танином голосе. –

Значит, спать ложусь и начинаю думать…о том, чем завтра кормит семью.

Потом опомнюсь, одерну себя: «Что это я, с ума сошла. Дом полная чаша, в

магазинах полки ломятся, а я что попало думаю…» Только засыпать начну,

и опять, как током шибанет: «Чем кормить? И деньги кончились...» С этими

мыслями и засыпаю. Утром вставать рано мне не надо, ребятишки все сами

делают, спи, сколько хочешь. Вся и работа у меня, Ярославика из школы

дома встретить, покормить уже готовым обедом. Оля, сноха, все сама

делает, а я кулинарю, когда побаловать своих захочу чем-нибудь вкусным.

Вот и утром, только просыпаться начну, первая мысль: «Что же я вчера-то

приготовила? Или не приготовила? А деньги еще есть?» Вера, чего мне

надо? Живи и радуйся. Иван, только болеет, ты же знаешь: инфаркт,

инсульт. Да ничего, выкарабкивается помаленьку, на дачу скоро на все

лето уедем. Ой, звонок…

Пришел первоклассник Ярослав, и Таня пошла его раздевать –

переодевать. В кухню вернулась Оля, села напротив Веры.

– Вот так и живем, тетечка Верочка. Хорошо живем, слава Богу. Сыты,

одеты, старшая дочь в институте, на платном учиться. Работа есть, правда

Дима без образования остался, но выручают его «золотые руки». Он

работы никакой не боится, и работа его любит. Родители при нас, живем

дружно, у мамы Тани, сами знаете, характер покладистый, добрый. Только

она нас беспокоит немного…

– Ты о холодильниках? – догадалась Вера.

– Да. Вы же знаете, как маме было тяжело тащить на себе своих детей,

сестре с её девчонками помогать, папа без работы сколько был. У Юльки

беда за бедой: мужа убили, трое девчонок на руках, дом сгорел. Со

временем всё улеглось, и мы, и Юля живем неплохо, в достатке. А, мама…

Мама продолжает беспокоиться, как всю жизнь беспокоилась: «Чем

накормить? Где денег взять? Быть не хуже других…» Двадцать раз на день

спросит: «Обедали, сытые, кушать хочешь?» Нет, она запасов не делает,

ничего «впрок» не прячет, деньги не копит, но если «отключится» от

действительности, то из всех продуктов, что есть в доме может такое

количество еды приготовить, что потом приходится выбрасывать. Поэтому

мы основные продукты в один холодильник складываем, и пишем, что он не

работает. В другом хранится уже приготовленная еда и всякая мелочь.

Началось это лет десять назад. Мама вернулась из магазина с полной

сумкой продуктов. Села на кухне, кофе налила, закурила, и вдруг

заплакала. Плачет и тихонечко сама с собой разговаривает: «Где все это

было раньше? Когда я Юльке с Димкой не могла объяснить, почему тетя

Валя может купить своим детям баночку сгущенки, а я не могу. Почему трое

детей – это дети, а двое детей - не дети, потому что не считаются

«многодетными»? Кто виноват, что я не могла купить пачку масла, потому

что прописки не было и мне не давали талонов? Господи, какие унижения

мы перенесли! А очереди, очереди… бесконечные очереди…» Потом долго

молча сидела, только курила. Димка к ней подошел: «Мам, ну что ты, уже

все хорошо и еще лучше будет».

«Димочка, я прожила хорошую жизнь, грех жаловаться, а могла бы быть

эта жизнь ещё лучше… Но и сейчас никто, понимаешь, Дима, никто нам не

может гарантировать, что обратной дороги нет», – сказала так и ушла к

себе в комнату. Потом мы стали замечать за мамой эти «обеденные»

странности…

Наш разговор прервал Ярик-Ярослав. Он заглянул в кухню, быстро сказал:

«Здрасьте» и хотел убежать, но за его спиной уже стояла баба Таня:

– Верочка, пододвинься, сейчас обедать будем, Оля, режь хлеб, Ярик,

ставь тарелки.

Ели борщ, чахохбили из курицы, пили чай с постряпушками, вспоминали

всякие веселые истории из нашего прошлого. За разговорами два часа

пролетели быстро, и Вере пора было ехать за справкой.

Танин подъезд выходил на бывшее заводоуправление, с другой стороны

дома была липовая аллея. Аллея посажена давно, в честь какого-то

события на заводе. Липы росли, а завода уже не было.

Вера шла по аллее, по подтаявшему снегу, солнце светило тепло и ярко.

Уже в автобусе она обнаружила в сумке небольшую бутылочку. «Успела-

таки Таня «Вишнёвочку» положить. Ничего не меняется, от неё и раньше

без гостинца уйти не удавалось», – улыбнулась Вера.