Война – это не только, когда бомбят, стреляют. Вначале ведем тихие войны с ближними нашими… Остановим войну? Урод. Сержант Удалов возненавидел рядового Семенова с первого взгляда. Он и в детстве колотил таких благополучных, очкастых «маменькиных сынков»: «Вот тебе за моих вечно пьяных родителей! Получи за мой голод! Получи за мою беспризорность!» Злоба захватывала так, что от убийства его спасали только взрослые, оттаскивая орущего звереныша от жертвы. В армии Удалов, стиснув зубы, пережил все унижения и дождался сержантских лычек. Пришло его время! Он как-то по-своему ненавидел своих подчиненных: ровно и спокойно. Спокойно унижал, иногда спокойно бил. Но солдат Семенов - этот интеллигент-неумеха, вызвал бурю. На первом же построении Удалов прорычал ему в лицо: - Сгною в нарядах, урод! Но Семенов молча сносил придирки, насмешки, наряды. И что больше всего бесило сержанта, так это отсутствие озлобления у этого выпускника музыкальной школы. Другие солдаты ненавидели его лютой ненавистью! Удалов, по-звериному, чувствовал это. А «урод Семенов», похоже, жалел своего мучителя, злоба которого росла и требовала выхода. Однажды Удалов отправил Семенова «драить» ночью туалет. Затем пришел сам и помочился ему прямо на руки. Семенов молча стал мыть руки в умывальнике. Сержант не выдержал: - Что ты всё молчишь? Брезгуешь ответить? Или боишься? Солдат долго смотрел на ухмыляющегося сержанта, а затем сказал: - Говорить бесполезно - сейчас ничего не поймешь! Но, если станешь человеком, тебе будет стыдно! Он не успел договорить, как Удалов сбил его с ног. Так, видимо, и забил бы, но их растащили солдаты, прибежавшие на крики: - Получи, урод! На следующий день командир роты увидел кровоподтеки у Семенова, всё понял и вызвал сержанта. Наедине «прочистил мозги» ему: - Ты что, урод! Хочешь, чтобы меня из армии вышвырнули? Делай, всё что желаешь, но, чтоб ни одна скотина не узнавала! Ясно? Свободен! Удалов шел в расположение роты и думал: «Убью я этого «Музыканта»! Не знаю пока, как, но убью!» Вскоре полк отправили на войну. Ехал сержант весело и, щуря пьяные глаза на Семенова, напевал под гитару: - Не жди меня мама, хорошего сына... Но ближе к боям, Удалов протрезвел. Подчиненные уже не скрывали своей ненависти, и сами загадочно посмеивались. Сержант начал заботиться о солдатах, улыбался, рассказывал анекдоты, но никто над ними не смеялся. Удалову стало страшно. И, когда начались бои, он всегда шел за подчиненными, боясь их больше противника. Однажды они с боем освобождали селение. Забросав гранатами, ворвались в первый дом. Трое врагов валялись, разбросанные взрывами. Удалов расслабился, стал рассматривать в бинокль следующие дома, но вдруг услышал крик Семенова: - Нет! И сразу раздался выстрел. Мгновенно обернувшись, сержант увидел подающего «Музыканта» и пистолет в руках другого солдата. Удалов вскинул автомат и закричал: - Брось пистолет! Солдат, побелел лицом, и отбросил от себя оружие. Семенов был убит, закрыв собой сержанта. Удалов и солдаты несколько минут стояли и смотрели на мертвого товарища. Но снова раздались выстрелы из соседних домов, и бой продолжился. После боя Семенова отправили родным. Убившего его солдата ранили, и он попал в госпиталь. Удалов и оставшиеся солдаты собрались вечером у костра и долго молча курили. Затем сержант сказал: - Забудем. Пусть стрелял противник. И давайте держаться вместе. Прошел месяц почти непрерывных боев. Парни изменились - повзрослели на несколько лет. Изменился и Удалов. Многое в его душе перевернулось. И, самое главное, он понял, что вокруг его не «слабые» и «сильные»! Не «слабые», которых позволено унижать и мучить. Не «сильные», которых надо бояться и сносить все их издевательства. Нет, вокруг были люди: добрые и злые! Добрых людей нужно защищать, а со злыми надо бороться! Через четыре месяца он был демобилизован. Уехал в свой родной город и начал работать на заводе. Удалов стал молчаливым человеком, как будто он постоянно думал о чем-то важном. В первый же отпуск он поехал в городок, где был похоронен Семенов. Пришел на кладбище, нашел могилу. Молча стоял, шевелил подрагивающими губами. Но, потом, он все же смог прошептать: - Прости! |