Еще спала Европа в сумраке веков Под властью римского народа и сената, Еще с востока доносился звон подков Парфянской конницы свирепой и крылатой, Еще безжалостным языческим богам И латины, и греки, и испанцы Несли дары и украшали храм, И возле алтарей кружились в танце, Но Рим уже сумел обворожить, Безропотно склоненных в подчинении - Даря латынь, он научил их жить В недобровольном, новом единении, И вот в слиянии культур и языков, Как будто в новой вавилонской башне, Смешались очертания веков, И встретились день новый и вчерашний. И словно луч дневной между гардин, Скользя во мрак и становясь все шире, Пришло сознанье, что Господь един, Как власть едина в этом новом мире. Так океан народов и племен От края и почти до края света Стал смутным ожиданьем опьянен - Он ждал и жаждал Нового Завета. Завета с богом, что для всех один Для праздных и идущих по дорогам, Когда и жалкий раб, и господин Равны вовеки пред единым богом. Но кто сумел понять, что пробил срок В далекой беспокойной Палестине, Когда пришел загадочный пророк На берег Иордана из пустыни? И кто тогда заметил в суете, Что с гибелью безвестного изгоя, Пророчества повисли в пустоте, И двери закрывая за собою, Античность покидает этот мир? А на пороге - варварские орды Уже пришли на поминальный пир, И новые звучат уже аккорды В мелодиях, которые они Несут с собой из диких стран востока, И исподволь уже считают дни, Хоть Рим не замечает их до срока. Он слишком горд, и слишком занят он. Звенят мечи, и льется кровь у трона. Безумный вождь едва взойдет на трон, Как падает имперская корона, И волею свирепых легионов Ее принять спешит уже другой Вершитель судеб и творец законов, Беспомощно идущий на убой… Да, болен Рим! Гнетет его усталость, Но триста лет – совсем не малый срок! Мучительной агонии осталось До странного побега на восток. Изжив свой дух, как злую небылицу, Имперский Рим, традицию губя, Религию изменит и столицу, Отчаянно спасаясь от себя. Он, кажется, забыл былое чванство, И обессилев, хочет обрести Спасение под сенью христианства Как завершенье долгого пути. Но новые грядут перипетии И невдомек ему еще пока Что странное рожденье Византии Откроет двери в средние века. И, содрогаясь в буре лихолетья, Она назло безжалостной судьбе Так простоит еще тысячелетье, Изнемогая в тягостной борьбе. А старый Рим терзает варвар дикий Вандал, и гунн, и лангебард, и гот, И плачь стоит и не смолкают крики, Хоть сказано: «И это все пройдет!». Волна свирепых орд необорима, День ото дня все яростней и злей. На улицах поверженного Рима Лютуют слуги пришлых королей. К пустым домам позарастают тропы, Остыл очаг, и умерли мечты, Но в облике разрушенной Европы Уже заметны новые черты. В ее походке, взгляде и осанке, Как будто плещет новая заря, Уже пришли на галльский север франки, И сумрачная сень монастыря, Уже открыла новый путь спасенья. Колодец жизни, вычерпав до дна, Теперь не смерти ждут, а вознесенья, Ведь, кажется, уже почти видна В сиянии божественного света Конца земного времени черта. Еще немного и падут запреты, И отворятся райские врата. Душа Европы сумрачна, туманна. Ей из надежд и страхов снятся сны, Пророчество Святого Иоанна Терзает возбужденные умы. Но дни идут, сменяя поколенья, И каждый в череде оставит след, Наивные надежды и моленья, Не отвратят, увы, грядущих бед, Не остановят времени потока, Все выше солнца утренний полет, Все ближе к югу, дальше от востока. Пора пришла и полдень настает. Имперский миф - избитая цитата - Все бродит словно новое вино, А значит еще долго до заката, Что Шпенглеру увидеть суждено. Так исподволь маня и беспокоя, Тень Рима возродится, наконец, И Шарлемань железною рукою Поднимет императорский венец. Еще придут арабы и мадьяры, Еще под плеск волны и птичий гам Направятся норманнские драккары К цветущим итальянским берегам… Но этим дням совсем других столетий, Былое чуждо, как забытый сон. В них все не так, как было на рассвете Далеким утром в сумраке времен… |