По узкой, уже прикрывшейся тоненьким слоем первого снега тропинке, которая извивалась по самому краю каменного гребня, шли два человека. Собственно тропинки-то здесь уже давным-давно и не было. Обработанные умелою рукою мастера каменные пластины словно наползали друг на друга, складываясь ступенями пологой лестницы. Старик и юноша, которые ещё несколько мгновений назад были на верхней площадке, сейчас спускались. Они по несколько раз за день проходили всю эту лестницу, и они хорошо помнили причудливый рисунок маленьких трещинок на гладком камне.

На всей этой тропинке-лестнице было девяносто девять ступенек. Если считать от самого порога дома, который был за окраиной городка и до каменистого пяточка на макушке высокого холма.

– Я ухожу, – заговорил юноша и снова чуть-чуть замедлил шаг, стараясь, чтобы шагающий рядом старик не отставал. – Я больше не хочу подниматься туда. Завтра же я пойду в город. Наверное, мне удастся там найти работу. Она сможет прокормить меня как-нибудь и без твоей магии.

– Ты не можешь уйти, – ответил ему старик, осторожно шагая по скользким ступеням. – Ты ещё не освоил все то, что знаю я.

– Я не хочу больше изучать твоё искусство. Оно убивает, – и юноша глубоко вздохнул. – И я не хочу больше терпеть всё это.

– Ты не мог их спасти, – поспешно возразил ему старик. – Ты никого из них не мог спасти. И даже не вздумай обвинять себя в том, что произошло.

Они прошагали так уже почти по всем ступенькам и теперь медленно подходили к небольшому домику, заботливо спрятанным за высоким глухим забором.

– Ты уже два года собираешься уйти отсюда, – тихонько заговорил старик, когда им осталось уже совсем немного до деревянных, окованных железными листами ворот. – Пожалуйста, потерпи ещё несколько недель. Я смогу научить тебя ещё кое-чему, и тогда ты станешь...

– Не хочу! – перебивая старика, закричал юноша. – Я не могу больше видеть всё это. Я хочу жить без колдовства! Так же, как все остальные.

Словно разбуженный этим криком сквозь толстые доски забора раздался звон цепи и тявканье собаки. Не рычание и не яростный лай. Таким тявканьем верный сторож приветствует вернувшегося из дальней дороги хозяина.

– Десять лет назад ты уже избрал себе ремесло... – начал было говорить старик, но юноша снова перебил его:

– Я выбрал его только потому, что мои родители умерли, а у моего родного дяди было тогда четверо своих детей и больная жена. Она-то и рассказала, что если я буду делать все, о чём меня попросят, то в этом доме каждый день мне будут давать кусок хлеба.

– Разве она обманула тебя? – усмехнулся старик.

– Но она тогда не сказала, что каждый месяц мне придётся хоронить кого-то из своих друзей...

– Ты не мог их спасти, – снова начал старик, но юноша в очередной раз перебил его.

– Хватит!.. Я ухожу от тебя. И я пойду в город прямо сейчас и начну искать там работу. Я пойду в ученики к любому мастеру, лишь бы он согласится принять меня. И никогда – запомни, учитель, никогда – я не буду больше колдовать.

Старик стоял у ворот и, чуть прищурив глаза, наблюдал за торопливым шагом идущего прочь от дома юноши. Он шёл туда, где за верхушками деревьев солнечные зайчики играли в пятнашки, прыгая по высоким шпилям городских домов.

«Этому городу скоро понадобится новый маг», – улыбнулся старик, когда юноша скрылся за поворотом дороги. – «И он его получит».

 

 

* * *

 

Если аккуратно укладывать друг на друга новенькие тарелки из обожженной глины, то можно построить башню выше человеческого роста. Глиняные чашки укладываются одна в другую башнями чуть пониже. И уже совсем маленькие башенки получаются из пиал.

Молодой парень, за спиною которого высились эти глиняные столбики, улыбался всем покупателям, подошедшему к этому прилавку.

– Здравствуйте, святой отец.

– Мир и тебе, маг.

– Я не маг, – спокойно возразил парень. – Я всего лишь подмастерье гончара. И я просто торгую посудой, которая сделана моим учителем.

– А мне говорили, что раньше ты учился в том доме.

– Учился, святой отец, – кивнул головою парень. – Но я ушёл оттуда четыре года назад. И не спрашиваёте меня, почему я это сделал. У меня не найдётся слов, чтобы объяснить вам это... Хотите что-то купить, святой отец?

Бегающий взгляд священника прошёлся по узеньким горлышкам кувшинов и по расписным бокам тарелок, но так ни на чём и не остановился.

– Мне нужна посуда в дорогу. Такая, о которой не будешь сожалеть, если она вдруг разобьётся... Есть у вас такая?

– Конечно, святой отец... Вот – взгляните... Вы куда-то собрались?

– На юг...

Парень замер, заглянул в глаза священника, и тарелка дрогнула в тонких пальцах продавца.

– Но, святой отец, там же чума... вы разве не слышали об этом?

– Слышал... Поэтому я и иду туда. Надо, чтобы там кто-то позаботился о душах умерших. В тех деревнях уже не осталось ни одного священника... Если бы в этом городе был хоть один маг, то он, наверное, смог бы позаботиться бы и о живых... Но старик в том доме уже умер, а здесь живут только ремесленники...

Передавая священнику ещё одну тарелку, парень не отводил взгляда от его лица.

– Но я не маг, святой отец...

– Я знаю. И ты ничем не можешь здесь помочь... Сколько я тебе должен за всё это?

 

 

* * *

 

Он снова прошёл по всем этим ступеням. Девяносто девять шагов. Постоял там несколько мгновений, переводя дыхание. Четыре года назад подъём по этой лестнице был для него немного легче.

«А если я всё-таки пойду вместе с этим монахом?.. Работали бы там с ним бок о бок, пока... пока не свалились бы оба от той заразы...»

Он уселся в самом центре огромной каменной тарелки, закрыл глаза и развел руки широко в стороны... Он вытаскивал из глубин своей давно умолкнувшие здесь голоса, и потрескавшиеся губы беззвучно зашевелились, припоминая полузабытые строчки.

«Чтобы остановить чуму, захватившую тела людей...»

Он помнил. Много лет назад здесь погибли несколько человек. Один за другим они умирали, и никто не в силах был им помочь. Но он хорошо это запомнил. И теперь он вспоминал эти ошибки своих друзей.

Умереть здесь было так просто. Уколешь палец шипом странного растения... вовремя не убавишь огонь под котлом, в котором тихонько булькает зелье... перепутаешь слова, читая незнакомое заклинание.

«Помогите мне... Вы, которые остались тут, так и не сумев стать лекарями...»

 

 

* * *

 

Солнце застыло на верхушке своего дневного пути и нещадно поливало своими острыми лучами заснувший город.

Молодая женщина открыла дверь в лавке и лёгкими шагами проскользнула между двумя мужчинами, которые в этот момент о чём-то говорили, водя руками по тонкому рисунку большой расписной тарелки. Женщина скрылась за большим занавесом в углу комнаты и стала слушать, как о чём-то негромко спорят продавец и покупатель.

– Идём обедать, – позвал горшечника ласковый голос, когда, будто бы радуясь уходу покупателя, довольно звякнул дверной колокольчик.

– Я не хочу... – начал было отнекиваться мужчина, но женщина тут же перебила его не терпящим возражений голосом:

– Идём. Если ты не сможешь работать – у нас не будет денег.

– А что теперь ты на них сможешь купить? – вполголоса проворчал мужчина, но всё же поднялся со своего места. Он прошёл к занавесу и уселся на жалобно скрипнувшую табуретку, повернувшись на ней таким образом, чтобы можно было видеть дверь на улицу.

– Отец говорит, что если дождя не будет ещё неделю, то все посевы выгорят точно так же, как это было в прошлом году, – говорила женщина, развязывая крохотный узелок. Каждое её слово певуче отражалось в огромных пустотелых кувшинах, и еле слышно тянулось по воздуху, замирая и снова возвращаясь. – А ещё он говорит, что если бы в нашем городе жил хоть один маг...

Руки у мужчины дрогнули и он, как не старался, так и не смог разломить кусочек хлеба на две равные половинки. Он повертел их в руках и протянул женщине больший из кусочков, но она ловко выхватила для себя другой – поменьше. И при этом она, кажется, ещё и успела погладить мужчину по руке своей ладошкой.

– Слушай, ведь пергамент делают из кожи ягнёнка, да?.. – звенел голосок женщины. – А если его варить очень-очень долго, то ведь потом его, наверное, можно будет есть?

 

 

* * *

 

В этот раз он не смог преодолеть эти ступеньки на одном дыхании. Когда до верхушки холма оставалось совсем немного, он остановился и простоял тяжело дыша несколько мгновений. Наверное, дыхание сбилось, когда он начал подъём, перепрыгивая, как он это делал раньше, со ступеньки на ступеньку.

Он не торопился. Сейчас никак нельзя было суетиться и он, глубоко вздохнув ещё один раз, медленно пошёл к центру площадки.

Управлять погодою легко. Когда-то он очень удивлялся, почему же этому не могут научиться все вокруг.

Он беззлобно смеялся над своими друзьями, которые как ни старались, но так и не смогли переплести скользящие в вышине нити сначала лёгким облаком, а потом и грозовой тучей. Он смеялся над неумелыми попытками сделать хоть какой-то рисунок из облаков, бегущих куда-то над этой площадкой.

Он захлебнулся своим смехом, когда увидел, что от натуги лопнули глаза у одного ученика. И как через месяц не выдержало и остановилось сердце у другого...

Управлять погодой действительно просто. Но очень опасно.

«Помогите мне... У нас всё должно получится. Если, конечно, мы не будем торопиться... Нам сейчас нельзя ошибиться. Никак нельзя».

 

 

* * *

 

Ночные тени вздрогнули и расступились, уползая от трясущегося света чадящих факелов в разные стороны.

Чей-то властный кулак ударил в дверь и застучал по темному дереву не переставая.

– Это тебя... – мужчина, у которого в черной бороде уже проступили первые робкие капельки седины, произнёс это, даже не приподняв голову от подушки. Гончара обычно не будят по ночам. А вот в дверь к повитухе стучатся в любое время.

Женщина открыла глаза, села на кровати и замотала головою, разбрасывая по тёмным углам комнаты остатки сна.

– Это кому там так приспичило? – мужчина недовольно поморщился и перевернулся на другой бок, потянув на плечи толстое одеяло. – Ежели к тебе ещё раз так придут – собак спущу.

– Спусти... – усмехнулась женщина, разглядывая сквозь тонкие прорези в ставнях ночных гостей. – Это из Замка. Кажется, началось... Ох, успеть бы...

– Чего это ты? – усмехнулся мужчина. – Опоздать что ли боишься? Без тебя-то чаю, не родят...

– Молчал бы уж... – женщина не зажигая огонь, пыталась найти в темноте свою одежду.

– А чего? – лениво потянулся мужчина. – Она ж не первая...

– Да ну тебя... – привычно перебила женщина мужа. – Государыня уже четыре раза мертвенького сбрасывала. И в этот раз у неё всё точно так же идёт... Мне ли не знать. Ох, чувствую, не спасти никого... Ни государыню, ни ребеночка... А что с нами без наследника будет?.. Был бы маг в городе хоть какой-нибудь...

 

 

* * *

 

В этот раз он не стал подниматься на холм. Ему очень не хотелось идти туда ночью, под секущими ударами снежной крупы, разглядывая скользкие неровные ступеньки.

Он всё мог сделать, даже не выходя из спальни.

Настоящий маг не боится смерти. А если говорить точнее – маг боится смерти не больше, чем простой обыватель неизвестности за запертой пока дверью.

Сильным рывком отправиться из своего тела, ухватить две тоненькие ниточки слабеньких жизней и держать, изо всех сил держать их, пока опытная повитуха не закончит своё дело. Что может быть проще?

И так же просто можно не вернуться обратно...

Он помнил тех, кто не рассчитал свои силы и рванул, отправляя своё сознание в дорогу... и потерял его, так и не сумев вернуться обратно... А медленно остывающее на вершине холма тело почему-то улыбалось...

«Помогите мне... Может быть, вы так и ходите где-то там?.. Если мы возьмёмся за это дело все вместе, мы спасём государыню...»

 

 

* * *

 

Если подняться на самую верхнюю площадку угловой башни, то оттуда можно увидеть плоскую верхушку холма и даже несколько самых верхних ступенек. Холм возвышается над качающимися от ветра деревьев и, если смотреть сквозь узкую бойницу довольно долго, то может показаться, что этот холм плывёт по бурному морю, покачиваясь на больших зелёных волнах.

Этой ночью холм возвышался тёмной громадой над огненным морем ночных костров. Армия мятежного герцога готовилась к штурму цитадели.

– Уходи отсюда, дедуль. Здесь, наверху, место для воинов, а не для старых горшечников. Иди вниз, и там вместе со своею бабкой помолитесь за нашу победу...

– Оставь его... Если им удастся подвести свои осадные башни к нам под стены, то здесь может понадобится любая пара рук.

– Да чем этот старик может здесь помочь?.. Будет бросаться по врагам своими горшками? Пускай идёт вниз, там найдут, чем ему заняться... Дед!.. Дедуль, ты меня слышишь?.. Оглох, что ли, старый хрыч?

– Не трогай его, тебе говорят... А лучше вон туда посмотри... Сколько их там...

– Ерунда... каждому из нас надо убить всего лишь троих, и тогда от них ничего и не останется...

– Был бы тут маг... Да откуда ж ему взяться в этом городке...

 

 

* * *

 

Он стоял на верхней площадке башни и, закрыв глаза, вспоминал. Одного за другим он вспоминал всех тех, кто отдал свою жизнь на вершине того холма. Он хотел вспомнить их имена и лица, их голос и руки, мечты и тайные помыслы. Он хотел вспомнить всё.

Он знал, что сейчас ему понадобится помощь.

И он очень надеялся, что они отзовутся.

 

 

* * *

 

– Это ты забросал огненными шарами осадные башни?

– Да, мой король...

– Я и не знал, что в моём городе живёт маг.

– Я тоже не знал, мой король. А теперь все об этом знают.

– Ты отобрал у меня победу, маг. Увидев летающий огонь шары, мятежники так и не рискнули пойти на приступ... Но, я доволен тобою, старик. Что ты попросишь себе в награду?

 

 

* * *

 

Он вышел из ворот дома. Того самого дома, что смотрит своими воротами на высокий холм с узкой тропинкой-лестницей. Вышел, остановился на крыльце и посмотрел на доставшуюся ему от короля награду.

Перед ним стояло сто мальчишек, старшему из которых едва исполнилось семь лет.

Все они были сиротами. Никто не заплакал бы, если бы с кем-то из них что-то случилось.

Он осмотрел этих пацанов, и сердце его болезненно сжалось. Завтра же он начнёт делать из этой сотни мага. Одного единственного мага, который получится очень нескоро.

А мальчишки... эти мальчишки будут погибать один за другим, и здесь он ничего не сможет поделать. Магия – опасное ремесло. Если нерадивый ученик столяра неудачно махнёт топором, то он потеряет только лишь палец. А вот неудачливый ученик мага...

Они будут погибать от собственных ошибок, а те, которым посчастливится остаться в живых, будут учиться на этих промахах. Каждый из них будет впитывать в себя эти законы, только для того, чтобы через неделю, месяц или год погибнуть самому. И передать всё дальше... Тому единственному, который останется в живых. Тому кто будет магом.

Он будет оплакивать всех их, словно они – его собственные внуки. Но, магия – очень опасное ремесло. А он не в силах спасти всех учеников, как бы он ни старался это сделать.

«Городу скоро понадобится новый маг... И он его получит».