Хирургу Тагибекову, посвящаю Как - и сам не пойму я это, Но нередко бывает так: Голос чей-то услышишь, где-то Жест заметишь какой-то, знак, И далёких воспоминаний Поднимается вдруг вдруг волна, И несет она и страдания, Грусть и радость несет она. Стоит ветру завыть в антенне, Над машиной Ягой завыть, Тянет память из лет военных Кровью выкрашенную нить. И уже я верчу не Волги С золотистым оленем руль, А на поиск иду за Волхов И эсэсовца в плен беру. Там, за просекой, темный ельник По колени завяз в снегу, И к нему доносится еле Орудийных разрывов гул. А левее его - и справа, В маскхалатах немая цепь Тех, с которыми мы по праву Все делили - и смерть, и хлеб. Тишина - хоть ружьем играя, Как в гражданке косого бей, Только мы тишину ту знаем, И нисколько не верим ей. Ведь не зря комполка на карте Тот особо отметил дот, Чей в холодном рассвете марта Выпал взорванным быть черед. Где вы, где - из Уфы, Рязани, Душу ранившие мне вновь Смертью ранней своею - Занин, Всеволодов и Шадрунов? Тишина, и ничто не изменит Предначертанному здесь быть... Воет ветер Ягой в антенне, Как один он умеет выть. Перед боем лихим, который Знаешь, будет жесток и лют, Нам особенно мил и дорог Снежный, выдуманный уют Что так нищенски мал и краток, Потому что, гляди вперед - Вот уже и пошла атака, Как прошил его пулемет. Миг - и в ярости весь дрожащий, Смерть выплевывающий, "пэпэша", Беспощадно врагов разящий, Фронтовая моя душа - Так сшибает, да так и косит Их, явившихся сеять мрак, Никогда к нам никем не прошенных Длинных гитлеровских вояк, Оборачивающих спины Догоняющим взрывам гранат. Вот и мой - тот, кто все же вскинул Встреч мне лающий автомат... Ах, давно уже лет за тридцать, Как влюбленный в шофёрский труд, Как у нас о том говориться, Я колесами город тру. Но наверное, я б заплакал, Как мальчишка несчастным был, Если б в жизни хоть раз собаку Ненароком машиной сбил. А фашистов хотел бессчетно - Комразведки, не ас такси - В преисподнюю, в пекло, к черту, Так огнем своим и сносить. Нет удачи крупней - сражаться Жить в боях и остаться жить, И свой счет ведя, девятнадцать В них прицельным огнем уложить. Девятнадцатым был тот самый, Встреч мне лающий автомат В грудь нацеливший, в душу прямо, Длинный гитлеровский солдат. Как в атаке той залихватской Снова остро и горячо Будто полнится болью адской Грудь моя и мое плечо... Двадцать метров всего разбега. Третья скорость - и полный газ. О, спасибо, хирург Тагибеков, Что мне сердце и руку спас. Что там сердцу кромешность боя, Если вышел приказ ему Дот разрушить любой ценою, Случай - выжить от ран к тому?! Что плечу и руке усталость, Если хочется труд нести, Чтобы пользы, хотя бы малость, Людям все-таки принести Даже эти слагая строки, В пальцах сжав перо-автомат, Про Отечественной, далекий, Мой, пропитанный кровью, март. 1949 г. "Херсонская" больница Одесского Медицинского института. |