*** Любящих здесь съедает бледность -

Больно любить город свой...

Откуда маниакальная нежность

К городу именем Чужой??

 

 

 

Кислое вино

 

Ни с одним человеком она не чувствовала свою одинокость так, как с ним. Может быть потому, что в ее мире он был единственным, кто мог бы лишить ее этого. Потому и попал туда.

Они встретились в этот день чтобы наконец сказать друг другу что-то. И оба не могли сделать этого. Это что-то было, верно, неназываемым. Имя - это власть, а они не находили ни своего желания, ни власти над той связью, что назначила им все время возвращаться друг к другу.

Он задал ей ее вопрос: “Я нужен тебе?”.

“Да”, сказала она.

“Да”, подумала она.

“Да”, почувствовала она.

“Да”, услышала она от кого-то.

“Зачем?”

Если бы она знала, все кончилось бы. Она не нуждалась в нем. Он был ей нужен. Он пришел в ее мир с такой миссией.

Возможно, все также было с ней. Но она не хотела спрашивать его об этом - ведь он пришел к ней в дом.

Этой ночью они спали рядом. Женщина, которой она была, не могла принять мужчину в эту ночь. Но дело не в этом. Они уже были близки, и это не поменяло ничего. Они были похожи - физическая близость никогда не обязывала их. То есть не оставляла ничего, на чем можно было бы остановиться.

Он устал в этот день и уже спал. Тихо-тихо. Точно как маленький сын, которого у нее не было. Спиной она чувствовала тепло его спины. Когда ее сердце коснулось этого тепла, оно разорвалось. Разорвалось в очередной раз. Тепло, специально предназначенное ей. Но - по ее выбору - такое свободное и чужое тепло. Она отползла на самый край постели. Она сползла с края. Она беззвучно заплакала, задрожав всем телом. Она встала и ушла на кухню. Она курила. Легкие болели и чесались изнутри. Сердце больно вытекало с ее кровью. Она пила кровавого цвета кислое вино, чтобы уснуть.

Она видела, как идет из комнаты в комнату. Она знала, что никогда нигде не сможет остановиться, потому что всегда будет дверь, ведущая дальше. Она знала это. И когда на следующий день он ушел, ничего не оставляя ей, но и не оставляя ее, она плакала и замучено кричала от одиночества, которое под руку с жаждой конца гнало ее вперед.

Она вышла бы из окна. Но она уважала Мастера Игры и доверяла Ему. И знала что некоторые зовут Его Богом. И она верила, что если выпьет до дна кислое вино, налитое Им, Он позволит ей вернуться домой. Туда, где можно будет остаться.

 

 

Последний закат

 

Был ослепительно яркий полдень. Солнце стояло в зените, а Море безмятежно и величественно лежало далеко внизу. Неподвижный воздух был напоен душными ароматами, которые недавние ветерки занесли с далеких островов. Чайки с усилием разрезали густое, напряженное небо, а оно глушило их крики, полные страстного одиночества и болезненной тоски...

Оно увидело его сверху. Именно в полдень, когда вдруг осознало, что придется спуститься. Далеко внизу, полное прохладного величия и свежести, Море оставалось недвижным, и Солнце рассматривало его без опаски: его лучи - те взгляды, которые падали на гладкие и влажные поверхности, не могли их серьезно коснуться, ведь Солнце было еще так высоко...

Море не ждало ничего. Недавние ветры принесли сюда странные запахи, заставившие его отдаться во власть жары и покоя, и вовсе не пытаться двигаться. Однако с полудня, да, именно с полудня, мысли со странным упорством все возвращались и возвращались к тугому и жаркому шару, нависшему над ним.

Вскоре Солнце ощутило начало падения. Неумолимо его начинало влечь к прохладе и влаге далеко внизу.

Легкая рябь прошла по невозмутимой доселе поверхности. Легкие, едва ощутимые лучи-касания заставляли волны чуть подниматься им навстречу.

..Но позже, когда ничто уже не могло остановить их, влажная гладь изгибалась вверх и вниз, чувствуя обжигающую природу огненного тела над собой. Сродни смерти были бесконтрольные всплески. Ничто так не нарушало покой животворной глубины до сих пор.

Солнце почувствовало, как неведомое внизу боится его. Покой ушел. Все плотнее оно касалось огненным дыханием пугливых волн. Все большее наслаждение давало ему помешательство моря.

Мучительные спазмы возникали и опадали от близости иной природы, все существо воды стремилось избегнуть неизведанной близости. Море металось и стонало, обожженное еще не соприкосновением, но ожиданием его.

Солнце окрасилось кровью, когда падение стало неизбежным. Пульсация родилась в жарких хаотических недрах. Сумасшествие наполнило его одним желанием - войти в эту чуждую прохладу, погасить себя, умереть. Звенящее, словно боль, наваждение - войти внутрь, погрузиться, уйти. Все более ощутимые толчки огненных потоков едва не прорывали тугую оболочку.

Чайки, падали на содрогающиеся поверхности раскаленным пеплом. Фонтанчики кипящей воды взрывались там и тут...

Сладостный страх сменился вожделением. Море уже звало его. Оно звало Солнце и само изгибалось навстречу. Дрожащее, до дна раскрывалось ему. Потеряв величие, считало мгновения. Разметав зеленые волны, с первобытной, страстной невинностью бесстыдно ждало его.

Звенящее неистовое Солнце мучительно медленно приближалось к тонкой грани. Море стихло, мелко дрожа и ожидая боли слияния с огнем.

Солнце коснулось его.

Вода сошлась в судорогу и взметнулась, обхватывая Огонь всем существом. Он вздрогнул и раскололся на миллиарды искр. Его целостность умерла. Его части огненными каплями проникали в глубину Воды.

Экстаз разрушил обоих. Обжигающий пар и влажный мрак поглотили обнажившиеся провалы дна. Настала ночь.

 

 

Начало конца

 

Она все острей и тревожней чувствовала какой-то подвох, старую болезнь, просыпающуюся в душе. Она все больше привязывалась к нему, и переставала любить его настоящей, живой любовью. А он глубже и глубже уходил в нее, зарывался как звереныш, как грудное дитя. Начинал бояться своей ласковой слабости, но не в силах был отказаться от тепла ее тела, от тепла ее души. Ей хотелось любить его. Но собственное тепло она начинала ощущать как тепло гниения.