БЛАГОДАТЬ Над Днепром в хорошую погоду В воздухе разлита благодать. Так и хочется поверить в Бога. Только Он такое мог создать. Божьи твари счастья (хоть немножко) Получить немедленно хотят. Родила январской ночью кошка У причала четверых котят. И, пока округа не проснулась, мышковать отправилась чуть свет. Кошка-мать с охоты не вернулась В этом мире сказкам места нет И ходила смерть в холодкой рясе С погремушкой в снежном серебре. Некому услышать писк кошачий: У причала пусто в январе. Дядя Дарвин знал отбора тайну. Из котят (такие вот дела) Выжил лишь один – и то случайно: Женщина его подобрала. Аннушка была чуть-чуть похожа На того, которого нашла. Дауна болезнь – подарок Божий. Так она одарена была. Отнесла за пазухой к старушкам В дом из кирпича невдалеке. Так и стал котенок жить в «психушке». В комнате у Ани. В уголке. В этом доме доживали тихо, Грелись и питались (хоть с трудом) Три десятка стариков и психов. То, что раньше звалось: «Божий дом» Был тот дом красивым, кроме шутки. Над Днепром, как я успел сказать, Кто там побывал хотя бы сутки, Сразу верил в Божью благодать. Двухэтажный, с залом и паркетом, Шесть колонн, пилястры, бельведер. Говорили, будто место это Присмотрел под дачу местный мэр. В этот год горючего не стало, И с котельной дело было «швах», Так топили только в общей зале: Там стояла печка на дровах. Кто-то искру обронил спросонок, Или кто «подбросил петуха» И сгорели Аня и котенок. Видно Бог им не простил греха. Грешных душ в округе было много. Что ж других для жертвы не нашел? Слава Богу, я не верю в Бога, А не то бы сам с ума сошел. Над рекой как раньше, ивы плачут Что ни вечер – трели соловья. Там сейчас и вправду чья-то дача. К сожаленью, я не знаю - чья БАЛЛАДА О БОЖЬЕМ СУДЕ Терпеть печали и тоски он никогда не мог, и в кабаки и в бардаки шел, не желея ног. Подобно каждому из нас Посачковать был рад, но исполнял любой приказ, поскольку был солдат. Любил пожрать когда дадут, Хоть десять раз на дню. И слабо верил в Божий Суд, И прочую фигню. Готов был до зари вставать, Шагать сквозь дождь и тьму, Но не хотел он убивать. Кто знает почему? И в день, когда велел старлей*: «Стреляйте по врагу!», в прицеле видя лишь детей сказал он: «Не могу!» А то, что дети тол несут, Он этого не знал. И ждал его не Божий Суд, А просто трибунал. Он рукавом слезу стирал С разбитого лица А на суде солдат молчал. Он просто ждал конца. И был он много раз избит, И возражать не мог. Полковник строг был и сердит. И приговор был строг. И был рассветною порой, Когда светлеет мир, Расстрелян. Но не как герой, Как подлый дезертир. Второй был врач, и мог на спор Пить спирт и не косеть. В дежурство трахал медсестер, А, впрочем, был как все. Не гений, но и не дебил, Знал туго ремесло, И в абортарий послан был. Ему не повезло. Ведь выживание – закон Для всех детей Земли. И души тех, кто не рожден Во сны его пришли. Другой бы плюнул, да забыл: Моей вины, мол, нет! А он, видать, из слабых был И страх топил в вине. И он при жизни стал мертвец, Из тех, кто не встает. И пьяный бред его вконец Сгубил всего за год. А третий – истый адвокат, Хотя не из светил. Из тех, кому дорогу в ад Сам Сатана мостил. Деньгами пахло за версту Когда в суде сидел. И было на его счету Немало грязных дел. Но как-то раз случилось так, что сбой произошел. Перед судом сидел маньяк А он – защиту вел. Суда был переполнен зал Дружками по «перу» И правду адвокат сказал. Что вовсе не к добру. На много-мого лет садист Посажен был в тюрьму. А адвокат дрожал как лист: Страх жить мешал ему. И был с позорм изгнан он, И проклят был везде. и права выступать лишен в суде и не в суде. А через год его жена Днем, на глазах у всех, Была в машине сожжена Под чей-то дикий смех. А он ее похоронил, Припал лицом к земле, И утром дома найден был Подвешенный, в петле. А после смерти души их Растаяли, как тень. Господь призвал их, всех троих, На суд к себе в тот день. Бог-председатель был суров И, что еще страшней, Огромный список их грехов Читали восемь дней. И строгий Демон –прокурор Назвав пятьсот статей, Кричал, что все они – позор Адамовых детей. И что они - укор Земле, Позор своей страны. Что двадцать тысячь лет в смоле Кипеть они должны. А адвокатик-ангелок Стал по листку читать, Что десять тысячь – потолок, И нужно ж меру знать! А Бог смотрел, а Бог молчал, И тихо так сидел, И только лысиной качал, Как будто не у дел. Вдруг, свиток со стола схватив, Сказал: «Ну что за бред! Да я прощаю им грехи! Я Бог вам, или нет? Не буду выносить им зря суровый приговор. Ведь смерть их, честно говоря, Мне, Господу, укор. Я создал их во всей красе, И не могу понять: Что им мешало жить, как все: Молчать как все, стрелять, как все, И просто – не встревать??? Пусть возвращаются на свет В обличиях других А мы, глядишь, за сотню лет Рассмотрим дело их. И тут балладе бы конец, Но я сказать хотел: Не верю я, что Бог-отец Настолько мягкотел. Один знакомый мой солдат Балладу прочитал. «Я расстрелял бы всех подряд!», уверенно сказал. И врач-дантист ее читал И выбросил в окно: «Врач алкашем от страха стал. Его жалеть смешно!» Читал балладу адвокат. Сказав, что я загнул Пробормотал: «Но жизнь есть ад!» И странно подмигнул. И вы поверьте мне, друзья Он это ТАК сказал, Что по сей день не знаю я: А вдруг я угадал? *Старлей - старший лейтенант |