Пролог

/город/

 

 

Я пробиралась к ночлежке окольными путями. Я приходила к тебе на Нижний Ярус, шла витиеватыми коридорами, мимо ячеек, из которых смотрели угрюмые, настороженные лица, и находила единственного, нужного мне человека. Я выводила тебя, угрюмого и настороженного, наверх, на улицы Города, и мы ходили, взявшись за руки, и я смотрела в твои глаза и видела, как уходит страх, разглаживаются напряжённые складки на лбу и вокруг рта, и ты даже начинаешь улыбаться и распрямляешь спину.

Словно хочешь взмахнуть крылами, потянуться ими – скрюченными до боли в суставах, закоченевшими в маленьких бугорках, похожих на горб, расправить, как душу, согбённую от окружающих тебя отвращения и ненависти… Как и у всех, впрочем, отверженных, кто окружал тебя в ночлежке – всех вас спасало лишь то, что горожане брезговали туда заглядывать, а вы платили им ответным недоверием и ненавистью...

Иногда я кормила тебя печеньем, персиками и шоколадом, ты съедал их сразу же, с жадностью – и тебе хватало этой пищи надолго…

И я целовала твоё прекрасное, усталое лицо, и ты снисходил до того, чтобы отвечать на мои поцелуи. И мы шли в мой дом, мою квартиру, мою спальню, и закрывались от Города плотными шторами. И я гладила и ласкала сложенные крылья, целовала твоё тело – до боли, до отчаяния, до обморока любимое, пока тебя не отпускало напряжение, и ты не начинал мне верить. И я мечтала зачать от тебя ребёнка, такого же крылатого, но свободного от Города…

А потом родители упрятали меня в Сумасшедший дом, потому что негоже девушке из Приличного Общества посещать Нижний Ярус и любить неприкасаемого. Там мне пытались заменить Разум, но Душу заменить не смогли, ибо сами не имели Души. И я каждый день пыталась вспомнить твой порядковый Номер, вшитый в запястье здоровой руки, и звонила наугад, под терпеливыми взглядами Надзирателей, довольных результатом своей работы, и слушала гудки, гудки, гудки, и объясняла всем, что папы с мамой опять нет дома…

И когда я услышала победные трубы на улицах, и радовалась вместе со всеми умалишёнными – Заменёнными или ещё нет – Победе в очередной Войне ради Войны, - меня признали заслуживающей поощрения, и отпустили погулять по праздничному Городу, увешанному гирляндами светящихся шаров, флагов и бумажных цветов.

И я встретилась с тобой во дворе Улья. Таким измождённым от долгой борьбы с собою, но счастливым - ты наконец-то почувствовал Весну, твои крылья с каждым днём крепли, а вместе с ними – надежда улететь. Куда?..

Почки на деревьях ещё только-только проклюнулись – нежная зелёная дымка пала на просохший после ранних дождей Город, чудный аромат ранних цветов на коричневых газонах кружил тебе голову, и ты щурился от ослепительно ясного неба.

Я упала тебе на грудь, целовала отсутствующие, холодные глаза, прикрытые, чтобы видеть поменьше городского пространства, и меня в том числе, целовала впалые щёки и губы, искривлённые горькой усмешкой. И умоляла не спешить, или взять с собой.

Только это было излишним, и не доходило до твоего слуха. Потому что тебя здесь уже не было.

- Почему ты не хочешь взять меня с собой?

- Наши дети будут бескрылыми, - ты сказал это без презрения, просто констатируя факт.

- Я в этом не уверена, - возразила я. – Разве во мне ещё не осталось капельки безумия, чтобы родить Крылатого? – а у самой сердце горько сжалось.

И всё-таки я сумела умолить тебя о последней, неслыханной милости, и ты укрылся со мною в одной из незаполненных ячеек Улья, отгороженной от остальных мутантов тоненькой перегородкой, и даже Шестиног не посмел нас задеть, как обычно. Беспрецедентное унижение для умалишённой, или заменённой! И мы любили друг друга последний раз.

- Ты хочешь моё семя? – снова спросил ты.

- Да, да, тысячу раз да!

- Тебе будет тяжело с ним… Твои тебя не примут.

- Я выдержу!

И ты первый раз открылся, сбросил маску отчуждения, и взглянул на меня с нежностью и щемящей грустью. Вздохнул.

- Наши дети не будут Крылатыми, - повторил ты с безнадёжностью.

- Я клянусь, что выращу их Крылатыми! – ответила я и закрыла тебе рот поцелуем, чтобы ты больше не говорил таких глупостей…

…И вот однажды ты улетел. Улетел, не оставив надежды на скорую встречу. Ты мечтал отыскать тот Мир, ту ячейку Вселенского Улья, откуда тебя забросило к нам. Ты верил, что этот Мир существует. Ты верил, что отыщешь лазейку, ибо обладал особым Чутьём.

И в тот самый печальный день я поняла, что желанная беременность наступила: я носила сына, я чувствовала это каждой клеточкой тела! Я не сумела подавить порыва радости и в надежде соединилась с Матерью.

- О, Далия! Я сумела договориться с Прокурором, - деловито сказала Мать. – Нам не хватает солдат. Если ты завербуешься в армию немедленно, тебе разрешат остаться. Имей в виду, я это делаю не для тебя, а для Города.

- Война? Только не это! – воскликнула я. – Мама, это невозможно, я… я беременна…

- Э… Замечательно! – обрадовалась Мать, подумав. – Ты можешь сдать зародыш в генетическую лабораторию. Тогда, возможно, не попадёшь на фронт. Только решай быстрее, у нас нет времени, скоро новая Война.

И тогда я поняла, что у меня больше нет матери, и без сомнений и сожалений решила покинуть Город и направиться к границе соседнего городского округа, намереваясь затем пересечь границу сопредельной страны. Меня больше никто не держал. Меня сторонились и только крутили пальцем у виска: «Возмущенка!», а я шла и шла, одна, но не одинокая: со мною были счастливые воспоминания и будущий сын. И лишь убыстряла шаг, чтобы поскорее покинуть Город, пока они не решили использовать меня насильственным образом.

Информация, словно армия тараканов, разбежалась по наручным коммуникаторам, и меня провожали испуганными взглядами, как диковинного монстра, пока я выезжала со стоянки на своём автоне. Мне удалось успеть добраться до шлагбаума, отделявшего окрестности Города от остальных областей. И там автон, едва преодолев силовую полосу, встал, потеряв заряд. Лишь только я покинула его, браслет на моей руке угас: меня вычеркнули из списков и лишили Номера, как безнадёжно больную, не поддающуюся Замене. Лишь старуха-прислуга крикнула вслед с порога приграничного домика: «Дура! Сумасшедшая! Ты никогда не вернёшься назад!»

А я и не хотела возвращаться. Я поклялась найти тебя, во что бы то ни стало, хоть пришлось бы обойти весь этот Мир, или все Миры Мироздания, где ты мог спрятаться, или соединиться со своими.

Так я покинула родной Город, в одночасье ставший чужим.

 

 

 

 

 

 

Часть 1

Побег в никуда

/война/

 

 

 

 

 

Я шла и шла по дороге прочь из окрестностей Главного Города. Меня обгоняли грузовые и частные автоны. Но никто не предлагал подвезти. Лишь один раз притормозил горожанин с холёными руками и множеством перстней.

- Тебе куда? – спросил мужчина, с любопытством разглядывая меня, словно диковинное насекомое. – Почему ушла из Города? Почему одна? Почему не на автоне?

- Потому, что у меня нет автона, - сказала я. – Был, а теперь нет.

- Тебя обокрали? Почему ты не обратилась в полицию? – он подозрительно оглядел мои руки, и я невольно заложила их за спину: ведь мой браслет был мёртв и не светился.

- Потому что у меня нет номера, и нечем соединяться. И ещё потому, что меня больше ничто не привязывает к Городу.

Взгляд и выражение лица мужчины сразу стали брезгливыми: - Ты ушла из семьи? Недолеченная сумасшедшая, - фыркнул он, захлопнул дверцу и рванул прочь, обдав выхлопом и пылью. Я не обиделась. Незачем обижаться на тех, кто бездушен и холоден, они и так наказаны Большим Городом. Мне оставалось попробовать добраться до Второго Города, а затем – пробраться к границе соседней страны. Задача, непростая для пешехода.

Несколько остановок мне удалось проехать на общественном автоне: он не был заполнен, и водитель посадил меня без проверки в надежде присвоить часть оплаты. Но ему не повезло: в салон вошёл контролёр в военном комбинезоне, и я удивилась: как быстро они ухитрились охватить приготовлениями к войне все контингенты. Интересно, кто же из соседей окажется под угрозой нападения на этот раз?

Началась проверка. Контролёр приготовилась считать номер кредитной карты с моего браслета, но тот не отреагировал.

- Странно, - нахмурилась женщина. – Что случилось с вашим Номером?

- Не знаю, - я беспечно пожала плечами, старательно изображая удивление. – Испортился. Вдруг. Неожиданно.

- Так не бывает, - сказала она, туповато супясь. – Он не портится вдруг. Вы с ним что-то сделали. Я вызову полицейского.

- Если я не приеду вовремя к своей бабушке, она станет меня искать. Я непременно зайду в полицейский участок, как только прибуду в номер второй. Тем более, что через неделю у меня призыв,, - уверила я, глядя прямо ей в глаза, буквально гипнотизируя напускной самоуверенностью. Контролёр что-то пробормотала насчёт безалаберности молодёжи, и отстала, но я заметила, что она всё же послала моё фото с запросом на Главный Терминал перед тем, как сойти, и поняла, что ехать мне осталось недолго. Поэтому на первой же остановке в Пригороде я приготовилась бежать.

- Стервоза, - зло прошипел водитель мне вслед. – Возмущенка!

Дверка захлопнулась, едва не прищемив мне волосы, а потом автон рванул, и я, не удержавшись, упала прямо лицом в пыль. Я снова оказалась на обочине.

К счастью, мимо проходил автон, битком набитый мутантами, едущими на заработки, они наверняка видели мой бесславное выпадение из общественного транспорта, и именно они остановились, чтобы подсадить меня.

- Садись, подруга, - гнусаво пригласил огромный и горбатый Кривошей, высунувшись из салона, – он, видимо, был здесь за старшего. – Ты плохо держишься на ногах, а летаешь, похоже, исключительно сверху вниз.

Недолюди внутри салона загоготали. И я приветливо улыбнулась Кривошею, словно старому знакомцу.

- Мне нечем заплатить за проезд, - предупредила я. – Я – беженка из Первого Города.

- Ничего, мы такие же нищие, дамочка, - ухмыльнулся Кривошей. – Садись смело, подкинем до Второго.

Мутанты, и мужчины, и женщины, были как на подбор – низкорослые, крепкие и мускулистые, я поняла, что они завербовались на строительство казарм, ибо это было их шансом выжить и избежать генетических опытов. Я залезла внутрь под испытующим взглядом недолюдей – но я уже давно не была горожанкой и разучилась ими брезговать. Они потеснились, и я села вплотную к потным, уродливым телам. Далеко не все из них были жертвами войны или экспериментов, определили я беглым взглядом. Кое-кто являлся настоящим пришельцем из смежного мира, маскирующимся под местного.

- Благодарю за помощь, - я взмахнула рукой в традиционном приветствии отверженных, и мутанты с удивлением загалдели.

- Ты ещё не выбросила свой браслет? – в глазах Кривошея вдруг появилось жадное любопытство. – Счастливая!

- Глупая привычка, – пробормотала я, тоскливо теребя полоску металла. К тому же, под ней оставался белёсый шрам, тогда бы мне пришлось вечно прятать запястье. – А что за счастье с него? Ведь он больше не является защитой. Я потеряла её, обретя свободу.

- У нас на зоне умельцы умеют оживлять такие браслеты, и скачивать с них кредиты – конечно, понемногу, но на жратву и курево хватает.

- Я ничего не слышала о таких умельцах, - призналась я.

- Разумеется, их держат под надзором, как секретное оружие, – снова загоготал Кривошей. И тогда я сняла с руки ненужную реликвию прежних времён, и протянула Кривошею: - Вот, как плата за проезд, вам он нужнее.

Он с радостью схватил полоску и спрятал на широкой груди.

- От какой судьбы бежишь, девочка? – участливо спросила женщина с роговым гребнем на голове и спине. – Что потеряла, что ищешь?

Слёзы невольно полились из глаз. И я, спотыкаясь, вкратце описала свою историю. Воцарилось молчание. Женщина ласково гладила меня по голове на удивление изящной и нежной рукой.

- Не слышно ли среди ваших чего-либо о Крылатом народе? Не появлялись ли новые Крылатые в Городах или в резерватах? – спросила я с надеждой. Кривошей оглядел собратьев, собирая воедино их воспоминания и мысли, потом покачал головой: - Увы, девочка, у нас давно не появлялось ни Крылатых, ни каких-либо известий о них. Мне жаль тебя, но, наверное, для Крылатых это к лучшему: они не приспособлены к миру, где постоянно идут войны.

И я вынуждена была с ним согласиться. Мы ехали три часа, миновали в объезд Второй Город, женщина-кормилица напоила меня своим молоком, и мне даже удалось поспать, уронив голову на надёжную грудь Кривошея. И мутанты, как умели, оберегали мой сон и покой, и даже укрыли от проверки автона военным Контролёром.

Меня подбросили до поворота к зоне отчуждения, и там я покинула мобиль. На прощание недолюди по очереди пожали мне руку, а женщина с гребнем поцеловала в лоб, и я ощутила, как с прикосновением она вливает в меня свою силу и уверенность, вытягивая усталость, головную боль и вечно сосущее чувство голода.

Я долго смотрела им вслед, а потом зашагала дальше, и обновлённые ноги пели песню дороги. Я шла и шла, терпеливо, и сознание своей беременности, своей отмеченности высокой печатью наполняло душу покоем и тихой нежностью.

Через два часа я добралась до очередного Города-спутника, или Третьего Города.

Третий внешне был почти таким же, как и мой родной, только куда меньших размеров и беднее, как и положено Городу двумя рангами ниже. Я надеялась, что он будем иным по своей сути, но ошибалась. Снова в нём не нашлось человека, который бы меня понял. Каждый из его членов был занят самим собой. Я увидела двух юных девушек, весело щебечущих подле небольшой кофейни, одетых в строгие костюмы с именными военными эмблемами на лацканах: это значило, что они подлежали призыву в армию. И всё равно направилась к ним.

- Привет, девочки. Отличная у вас погода.

- Привет. А где твой значок?

Я пожала плечами.

- Если потеряла, с тебя возьмут штраф.

- Нет, не потеряла.

- Или ты не наша?

- Угадали, - я улыбнулась как можно приветливей. – Я – ваша соседка.

- Тебя командировали к нам? Или ты в бегах?

- Пожалуй, второе, - пришлось признаться мне.

- Ты что, сбежала из Первого Города? – с изумлением спросила первая девушка. – Вот дура! Только полная дура сбежит оттуда. Там хорошо и сытно. Там не балуют контрабандисты. Ты одета, как настоящая Горожанка. Значит, не нищая.

Дура. Хорошо, пусть дура, но хоть не сумасшедшая.

- Да, я не нищая. Но не могла оставаться там. Потому что моего любимого там нет. И я хочу его разыскать.

- И куда же он делся?

- Улетел.

- Улетел? Он перевозит военные грузы? Счастливица, у тебя и жених, что надо!

- Он не военный. Он крылатый. И я жду от него ребёнка.

Девушки сначала одновременно открыли рты, потом с разочарованием выдохнули: - Мутантова подстилка! Сумасшедшая!

- Я не подстилка. Мы любим друг друга. И у меня родится крылатый сын!

Но они меня уже не слушали. Они отпрыгнули, как кузнечики, и заверещали. Откуда ни возьмись, словно из-под земли появилась женщина-слухач в военном френче: - Кто здесь мутантова подстилка?

- Она, она, - девушки одновременно указали пальцами на меня. Дама в военном френче угрожающе надвинулась на меня: - Как ты осмелилась явиться в наш город? А ну, прочь! – И она ударила меня по лицу. Я вскрикнула и заслонилась, согнувшись пополам, а она продолжала: - Убирайся немедленно, если не желаешь попасть в тюрьму, как возмущенка! И скажи спасибо, что я сегодня без полномочий и на отдыхе, а потому добрая!

Я медленно выпрямилась и посмотрела на неё таким долгим взглядом, что она залилась краской. Затем я гордо отвернулась и пошла вдоль по шоссе, ведущему прочь из Второго Города. Им не удастся ни сломить меня, ни унизить. Я выше их: я – будущая мать крылатого!

Подле мусорного бака близ конечной остановки общественных автонов я увидела стаю ворон, дерущихся из-за цельного батона, по корочке которого плесень слегка мазнула нежно-бирюзовым. Рот заполнился слюной. Я вдруг вспомнила, что не ела уже сутки, желудок властно напомнил о себе, и я невольно шагнула к батону. Вороны насторожились и неохотно отбежали. На всякий случай я заглянула в бак в надежде обнаружить целую пачку просроченного печенья – увы! «Прошу прощения, что я краду у вас пищу», - подумала я. Наклонилась и отломила от батона чистый бок, выкрошила серединку и с наслаждением положила в рот. Ну и дела. Видел бы кто, как горожанка Главного и Первого Города ворует у ворон хлеб…

Так меня выгнали из Города вторично. На самом деле, женщина-слухач выгнала меня не по доброте, а из лени: ей неохота было связываться с властями. Но она прекрасно знала, что меня рано или поздно кто-нибудь да выловит.

На этот раз я решила избегать проезжих дорог и пошла по диагонали, через необъятное кукурузное поле. Потом вышла на луга, отдохнула у реки, перешла через мост и углубилась в холмы, поросшие светлыми широколиственными лесами. Здесь было покойно и мирно, словно не собирались военные тучи, грозя взорвать небо и смешать его с землёй. Тут-то вечером я и встретилась со Старцем. Он выступил из чащи мне навстречу, всплеснул руками и глубоко вздохнул.

Мужчина был неопределённого возраста, с длинной пегой бородой и густыми бровями, из-под которых сурово смотрели голубые глаза. Я не могла определить, стар он или нет. Он смотрел на меня, я смотрела на него, но почему-то не ощущала страха. Наконец он улыбнулся, и лицо его осветилось. И я не могла не улыбнуться в ответ.

- Как ты устала, как ты голодна, бедняжка, – заговорил он. – Идём скорее в дом, я накормлю тебя.

И он повёл меня в густые заросли кустарника, скрывающего вход в пещеру. Пещера и впрямь оказалась настоящим домом – уютным и любовно прибранным. Аккуратный очаг, мягкие и пушистые шкуры на полу, жёсткая лежанка, покрытая старым полотном. Он принялся хлопотать, постелил застиранное дряхлое полотно, разжёг очаг и поставил на огонь котелок. От духа похлёбки закружилась голова.

- Сколько вам лет? – спросила я, глядя, как шустро он двигается.

- Почти девяносто, милая. Но на возраст не жалуюсь. Силой Бог не обидел.

- И вы прожили в лесах? – поразилась я. – Без медикаментов и кибер-врачей? Без еды и служек?

- Здесь довольно всего, что необходимо для жизни. И, прежде всего – чистого воздуха свободы. Вот что лучшее лекарство и пища для души.

- Вы не спрашиваете, почему я тут?

- Ты бежишь от войны. Это видно невооружённым глазом. И ещё – ты беременна. Это пока не видно, но я – провидец, я это чувствую, - и он улыбнулся ласково. – И ещё я вижу, что ты сильная и честная, и доброты и любви в тебе куда больше, чем у всего Города.

- Даже, несмотря на то, что я ношу сына мутанта?

- Ты носишь сына Крылатого народа, и этот ребёнок будет особо талантливым, отмеченным свыше. Я буду молиться за тебя, милая. Ведь путь твой будет нелёгким, и ещё очень не скоро удастся отдохнуть.

- Откуда вы знаете? – несмело возразила я.

- Знаю, - он сказал это так уверенно, что я поверила. Меня не страшил нелёгкий путь, но радовало провидение о том, что мой сын родится и будет талантлив.

- Может быть, вы знаете, встречу ли я своего любимого Джурма? – я произнесла его имя с трепетом, и с трепетом ждала ответа. Он вздохнул и развёл руками: - Увы, вот этого-то я и не могу сказать наверняка. Прости.

- А почему вы оказались в лесах?

- Я помню Город совсем другим. Но добро и мир покинули его, когда люди забыли о Боге. Тогда и я покинул Город, ушёл в леса, чтобы замаливать его грехи.

- Бог… - задумчиво произнесла я. – Вы называете это имя… Откуда мне оно знакомо?

- Из глубин души, милая. Ты кушай, кушай, а я помолюсь. А потом расскажу тебе о Боге.

Он забормотал молитву, а я набросилась на нехитрую еду: суп из половины кроличьей тушки и корешков – признаюсь, ничего вкуснее в жизни я не ела! После еды я попросилась наружу – мочевой пузырь переполнился. Старец раздвинул ветви и наказал далеко не отходить и быстрее возвращаться: - Хоть я и хозяин в своём лесу, но лучше не рисковать понапрасну.

Я шагнула в кусты и быстрее присела на корточки, любуясь светотенью, затем натянула брюки и на минуту задержалась, заслушавшись треньканьем какой-то малой птахи.

И вдруг прямо на меня из кустов выползла бесшумная военная повозка-автон. Я застыла в изумлении, не веря глазам, у меня буквально зашевелились волосы от ужаса, потом я развернулась и попыталась бежать, но было поздно.

Это была походная военная лаборатория. Они выследили меня и решили не терять времени даром на уговоры, а прооперировать тут же и переправить образцы почтовой ракетой. Я отчаянно сопротивлялась, грызла чужие руки, кричала «Не смейте меня трогать, подонки!», но меня ударили по лицу, заставив замолчать. Кожаными ремнями меня приторочили к холодной койке. Почему Старец не молится Богу? Почему Бог не спасает меня? Ко мне подошла высокая женщина в защитном комбинезоне с рядом значков, обозначающими заслуги перед Городом. И я с ужасом увидела мать. Она склонилась ко мне, рассматривая с холодным любопытством.

- Мама, - прошептала я. – Мама, отпусти меня. Я хочу жить. Я должна жить!

Мать опустила очки-микроскопы и натянула перчатки.

И в этот миг я услышала выстрелы. Это Старец, убрав двух охранников, ворвался в походную лабораторию. Он раскидал мощными руками лаборантов, отбросил мать. Потом бросился ко мне и буквально вырвал с корнем кожаные ремни.

- Вы пришли ко мне на помощь! – я не выдержала и заплакала. – Вы и есть Бог!

Он махнул рукой: - Не время рассуждать. Зачем рассчитывать на Бога, если и сам кое-что можешь?

Повозка покачнулась и принялась распаковывать спящих в стенах охранников. Они выпрыгивали из ячеек, осматривались, оценивая обстановку, крутили головой, привыкая к освещению.

- Уходи! – крикнул Старец и сильной рукой пригнул меня к полу. – Я задержу их!

И он, выхватив пистолет-автомат старого образца, открыл стрельбу. Он недолго отстреливался: мать очнулась и вытянула из рукава пистолет с самонаводящимися иглами, выстрелила, после чего пуля Старца угодила ей в висок. Но с её стороны было довольно и одного слабого нажатия. Первая же игла пронзила Старцу руку, другая и третья угодили в грудь и принялись выжигать плоть. Но даже с развороченной рукой и грудью он продолжал стрелять. Стоял оглушающий грохот, стены автона, киберы и оборудование взрывались и разваливались.

Я перекатилась, извернулась, проползла под защитой и выхватила у матери пистолет, затем выпустила наугад, не глядя, всю обойму автоигл. Выждала несколько секунд, пока не стихли вой и скрежет, и нерешительно обернулась. Больше в автоне не осталось живых врагов. Но и друга и защитника у меня больше не было: Старец лежал на куче кибер-хлама мёртвый, и улыбался. Я встала перед Богом на колени и поблагодарила его, как могла, а потом встала и покинула место побоища: мне необходимо было спешить далее. Я пробиралась сквозь лес в потёмках на ощупь, ориентируясь по ярким звёздам и оставляя холмы по правую руку. Я вздрагивала и всхлипывала от каждого шороха и треска, натыкалась на сучья, проваливалась в бочажки с водой и падала в крапиву, стёрла ноги и исцарапалась, ежесекундно отбивалась от летающих насекомых. Тем не менее, обошлось без происшествий – Старец-Бог хранил меня в своих угодьях. И к утру я снова вышла на бескрайние кукурузные поля - значит, граница близко. Я шла и вспоминала всё, что могла вспомнить о соседней державе. И всплывающая в памяти информация меня не радовала.

Там недавно закончилась война. После войны в стране осталось мало женщин, потому что их скосила генетическая эпидемия. Стране не хватало женщин, молодых и здоровых, которые могли бы восполнить потерю в населении. Семьи и кланы сражались за женщин. Возможно, там меня ждала бы спокойная жизнь, а, возможно, и наоборот. Но проверить я не могла: граница была закрыта для путешественников – только для фермеров и сезонных рабочих, да и задерживаться долго на одном месте я не собиралась.

Но и по эту сторону оставаться было опасно: меня могли выследить работорговцы-контрабандисты и отправить в Приют-распределитель. Я долго шла вдоль силового ограждения. Я слышала, что иногда контрабандисты «проламывают» её с попустительства пограничников, имеющих свой куш, и увозят зазевавшихся или строптивых женщин к соседям, чтобы выгодно продать – либо для генетических опытов, либо для использования как средство воспроизводства.

Для меня теперь всё было одинаково плохо. Но это была моя боль, моя ноша, и я не собиралась ею делиться.

Снова минул день. Стемнело. Я заночевала в поле и долго лежала без сна, глядя на прекрасное звёздное небо, лелея несбыточную мечту отыскать любимого…

Утро, словно холодным плащом, накрыло меня росою, и я слизала её с ближайших листьев, пока солнышко не осушило, потом пожевала миниатюрные бледные початки, от которых меня затошнило: возможно, на них испытывали новый генный модификант, с которым мой желудок не был знаком. Скоро меня вырвало. Я отдышалась и пошла дальше. К полудню моего оптимизма поубавилось: я была голодна до изнеможения, я хотела пить и я смертельно устала. Через час вдалеке, на перекрёстке дорог, показалась фермерская повозка, идущая мне навстречу.

Я хотела побежать, но голодная спазма заставила меня согнуться пополам. Меня опять вырвало, теперь уже желчью. Затем оставалось лишь пасть на землю и слиться с ней. Я спряталась, распластавшись в борозде среди изумрудно-зелёной кукурузы, и затаила дыхание. Самоходная повозка направлялась точнёхонько в моём направлении. «Нет, нет!» - отчаянно забилось сердце – и тут в меня ткнулся холодный нос кибер-пса. Затем фермер спрыгнул с повозки и подошёл ко мне, чтобы разглядеть внимательней. Брезгливое выражение на его лице сменилось удивлением.

- Что ты здесь делаешь? – хмурясь, спросил фермер. – Здесь не место для девушек.

И тут меня снова вывернуло наизнанку.

- Что с тобой? – с изумлением спросил фермер. – Ты больна?

Я помотала головой: - Нет, - выдавила я. – Я голодна.

- Голодна? Первый раз вижу, чтобы с голоду так выворачивало. Далеко ты так не уйдёшь, - он беззастенчиво разглядывал меня, прицокивая языком.

- А мне и не надо далеко. Мне нужно всего лишь уйти из этой страны. Пересечь границу.

- Ты хочешь пересечь границу? – спросил он изумлённо. – Ты сумасшедшая!

- Мне не впервой это слышать, - ответила я, не отводя глаз.

- Ты и впрямь сумасшедшая? Из Приюта?

Мне пришлось коротко рассказать ему свою историю. Он долго качал головой: - Точно, сумасшедшая, и никакой Исправитель тебе не поможет. Такая, как ты, даже мне не нужна. И что мне с тобой делать?

- Помоги переправиться через границу.

- Чтобы попасть прямёхонько в руки работорговцев?

- Я буду осторожна. Подработаю. И отправлюсь дальше. И буду продвигаться вперёд и вперёд, расспрашивая народ…

- Народу плевать на твои проблемы. Тебя высмеют, а затем направят в распределитель: тебя будут передавать из семьи в семью, если не перекупит богатый вдовец.

Он задумался. Потом хлопнул себя по лбу: - Через месяц я везу соседям груз. Положу тебя под ящики. Но вначале придётся отработать на меня – ведь я рискую, скрывая тебя.

Мне не оставалось ничего другого, как согласиться. Эдгар – так звали фермера – выделил мне свою одежду, остриг, и я стала похожа на парня. Я проработала на него куда больше месяца, исправно исполняла обязанности на обширном птичьем дворе, не щадя сил. Но Эдгар не спешил меня отпускать, хотя не приставал и не докучал. А потом я случайно подслушала его разговор с весьма подозрительным типом, и поняла, что, как только появится некий важный военный чин, меня тут же продадут ему для экспериментов. И мне не осталось ничего другого, как однажды сбежать. Я позаимствовала в амбаре старую одежду сезонного рабочего и ранним утром, когда все усердно трудились, покинула птичий двор, прихватив пару сырых яиц, и направилась прямиком к силовой стене, почти что туда, откуда фермер меня доставил.

Я думала, что в мужской одежде скрыться будет куда проще. Да и моя драгоценная беременность заставляла меня становиться всё осторожнее и изворотливей. Не тут-то было. Я дождалась контрабандной повозки-автона, везущей женщин по заказу Генетической Лаборатории, скрываясь за большим серым валуном, практически сливаясь с ним цветом одежды. Мне даже удалось прошмыгнуть в пролом следом за контрабандистами, но тут моё везение и закончилось. Автон вытянул кибер-руку, обхватил поперёк туловища и запихнул в замкнутую повозку к этим несчастным…

Женщин оказалось трое. И все трое – горожанки из пятого и шестого городов, самых нищих и бесправных. Они даже не удивились, увидев меня.

- Ну вот, в нашем полку прибыло, – сказала одна из женщин, постарше. – Как тебя угораздило, милая?

Но я уже опасалась рассказывать свою историю, и лишь обречённо развела руки: - Я дезертировала из Города, потому что не пожелала участвовать в Войне, - ответила я уклончиво. – А вы?

- И мы тоже беженки, - заговорили они. – Мы прислуживали в домах банкира. Нас призвали в полковой бордель. Мы ушли в леса, но нас выследили контрабандисты.

- Почему вы до сих пор не сбежали? – спросила я. – Мы позволили так спокойно себя увезти?

- Почему бы нет? Говорят, там к женщинам относятся уважительно.

- Вы даже не знаете, куда вас везут? На повозке значок военлаба, это означает, что вас буквально станут понемногу разбирать на части для исследований. Вы не выживете.

- Не может быть, - побледнела самая юная. – Ложь! Ты не можешь этого знать.

- Я знаю это, потому что жила в Первом Городе, и моя мать работала в военном министерстве. Нам необходимо бежать, и чем скорее, тем лучше.

- И как же мы сбежим? Это невозможно, - старшая и средняя женщины пригорюнились, а самая юная закрыла лицо руками и заплакала.

- Если вам удастся сбежать, есть шанс избежать экспериментов, а, значит, выжить, – убеждала я. – Вы можете попасться на глаза какому-нибудь мужчине из простых, он не станет издеваться. Не плачьте. Мне тоже не улыбается мчаться в неизвестность. Меня кое-чему учили. Сейчас я попробую поработать с управлением автона.

Я принялась изучать сигнализацию, и вскоре уже знала, что нужно сделать, чтобы остановить автон и заставить дверцу отвориться. Конечно, забитые и малообразованные женщины дальних Городов сами не сумели бы этого сделать.

- Как только автон остановится, и дверь откроется – разбегаемся в разные стороны. Он не сможет выловить сразу всех троих, - сказала я. – И не пугайтесь здешних фермеров.

Я ввела неверный код, дверца разъехалась наполовину, истошно взвыла сирена. Мы протиснулись наружу и побежали, куда глаза глядят.

Мне снова пришлось пробираться чащами, избегая проезжих дорог. Один раз я набралась наглости, проползла на постоялый двор и украла там несколько яиц из курятника, которые тут же выпила, а потом прицепилась к днищу повозки, и так проехала изрядное расстояние, уткнувшись носом в металл, пока не обессилела. Тогда вблизи ручья мне пришлось оторваться и рухнуть на землю. Повозка унеслась вдаль, а я поскорее перекатилась на обочину и далее – вниз, к ручью. Отдышалась, напилась чистой воды, и отправилась дальше, избегая проезжих дорог и больших населённых пунктов. Я ушла от очередной Войны родного Города, но в мирной аграрной стране не нашла покоя, ибо её прочёсывали ловцы в поисках беженок.

Сначала я пыталась прятаться, кочуя от посёлка к посёлку, перебиваясь травами, корешками, ягодами и родниковой водой. Я сильно ослабела и исхудала, рёбра выпирали, и живот стал особенно заметен. Но меня по запаху тела выследил местный ловец-одиночка. Я долго уходила от него, петляла перелесками и оврагами, совсем выбилась из сил – и вдруг наткнулась на силовую изгородь чьего-то участка. Я упала рядом и разрыдалась. Сзади, отставая всего на полкилометра, следовал ловец с сетью. Он знал, что рано или поздно я уже не смогу двигаться от смертельной усталости. Но мне повезло. Я вдруг услышала с другой стороны возглас: - Дон, Дон, гляди, беглец!

- Совершенный оборванец. Сбежал из дома в поисках приключений или женщины. Зачем он нам, Дикки? Слышишь, звуки рожка? Эй ты, сорванец, это не за тобой папаша охотится?

Я с трудом подняла глаза и встала на четвереньки, слёзы мешались с грязью, разукрашивая бледное лицо, кепка слетела с головы, и тот мужчина, что помладше, свистнул: - Не беглец, а беглянка. Девица, Дон, девица, а не парень! Вот чудеса! Она, кажется, брюхатая! Я такие дела за версту чую!

Он быстро ткнул жезлом в столб, открывая проход, мужчины подхватили меня под мышки и втащили внутрь, затем погрузили на повозку, запряжённую кибер-лошадью, укутали пледом и отвезли в дом, оставив алчного ловца в дураках.

Таким образом, меня приютила фермерская семья – два брата, престарелая мать, с десяток работников и армия сельхоз-киберов. Они окружили меня вниманием и заботой, и я призналась, что жду сына от крылатого мутанта.

Мне позволили родить, с условием, что потом я рожу детей для обоих братьев. Так и случилось.

Маленький Даль родился обычным мальчиком, и я тщетно, с первых дней, искала на его худеньком тельце особые приметы. Шли месяцы. Даль рос, рос очень быстро, гораздо быстрее, чем обычные дети. А братья по очереди приходили в мою спальню: старший, Дон, чтобы первым зачать ребёнка, по праву старшинства, и младший – Дикки – просто чтобы любить.

И Дон, и Дикки любили меня всей душой, баловали, предупреждали мои прихоти, хотя я ни о чём не просила впрямую, и гордились мною, когда я важно выступала, животом вперёд, по базару, универмагу, или приезжала с ними на ежегодную фермерскую ярмарку. Они любили меня оба – сдержанный, строгий Дон, вернувшийся с войны с искалеченной ногой, и пылкий, трепетный Дикки, который был моложе меня всего на три года. Я родила Дону двух дочерей, и сына для Дикки.

Я ежеминутно ощущала их благодарность и бесконечную нежность. Дикки был влюблён в меня по-настоящему. У него никогда не было невесты или любовницы, и он с трудом мог дождаться своей очереди.

Попутно я пыталась выспрашивать, не видел ли кто-нибудь поблизости мутантов, не привёз ли кто из купцов известий и сплетен о появлении мутантов в тех краях, откуда они возвратились, не появлялись ли в небе Крылатые люди – но здесь никто не знал о таких, да и не стремился узнать – хватало своих проблем. Недавняя война тоже обошлась без Крылатых – да и как они могли бы выжить в одном небе с самолётами-убийцами? Разве только глубоко в горах в соседнем государстве.

Мирная жизнь закончилась внезапно. Моё существование в семье Дона и Дикки вызывало у окружающих бешеную злобу и ревность. Меня грозили забрать в распределитель и отдать какому-нибудь миллионеру. Удавалось откупаться от госинспекторов, лишь пока я была беременна, однако это состояние не могло длиться вечно. Кому-то не хватило терпения, и вот грянул гром: завистники убили Дикки... Выжившая из ума старуха-мать обвинила меня, и, хотя никаких разумных причин и объяснений моей причастности не существовало, мне грозили долгое, выматывающее разбирательство, суд и распределитель строгого режима.

Дон спас меня и малыша Даля: он укрывал нас первые дни, затем достал нам документы и помог добраться до границы, а там – переправил в соседнюю страну с друзьями-торговцами. Дон горевал, расставаясь со мной со слезами на глазах, и мечтал забрать меня, как только всё уляжется. Но его мечте не суждено было осуществиться. Он не знал и не мог знать, как и все вокруг, что в соседней стране становилось неспокойно, назревал конфликт: враждовали две нации, два народа – горцы и жители равнин. Не знал он и того, что я носила ребёнка Дикки.

Для меня настали тяжёлые времена. Я снова стала беженкой, и дорога назад мне была заказана. С другой стороны, теперь я могла ловить слухи и выискивать крупицы информации о летающих мутантах. И это уже стоило многого: в моём родном Городе всякая информация о том, что делается за его пределами, была под запретом.

Я устроилась домработницей в один очень богатый дом – дом семьи Таккария – лишь благодаря рекомендациям друзей Дона. Я не роптала и выполняла любую чёрную работу в поместье вместе с горничной Лизой, любовницей господина - вдовца, ещё совсем не старого, интеллигентного, благообразного мужчины. Господин Таккария давно препоручил масличные плантации и перерабатывающие заводики сыновьям, деловым и энергичным, а сам углубился в себя, в свои литературные труды и собственные научные изыскания. Он никогда не читал нотаций, не раздражался по пустякам и не срывался, хотя был довольно избалован комфортом, и в быту требовал заботы и тщательного выполнения установленных и привычных ему правил.

День проходил в трудах, а поздно вечером я рассказывала Далю о его отце, на которого он так был похож: худенький, лёгкий и высокий, светлоглазый, немного дикий, но чувствительный, с беспокойным, любопытным взглядом. Только мой Даль был нежным и ласковым, и его тонкие ручонки несли мне благодать и благословение.

Даль радостно смеялся и переспрашивал: «И я смогу летать, мама? Сам? Как самолёт?»

- Как птица! - отвечала я, - Как птица, сынок!

И Даль прыгал от восторга, и хлопал в ладоши. Необходимо было заработать ему на учёбу, но пятая беременность ослабила меня. Я мучилась от головных болей и болей в ногах и пояснице. Обессиленная, я часто плакала по ночам, и Даль утешал меня, как мог. Как же я любила своего малыша, своего первенца, своего крылатого мужчину! Как я гладила, целовала, массировала его хрупкую спину, пытаясь нащупать самое главное, побудить семя к росту… И судьба не обманула меня: однажды я обнаружила на лопатках два небольших бугорка!

…Мы с Лизой родили одновременно. Она – мальчика Тора, и я – девочку Солию, когда Далю исполнилось шесть лет – маленький, счастливый юбилей. Мне повезло больше, чем Лизе: бедняжка умерла при родах, и на меня легли все тяготы по уходу и по вскармливанию двух младенцев. Я мечтала, как только приду в себя и оправлюсь от болезней, убежать в горы и блуждать там от селенья к селенью в поисках Крылатых мутантов или хотя бы весточки о них.

Я снова и снова вспоминала первую встречу с ним, моим первым возлюбленным и единственным любимым.

- Как тебя зовут? – спросила я.

- Джурм.

- Джурм? Такого имени не бывает! – засмеялась я. – А я – Далия! Давай знакомиться?

- Зачем, если тебе не нравится моё имя.

- Нравится, дурачок. И ты мне тоже нравишься...

Джурм стоял в самом начале улицы отверженных, заполненной разнообразными ночлежками. Отсюда каждый день отъезжал автобус, битком набитый счастливчиками, которым удалось заполучить работу. Их отвозили в рудник, в шахту, на склады и на прокладку дорог – работа не для хрупких плеч. Он стоял, руки в карманах, настороженный, немного горбясь, будто плечи отягощал груз, готовый каждую минуту отшатнуться от удара или презрительного оклика, но со слабой надеждой – ведь могло и повезти, и кто-то мог предложить ему работу по силам.

А я бежала с занятий по бульвару, бросила в проулок мимолётный взгляд – и остановилась, как вкопанная: в его чистых, прозрачных глазах светились такое одиночество и такая безысходная тоска, что я споткнулась о них. В них стыли одновременно и отчуждение, и мольба о помощи. Он не был красив. Высокий, худой, востроносый, с сухими губами в мелких трещинках, длинными руками с острыми локтями, с узкими опущенными плечами и выступающими лопатками. По меркам крепкотелых Горожан – просто урод. Джурм был молод, но испытания наложили на него свой отпечаток: лоб пересекал бурый рубец от удара чьего-то хлыста, левая рука была перебита, кисть неправильно срослась, искривилась и постоянно ныла, поэтому он старался прятать её в кармане или за полой старой куртки.

Он не просил о помощи, а я и не могла помочь – лишь только вывести в Город. И он пошёл, стараясь держаться независимо, не вынимая рук из карманов, но я продела свою руку в кольцо его руки и прижалась к нему так крепко, как могла – сестра с братом-инвалидом: иначе полиция забрала бы его тут же.

И я вела его, торопливо, с бешено бьющимся сердцем, боясь наткнуться на знакомых, прямиком к себе домой – родители купили мне квартиру как раз к двадцатилетию. В моей комнате, в отсутствие хозяйки, я заставила его первым делом залезть под душ. И когда он, смущаясь, снимал рубашку, увидела это.

- Что это? – спросила я, изумлённая. – Это – болезнь? Заразная?

- Это – будущие Крылья, - помедлив, ответил он.

Я снова рассмеялась – я была ещё слишком юна и глупа. И дотронулась до набухших, красноватых, гладких холмиков чуть выше лопаток. Кожа на них трескалась и шелушилась, они были горячие – и такие живые! Я ощутила покалывание в кончиках пальцев. Джурм дёрнулся и вскрикнул.

- Что ты чувствуешь? – жадно спросила я.

- Словно током ударило, - тихо ответил он и отодвинулся от меня.

И началось Безумие. Я полюбила его с этого первого прикосновения, безоглядно и беззаветно. Оно вызвало во мне дрожь и стон, которые эхом прокатились от макушек до пяток. Я не могла удержаться, встала на цыпочки и припала к его губам, вбирая их в себя с жадностью, в каком-то забытьи…

Как давно это было!

 

Господин Таккария был рассеянным, самоуглублённым, но добродушным человеком. Потрясённый смертью Лизы, он сделал меня своей законной женой – чего Лиза не смогла дождаться, и – вопреки воле сыновей - усыновил обоих мальчиков и удочерил Солию. И для меня началась – в который раз – новая жизнь, но совсем не та, о которой я грезила.

Напряжённость в стране тем временем нарастала, начались первые стычки, затем – теракты, горцев стали законодательно вытеснять - либо ещё выше в горы, подальше от рудников и горных разработок, либо в сухие, бесплодные степи, подальше от источников ледниковой воды, разделяя и разобщая селенья и семьи. Многие из них ушли в соседнюю страну и образовали Общество Мстителей, оставшиеся потребовали отделения и независимости. Общество раздирали противоречия.

Бугорки на лопатках Даля росли очень медленно. Но всё-таки росли. Кожа вокруг них покраснела и стянулась. Часто его лихорадило. Он плакал, спина горела и зудела, словно от укусов насекомых. Но я не могла его утешить, ибо это не было болезнью и не поддавалось лечению.

Однажды температура у него поднялась почти до сорока, разболелась голова и спина, и это уже не было нормально. Я массировала спину, как обычно, чтобы облегчить процесс. Мой мальчик вздрагивал, плакал и вырывался из моих рук. Вот они, зародыши, горячие и тугие, трепещут и пульсируют под моими пальцами. Нельзя давать ему расслабиться и потерять веру в то, что он сможет летать. Неужели процесс затянется или пойдёт неправильно?

- Что ты чувствуешь? – спросила я напряжённо.

- Мне больно, - прошептал он, глотая слёзы.

- Что ты чувствуешь? – повторила я.

- Отпусти меня, мама, мне больно!

- Что ты чувствуешь? – спросила я в третий раз.

- Там что-то шевелится. Внутри меня. Словно растёт, хочет вырваться из меня наружу…

И тогда я заплакала от радости и боли вместе с ним. Мой сын будет летать! Только кому здесь это нужно?

Далю необходимо было общество ему подобных, я осознала это так остро только теперь. Но я до сих пор не смогла собрать никакой информации о Крылатых мутантах или о других выходцах из чужих Миров. Попытки расспросить об этом Таккарию, вызывали у него странную реакцию, он сочувствовал нам, но был так же бессилен. И очень опасался в сложившейся политической обстановке вызывать врачей. Но кто сказал, что материнская любовь не творит чудеса? Массаж, ванны и непрестанная забота сделали своё дело, боли утихли, раны зажили, и крылья до поры до времени затаились – они оставались ещё слишком невеликими и слабыми, и должны были набрать достаточно энергии и силы. Таккария лично давал Далю уроки математики, биологии и литературы, удивляясь сообразительности и любознательности мальчика, и собирался даже отдать его в маленькую частную школу – сразу в третий класс, ибо я уже многому его научила.

У Таккарии изредка собиралось такое же сдержанное общество: две дамы-астролога и три учёных мужа. Они избегали разговоров о политике и страстно обсуждали дела и будущее своего научно-эзотерического общества, в котором тоже произошёл раскол, совместными усилиями создавали историю появления на планете мутантов других Миров. Но даже им Таки никогда не упоминал о моём сыне, не раскрывал его тайны. У него на многое был свой взгляд и свои резоны.

Когда непоседливому, юркому Тору и послушной, смышлёной Солии исполнилось по четыре года, а Даль перешёл в четвёртый класс, разразилась настоящая война. Настолько же страшная, насколько бестолковая и слепая. Оба сына Таккарии ушли воевать, не пожелав откупиться, и старшего уже успело ранить в первые же дни призыва. Господин Таккария, или – ласково – Таки, как я называла его в минуты близости, тоже был призван; к счастью (а, может, и к несчастью), его замок оказался на важном стратегическом перекрёстке, и Таки стал «комендантом военной крепости». Однако он не сидел на одном месте, ему приходилось колесить по всему району и собирать – за свой счёт – всё необходимое для госпиталя. Но всё лучше, чем находиться на передовой.

Растерянно протирая очки и щуря близорукие глаза, он позвал меня и Даля для серьёзного разговора. Мы слушали его, боясь шелохнуться.

- Война не будет лёгкой, короткой и ударной, как утверждает командование, - сказал он. – В неё постепенно втянутся всё новые и новые народы. Пройдёт немного времени, и мне придётся уйти солдатом, и тогда мы больше не увидимся – я это чувствую. Пока война гремит далеко отсюда, но скоро эта старая ведьма накроет своим гнилым плащом всю страну, а затем и всю планету. Никто не будет знать, с кем он воюет и для чего. Выживут немногие. Так говорят звёзды. Настала чёрная эпоха. Ты должна сберечь детей, Далия, и я подскажу тебе, как. На Земле существует множество пор, лазеек, через которые можно заглянуть или проникнуть в соседние Миры. Некоторые закрыты, о существовании некоторых лучше не знать, но некоторые как нельзя лучше подходят для того, чтобы земные дети смогли там жить и радоваться жизни.

Таки разложил на столе карту своих владений, и мы сгрудились вокруг неё.

- Я нашёл одну из таких лазеек на своей территории, и об этом не знают даже в моём Обществе. Я давно подозревал, что этот Мир может оказаться близок Далю, возможно даже – это его прародина, но не хотел обнадёживать раньше времени. Теперь этого времени не осталось вовсе. Слушайте меня внимательно. В двух километрах отсюда – депо, конечная станция моей железнодорожной ветки, которая через 30 километров вливается в городскую грузовую линию. Ветка идёт вдоль плантаций, мимо ремонтного завода, сквозь ореховые рощи, через реку и оросительные каналы.

Первый раз я попал туда совершенно случайно. Просто новый мобиль, проходящий испытания, разрядился, и электровоз встал в строго определённой точке пространства, сверкнула синяя молния, раздался треск. Я выскочил наружу и оказался в странной комнате – одной из её стен оказался мой электровоз, противоположная была в окнах с очень толстыми стёклами, словно от нас отгородились специально. Я ринулся к окнам и увидел, что комната находится очень высоко, едва ли не выше, чем на 20-м или 30-м этаже. И знаешь, Далия, что я увидел из окна?

- Что, Таки? – сердце у меня замерло от удивительного предчувствия чуда.

- Сквозь толстое, бронированное стекло я увидел поистине сказочный Город! С одной стороны от меня была уродливая железная дорога и состав в тоннеле, набитый ящиками и пустой тарой, с другой – прекрасный Город, чистый, счастливый, гармоничный – и недоступный…

- Как же в него попасть, Таки? Если это невозможно, то твой рассказ слишком жесток…

- Не спеши. Я же сказал, что это был первый раз. Я проводил поиски, и нашёл возможность. Вернее, вычислил её, чисто умозрительно… Туда можно попасть лишь в самый критический момент, находясь на границе, за которой – только смерть.

- Но ты так и не сказал, какой он был, этот город? И стоит ли он того, чтобы достичь этой грани?

- Он был весь в зелени и цветах. Цветы обвивали здания до самого неба. Внизу были чистейшие озёра, к которым вплотную подходили великолепные парки, среди которых светились радужные купола и здания необычной формы. И всё пространство было пронизано белыми ажурными шпилями – энергохранилищами, по которым время от времени пробегали голубоватые сполохи. Никаких мрачных, уродливых красок, почерневших строений, дымящихся труб, копоти или пыли… От невероятной прозрачности воздуха у меня просто закружилась голова. Комната, в которой я находился, была единственной, изолированной от Города – в остальных зданиях не было окон, и их обитатели просто вылетали из ниш. Они были Крылатыми, Далия! Но они были так далеко, что я не мог разглядеть, насколько они отличаются от нас. Мне требовалось время, чтобы убедиться в том, что мы сможем там существовать. Знай, Далия, этот Город – ваше спасение!

- Почему ты думаешь, что вход всё ещё там?

- Я не думаю, я знаю. Я проверял – он там. Это окно - словно живой экран большого телевизора, там всё время меняются картинки. Второй раз окно распахнулось в рощу громадных деревьев, окруживших гигантский купол, уходящий в небеса, весь в радужных сполохах и шаровых молниях, дрожащих на остриях конусов, которые его усеивали, словно иглы дикобраза. Я понял, что это – накопители энергии, что-то вроде солнечных аккумуляторов, только нам такие устройства и такие масштабы не снились. И на этот раз вход оказался открыт. Я даже ощутил чистоту воздуха и аромат трав…

- Почему же ты сам не ушёл?

- Я понял, что этот Мир не для меня, Далия. И я – не для него. Он ждёт того, кто когда-то покинул его – и не вернулся. Я научу тебя, что надо сделать, чтобы попасть туда. Замаскирую дорогу и станцию. Заряжу мобиль, и дам тебе именные ключи.

- Как ты мог убедиться, что Мир не для тебя, Таки? Ты попытался проникнуть внутрь? – я всё ещё не желала верить, это было слишком грандиозно. - И почему ты не хочешь уйти туда вместе с нами, и немедленно?

- На эти вопросы не будет ответа. Я сам не смог попасть внутрь, потому что… потому что Мир меня не принял. Вытолкнул назад. Несмотря на все мои знания, я не сумел настроиться на нужную волну. Во мне не оказалось достаточной чуткости, а просто сухой разум и рациональность здесь бессильны. Необходим пропуск. И этим пропуском будет твой Крылатый сын, Далия! Ты заслужила спасение. А я… моя судьба уже определена, и она связана с моим родным Миром.

Таки был спокоен и печален, и я обняла его так нежно, как только могла. Душа моя печалилась вместе с ним – и ликовала: Даль обретёт Родину!

…Таки оказался прав. Над холмами залетали истребители, в небе взрывались самолёты и ракеты, и падали вниз горящими ошмётками, дымными кометами. Иногда падали самонаводящиеся мины, и лишь до поры до времени они щадили нашу долину. Таки ушёл на фронт. Радио сообщало, что готовится к применению химическое оружие, и войной охвачен весь Центральный район материка. В замке Таккарии давно смердел и стонал госпиталь, только солдат теперь привозили сюда не лечить, а умирать. Умерших сбрасывали в огромный чан из под масла и уже не успевали засыпать землёй. По дорогам метались беженцы, словно слепые без поводыря, точно безглазые птицы, потерявшие ориентацию. Один поток шёл с запада на восток, другой – ему навстречу, с востока на запад, они сталкивались, соединялись в шумные таборы, кружились на месте и вновь расходились в разные стороны. В замке скоро не осталось съестных припасов, только стоны и тяжёлый запах крови и смерти. Но я не жалела ни еды, ни питья, и щедро раздавала всем проходящим. Дети рыдали и поминутно вздрагивали от страха.

Всё чаще мы все, в том числе и медперсонал, бросающий тяжелораненых на произвол судьбы, спускались в огромный глубокий подвал и отсиживались там. Но даже в подвале у меня не хватало времени и сил на то, чтобы обращаться к утраченному землянами Богу за помощью и спасением: нужно было устраивать легкораненых, успокаивать детей и юных медсестёр, делить сухари и воду, штопать одежду, а потом помогать выводить наружу или раскапывать завалы.

Во время одного из налётов было уничтожено левое крыло замка с палатами для тяжелораненых, пожар потушили с огромным трудом, и измученные врачи вздохнули с облегчением – и тем, и другим меньше мучений. Говорили, что поблизости гуляют банды наёмников, и вот-вот нахлынут мародёры, и поэтому замок надо срочно укреплять. Но укреплять было некому и нечем.

И тогда я с поварятами собрала по окрестностям уцелевшее оружие, вооружилась сама и вооружила оставшихся в живых слуг и селян.

А затем в замок прибыл на мотоцикле ошалевший гонец с красными безумными глазами, и сообщил, что на службу призываются легкораненые и женщины, и мне надлежит явиться на призывной пункт в семи километрах к востоку, к Большой Пристани Заураки. Детям выдали защитные комбинезоны, ибо вся наша одежда давно превратилась в грязное, вонючее тряпьё, а мне надлежало добыть форму самой. Детей должны были сдать в подземный сад-инкубатор, но я не могла этого допустить: я боялась, что в этой бойне не выживут даже дети.

И я последовала совету Таки, моля Бога, чтобы не оказалось слишком поздно! Я повела детей в рощу позади бывшего тепличного хозяйства, от которой остались чадящие столбики. Затем мы ползли по бывшему полю, по рытвинам и воронкам, ядовитым вонючим пожарищам и кислотным лужам, по кровавым клочьям, оставшимся от недавних беженцев. Моя военная форма, снятая с солдата, не успевшего толком повоевать, быстро потеряла вид, но пока сохраняла защитные свойства. Вздрагивая, то и дело прижимаясь к земле, словно желая прирасти к ней, мы добрались до платформы, под грохот воздушных взрывов и сполохи огня, рвущих небо и землю в клочья, когда горящий пепел и обломки летели вниз, вспарывая пространство, с безумным воем и визгом.

Эту часть долины – благодаря ли моим молитвам, или снисходительной усмешке судьбы, небо пощадило, станция и добрый отрезок железной дороги в мерцающей маскировочной рубашке остались целы, но я не знала, как далеко простирается самотёчная дорога, и не разрядился ли мобиль новой модели.

На платформе нас ждал сюрприз: в первом и единственном целом вагоне, чудом уцелевшем и наполовину заполненном тюками с мягкими упаковками, скорчился коренастый пацанёнок лет семи-восьми – из селян. Он не мог членораздельно отвечать, его суставы и мышцы закоченели от страха, а глаза обесцветились от злых слёз – видимо, его забыли беженцы, или он сам отстал в суматохе и неразберихе, или убежал, или его родителей убило. И нас стало пятеро.

Наступило затишье, очередные эскадрильи уничтожили друг друга, небо прояснилось. Судьба пощадила нас и на этот раз.

Я велела детям ждать в вагоне, а сама пошла в рубку, чтобы осмотреться. Этот поезд работал на автономном эко-мобиле и управлялся очень просто. Таки говорил, что его надо всего лишь сдвинуть с места. Я решила, что детей лучше разместить в рубке – вагон мог быть взорван, мог не войти в тоннель полностью. Я приказала детям держаться за руки. Вставила ключ, и пульт опознал меня. Запустила разогрев. Скорректировала программу. Поезд должен был остановиться в строго заданной точке, иначе он мог просто проскочить тоннель и потерпеть крушение на выходе, или, напротив, не доехать.

Затем я отправилась отцеплять вагон – лишний груз ни к чему. Автомат оказался неисправен, пришлось делать это вручную – моих сил не хватало на то, чтобы разъединить звенья, я спешила, задыхалась, мне хотелось рыдать, но я не позволяла себе расслабиться. Пришлось отстрелить защёлку механизма, и ещё одну, и ещё. И тут над нашей головой столкнулись новые отряды автоснарядов. Последним яростным рывком я закончила работу и рванулась назад, к детям.

- Мама! Мамочка! - отчаянно кричал Даль, высунувшись из дверцы. Локомотив уже дрогнул, готовясь отбыть.

Но мои манипуляции с мобилем привлекли внимание автоснайпера. На вагон обрушился залп. Я втолкнула Даля внутрь, прикрывая собой, локомотив плавно стронулся с места, я готова была кричать «Ура!»

И когда лобовое стекло локомотива прорвало внезапно возникшую на пути радужную плёнку, входя в Тоннель, в то самое мгновение, шальные осколки прошили мою спину…

«Ну, вот и всё», – подумала я. – «И мне тоже нет туда хода. Прости, Даль, что меня не будет рядом с тобой, когда ты расправишь Крылья…»

Адская боль вывернула меня наизнанку. Я начала падать в спасительную бездну беспамятства, но тут же приказала себе вернуться, всплыть на поверхность.

«Нет, шалишь, я не могу умереть, пока не буду знать, что дети спасены!»

Это сознание немного приглушило дикую, нечеловеческую боль. Я ещё успела услышать крики и плач детей, успела оттянуть смерть до того момента, как поезд, пронзив Миры в пространственном Тоннеле, замедлил ход и встал, уткнувшись носом в мирную, зелёную лужайку, высветленную ласковым солнцем.

Я улыбнулась, или мне показалось, что я улыбаюсь: я выполнила долг.

Я доставила детей в другой Мир. Хорошо это или плохо – уже не имело значения. Главным было то, что здесь не пылала война, которой не предвиделось исхода.

Возможно, Далю удастся то, что не удалось мне: отыскать своего отца.

 

 

 

 

 

 

 

Часть 2

Бескрылые дети

/мир/

 

 

 

Им не нравилось в этом Питомнике, но здесь пришлось задержаться. Крылья у Масика прорастали слишком медленно. Сказывалась болезнь, перенесённая в раннем детстве.

Бескрылые мутанты, содержащие Питомник, вели себя, как всегда: отчуждённо и сдержанно, но благоговейно и почтительно. Они сами родились дефектными, и никогда не смогут перелетать с места на место, не познают небо. Ибо их создали предки Крылатых – специально для того, чтобы, крепко стоя на Земле, они служили им и оберегали детей внизу.

Нетерпение и страсть к перемещению будоражили Матиля до нервной дрожи. Их Мир был переменчив, каждый сезон кроил его по своему разумению, и они никогда не знали, чем встретит их очередная дорога…

Но – дети превыше всего. Место, где расположился очередной Питомник, дышало опасностью и тревогой. Беда постигла это дивное, тихое и мирное место в Ореховой Роще, пронизанной благостными, целебными излучениями.

Дети с давних пор окрылялись в Питомниках. Матилю было страшно подумать, что сталось бы без них!

Каждое утро Матиль выходил на старую, заброшенную железную дорогу, артефакт незапамятных времён, ведущую в никуда и приходящую ниоткуда. Она обрывалась внезапно, почти у самых стен Питомника, словно Питомник притягивал её. Не так давно дорога ожила…

Мутанты тоже чувствовали себя здесь неуютно, и собирались покинуть эти края, как только окрылится последнее в сезоне Семейство. Покинуть – и искать, повинуясь особому чутью, новый Питомник, чтобы обустроиться там наново.

…Матиль ложился на Землю, прикладывал ухо к шпалам и слушал. Он слушал страшные звуки, взрывающие воздух, обонял запахи тления и пожаров. Они катились, словно снежный ком с горы, собираясь в лавину: это чужая война врывалась в музыку их Мира, в их гармонию резким диссонансом, бессмысленной болью, тупым животным страхом, холодной, не рассуждающей жестокостью.

Иногда об этот смертельный аккорд спотыкался кто-то из Крылатого народа, или кто-то из мутантов. Так погиб их Навигатор…

И теперь чуждое семя проросло в двух шагах от Питомника. Но ничего. Они недолго будут гостить у мутантов Ореховой Рощи – атлетических и крепких Нипу. Как только у детей прорежутся Крылья, они уведут их в безопасное место.

И вот однажды утром Орм услышал дрожь Земли. Это приближалось оно, создание чужого Мира, летящее из ниоткуда в никуда. Оно готовилось разорвать пространство в этом самом месте, для того, чтобы наполнить райский уголок смрадом, ужасом, безнадёжностью… Что-то он принесёт на этот раз? Не придётся ли замкнуть Питомник на ключ раньше нежилого сезона?

Орм подавил горестный вздох и поспешил к Аманне.

Осень всё чаще давала о себе знать холодными серыми днями, с утра часто морось слепила глаза, или висел промозглый туман. Но днём медленно прояснялось, на короткий период накатывала теплынь. Когда поутру изморось поседеет, и хрустнет под ногой тончайшая лужица, настанет волнующий и радостный период подготовки к перелёту.

Временами в сумерки, когда дети уже не выходили из Питомника, Матиль и Матиля поднимались высоко в воздух, чтобы исполнить Танец Любви – Матиля обвивала его Крыльями, а он широко раскидывал свои, чтобы Воздух поддерживал их обоих, и тогда их тела и души сливались в единое целое…

Матиль любил свою Матилю, у них была счастливая Семья, замечательные дети… Своего Навигатора они потеряли три Круга назад – чужой чёрный Мир настиг его в сумерках, и боль утраты ещё была жива и горяча.

И Матиль, и Матиля остро ощущали, как его не хватает. Их Навигатор был молод. Они встретились и познакомились, когда Орм и Аманна были совсем юны, а Навигатор Галль – почти ребёнок, непоседливый и любопытный. Через Круг они отдали за него свою первую Матилю, Метту – она родила и выпустила в небо уже три Семьи!

Теперь Семьи стали гораздо слабее, им уже не под силу вырастить столько полноценных детей! После гибели Галля они назвали в честь него своего новорожденного Навигатора – и вот совсем недавно распрощались с ним: малыша Галлия взяла достопочтенная Семья Кри с востока, самая обширная и консервативная. Следуя традициям, ему дали новое, родовое имя, но сохранили за ним право передать своё имя первому новорожденному Навигатору. С тех пор Галлий не давал о себе весточки, но Матиля и Матиль не оставляли надежды когда-нибудь встретиться на одном из Перекрёстков миграционных путей, или в Питомнике…

…Как они любили друг друга, исполняя в небе – все трое – свой первый брачный Танец, да и все последующие тоже! Матиля до сих пор чувствовала и хранила в себе зародыши Галля, его характер так хорошо узнавался теперь в Ойре. Матиль усиленно тренировался всё это время – насколько позволяло довольно массивное, сильное тело. Ему пришлось брать на себя Знание, и теперь Матиль сам неплохо справлялся с ориентировкой. Но чутьё истинного Навигатора в нём не проснулось, да и не могло проснуться.

Скоро наступит Зима, и цветной Мир станет чёрно-белым. Надо успеть улететь до наступления сумерек. И тогда на новом Перекрёстке они найдут себе нового Навигатора, и Семья восстановится.

Орм и Аманна собрались держать совет с Нипу. Было решено, что большая часть Нипу уйдёт, останется лишь Госпиталь с недоношенными и ослабленными детьми, так и не успевшими полететь вовремя, и с беременной Матилей из Северных Полей, оставшейся одинокой – ей уже никогда не обрести Семью. Последний раз произведя Потомство на свет, она улетит в горы, в Монастырь к Старцам. И затем на Питомник опустится защитный купол. Опечатанный Питомник уснёт до будущей Весны.

Если будет угодно Великому Фениксу, чужой Мир обойдёт его стороной и пощадит: вместе с его приходом на Землю Матилей и так уже обрушилось столько несчастий! Дети стали рождаться неполноценными, Навигаторы разбивались, Семьи не могли восстановиться. Некоторые Питомники по два Круга спали, не выходя из-под купола, чтобы спасти обессиленных младенцев. Крылатым требовалась новая сила, новая кровь, они стали слишком уязвимы. Но Великий Навигатор, способный находить коридоры в лучшие Миры, или – несбыточная мечта! – Навигатор, который отыщет их утраченную Прародину, откуда Тёмные силы изгнали Крылатых в незапамятные времена, не спешил появиться на свет…

…Пролетел тревожный день, долгая, томительная ночь. И вот поутру волна дрожи ударилась о стенку Питомника – и рассеялась по Роще. На рельсах возникло металлическое рыло чудовища, пышущего жаром, но мёртвого. Чудовище не шевелилось, но оно принесло на себе не только смерть, но и живые зародыши. Высокие и тонкие Матиль и Матиля, взявшись за руки и легко ступая, бесстрашно приблизились к полуобгоревшему составу.

Трое угрюмых, напуганных детей, лет 4 и 6, и ещё один, лет 9, бледный, выглядевший больным, неуверенно, медленно шли им навстречу. Самый младший мальчик был в очках – этот порок развития Матили изжили уже давно.

И ещё – мёртвая женщина. Женщина не смогла сделать и шагу от состава. Она так и осталась лежать, прислонившись к огромному колесу. Она была в странной одежде, отливающей металлом, но металл её не спас: в её груди зияла страшная рана.

Матиль сосредоточился и подключил «внутреннее ухо».

- Ты кто? – спросил старший мальчик, и ткнул в Матиля пальцем.

- Я – Матиль! – ответил Матиль гордо. Внутренний слух позволял Матилю не то, чтобы понимать чужую речь, а, скорее, угадывать её, и в дальнейшем эти догадки складывались в совершенное знание чужого языка безо всякого обучения.

Но прозвучавший вопрос был понятен и без «внутреннего уха».

- А это – Матиля, - продолжил Матиль, предвосхищая следующий вопрос и обняв прозрачным, радужным крылом спутницу жизни.

Орм всё ещё был строг и насторожен, но Аманна с радостным возгласом бросилась вперёд, чтобы обнять и приласкать пришельцев: дети не могут быть опасны или злы. Это всего лишь дети.

Их души омылись ласковым потоком любви. И пришлые дети позволили себя увести, лишь маленькая девочка всё плакала и звала «маму», а старший мальчик оглядывался, и уголки его губ дёргались и дрожали.

Крылатые не стали спрашивать, откуда взялись дети, что случилось с их Матилей, почему они бегут из своего Мира – всё и так понятно, зачем их травмировать лишний раз, они должны это забыть поскорее. Не стали спрашивать имён – всё равно им теперь придётся носить другие, родовые.

Первым делом, детей накормили, вкусно и сытно. Затем повели в горячий бассейн, где неистощимые целебные источники снимали тревогу и страх, расслабляли и даровали спокойный сон. Переодели из жёстких, грубых, защитных одежд – в лёгкие, невесомые и эластичные, с прорезями на спине. Затем тщательно обследовали чужих детей.

Счастливое предчувствие не обмануло Матилю – у старшего мальчика наметились Крылья. Аманна сразу же с радостью нарекла его «Джумми», что означало «Вновь обретённый», или «рождённый». И наткнулась на первое противодействие со стороны пришельцев: мальчик с неохотой отзывался на данное имя.

- Тебе не нравится имя, которое мы тебе дали? Оно не простое созвучие, и означает «Заново рождённый». Ведь ты воистину обрёл новую жизнь, избежав страшной войны.

- Нравится. Очень, - потупился мальчик, и тут же упрямо вздёрнул остренький подбородок: - Но мама дала мне имя Даль. Оно напоминает о ней. Оставьте мне моё имя. Пожалуйста.

И тут же внезапно вмешался молчаливый Орм, который обычно никогда не вмешивался в эти чисто женские вопросы: - Аманна, оставь ему имя. Ведь всё равно, в новой Семье, может статься, он захочет его изменить.

Аманна опешила, новое имя звучало так гордо и красиво! Она посмотрела на четыре пары вопрошающих глаз – и сдалась. Что же, Даль так Даль. Но когда он полетит, он сам придёт к необходимости сменить имя на созвучие, отзывающееся в душе гармоничными вибрациями, и это будет его собственный, осознанный шаг. Ей было немного обидно, что от её имени отказались, ведь каждая Матиля оставляла в каждом своём воспитаннике не только частицу себя и своей души, но и своеобразный отпечаток своей семьи в гармонии имени, делая тем самым имя значащим и значимым для крылатого народа. Но она это переживёт. В конце концов, самое главное – Даль крылат!

Что касается остальных, то на их спинах они не нашли и намёка на зародыши. Ничего, они наберутся терпения – надо подождать, ведь Питомник творит чудеса! Важно лишь не упустить время. Матиля волновалась и суетилась, отдавая распоряжения Нипу. Трёх осенних, последних, месяцев должно хватить с лихвой для здоровых детей. Сначала пробудятся, появятся спящие зародыши – выплывут на поверхность из глубин естества и духа. Потом наклюнутся ростки – и, глядишь, к новой Весне отрастут замечательные Крылья…

Ведь бескрылых детей не бывает!

Зря Орм ворчит, что они больше похожи на мутантов – Матиле лучше знать. У неё душа поёт в их присутствии!

Чужую женщину Орм и Аманна похоронили по своим обычаям. Сбросили в Синий Провал в центре Озера, в соседней Роще, затем исполнили ритуальный Танец, а после того, как из Провала вновь взвился Гейзер, вернулись назад, в Питомник. Заброшенная железная дорога угасла и больше не страшила их.

И потянулись хлопотные, долгие дни. Даль быстро пошёл на поправку, он повеселел, окреп, с жадностью вдыхал воздух Питомника, и всего через месяц уже стал надёжным помощником Матилей. Он задавал бесчисленное множество вопросов о Мире, настолько же горячих, насколько и наивных, но Аманна не позволяла себе подшучивать, и терпеливо объясняла очевидное. Остальные дети привыкали тяжело. Девочка часто чихала и кашляла, пока её организм подстраивался к чужому Миру. Самый маленький мальчик часто капризничал и твердил одно слово: «Дай!», и дети прозвали его «Дай», а девочку – «Дайя».

Но больше всего хлопот доставлял средний мальчик, самый тяжёлый и ширококостный. Он не мог усидеть в целебном бассейне, не мог выдержать долгий сеанс лечебного массажа. Он лез во все щели, куда надо и куда не надо, словно назойливый красный муравей, хватал всё подряд и норовил исследовать на прочность. Разноцветные игрушки Детской залы, парящие и плавающие в воздухе, интересовали его куда меньше, чем оборудование медицинской и фармакологической лабораторий, или швейная мастерская и ажурные башни-иглы силовых энергетических установок, устремляющихся ввысь. Он упрямо и настырно пытался разбить защитный кокон, совал пальцы в ячейки – и Аманне пришлось его пожурить: хоть защита и надёжна, но негоже подавать дурной пример. Хуже того, он без конца задирал остальных детей, дразнил, выкрикивая обидные прозвища, провоцировал старших и более сильных на сражения и вступал в них без страха и сомнения, словно родился первобытным воином; а в общих играх он позволял себе обижать маленьких и слабых тычками и подзатыльниками. Он любил хлопать их по спине, со смехом дёргал зародыши, а по ночам бегал по лесенкам и мешал спать, внося нервозность и запах чуждых бед.

Днём Орму то и дело приходилось пускаться на поиски мальчика с одним или двумя незанятыми Нипу – тот тайком убегал далеко от Питомника, а это было невероятно опасно для малыша без Крыльев. Он мог попасть в Гейзер, обрушиться в подземную трещину, напороться на блуждающую геомагнитную флуктуацию, провалиться в воронку, вдруг открывшуюся в Чуждый Мир. Лишь мутанты, облачённые в спецодежду и чрезвычайно выносливые, могли преодолевать пешком огромные расстояния в поисках места для Питомника. Однажды Пиф-паф всё-таки провалился в каменную трещину, и не мог самостоятельно выбраться из гладкого колодца. Орм высмотрел его с высоты, Спасатель спустил в трещину верёвочную лестницу. Пиф-паф отделался лёгким испугом, ушибами, ссадинами и вывихом руки – дело быстро поправимое. Аманна совсем замучилась с ним. Это был неслыханный просчёт в воспитании! Неслыханный и недопустимый! У неё даже возникала крамольная мысль – изолировать его в наказание, или отдать мутантам Нипу в подмастерье, и тогда Аманна краснела от стыда за то, что возжелала крайних мер для ребёнка.

Аманна пустила всю силу убеждения на то, чтобы смягчить и исправить несносный характер – разъяснениями и лаской, терпеливыми индивидуальными упражнениями и медитациями: в их Мире не должно быть агрессии! Мальчик уединялся с ней нехотя, бормотал что-то презрительное и явно бранное, Матилю не слушал, и лишь сильная фигура Матиля, нависающего чуть поодаль с грозным видом, немного приструнивала его.

А тем временем Питомник делал своё дело. Дети всё больше начинали различаться. Крылья у Масика развивались стремительно и обещали стать большими и сильными. Он будет хорошим Матилем для новой Семьи. А трепетная, мягкая, терпеливая и незлобивая Массия непременно будет чудесной Матилей – как хорошо, когда всё определяется вовремя! В малышке Ойре всё настойчивей и резче пробивался стремительный и чуткий Навигатор.

Однажды он не вытерпел, и слишком резво выпорхнул из дверей детской спальни навстречу Матилям, не успев подобрать коленки, и задел косяк. Пришлый непоседа рассмеялся, вытянул ему вслед руку и произнёс непонятные, но полные зловещего смысла слова: «Пиф-паф! Тра-та-та!»

Но никто не засмеялся в ответ. Только Даль вскрикнул, подбежал и зажал ему рот ладонью. С этого момента все вокруг стали называть его «Пиф-паф». Поначалу мальчику это понравилось: он в ответ прыгал, громко хлопал в ладоши и высовывал язык… А дети дружно отвернулись от него: они сами решили наказать драчуна и скандалиста отвержением. Его перестали брать в общие игры, в обеденной зале никто не желал садиться рядом с ним. Дети даже переселились на другие кроватки, подальше от Пиф-пафа. И тогда он притих, испугался, стал слушать Матилю…

Зато Пиф-паф ловчее всех лазил по деревьям, резвее всех бегал, громче всех кричал, быстрее всех ориентировался в помещениях Питомника и его окрестностях, и лучше всех считал и даже помогал Нипу в мастерских. Мутанты относились к малышу с явной благожелательностью.

А впрочем, всё шло своим чередом. Повзрослевшие дети каждый день под надзором и контролем Матилей летали над Рощей, тренировали чутьё и Крылья. К чужакам Крылатые дети относились сочувственно и с всею душой: все понимали, что до Зимы им не окрылиться, и они почти половину Круга просидят взаперти…

Не меньшую озабоченность, чем Пиф-паф, вызывал Даль. Аманна не могла понять, почему его развитие идёт так странно, рывками, с запаздыванием и внезапными прорывами. Хотя без явной патологии. Чувствовалось, что ему очень хочется скорее окрылиться, и он старается изо всех сил, а потому нервничает и никак не может сосредоточиться и успокоиться. Даль очень привязался к Масику, Ойре и Массии, пытался им во всём подражать – это хорошо, но тем тяжелее ему будет с ними расставаться…

И вот на местность обрушился первый снег – это была лишь мелкая, белая крупка, первый предвестник больших снегопадов. Но предвестник грозный. С деревьев тут же слетел их пестроцветный убор, трава пожухла, растущие на прогретых опушках последние осенние цветы – невзрачные, безлистные, багровые внесезонники и алые душистые ивердии – побурели. На прогулке за пределами Питомника дети впервые стали мёрзнуть. Пожалуй, и вправду, созревшим Крылатым пора улетать.

Все здоровые дети – в том числе, дети Орма и Аманны – сгрудились у стола вокруг старших. Иди, Масик, Гуля, Ойра, Массия, Тичи, Миссоль, Гаммия, Люша, а также очкарик Дай, Дайя, Даль и Пиф-паф смотрели на них: пять пар внимательных глаз, шесть пар – испуганных, одна пара – скучающая и лукавая одновременно, и одна пара – блестящая от слёз. Аманна замечала, что Даль с самого начала испытывает к Массии особенно нежные чувства, старается быть к ней как можно ближе, расстаётся с неохотой…

- Дети, - Матилю и Матиле тяжело было начинать этот разговор с окрылившимися, они испытывали чувство вины, и горечь предстоящей утраты. – Вас ждёт новая, интересная, прекрасная жизнь. Вы вольётесь в круг соплеменников, найдёте новых друзей, пройдёте курс обучения, обретёте новые Семьи, узнаете, что такое Любовь и дружба, увидите наш удивительный Мир, побываете в наших Городах и на Орбитальной Станции, познакомитесь с Мудрецами, которые определят ваше место в жизни. Вам нет смысла задерживаться более – за долгую Зиму можно не приобрести, а утратить. Ваши Крылья в самом начале расцвета, они требуют работы…

- Матиля, - плаксиво сказал Люша, самый крошечный и самый ласковый из Навигаторов; он едва-едва не дотягивал до необходимого возраста, но его узкие, мобильные Крылья были в полном порядке – на Перекрёстке он обретёт новую Семью, ну а самостоятельность придётся обретать уже теперь! – Матиля, я не хочу улетать один, без тебя!

- Ты будешь не один, а с друзьями! – возразила Матиля. – Смотри, как вас много! А это уже куда веселее! И ты не просто полетишь – ты будешь разведчиком! Улавливать энергетические и воздушные потоки, избегать фронтов и флуктуаций, оберегать друзей от молний и разрядов, вынюхивать и избегать ловушек и выбросов Гейзеров. На тебе будет лежать большая ответственность, и ты должен стать мужественным, Люша.

Аманна стремилась подбодрить каждого, и всячески поощряла любознательность, даже любопытство, а также непоседливость и подвижность – Навигатор не может быть спокойным, равнодушным, медлительным или ленивым.

Тяжелее всего дался ей разговор с Далем. Она чувствовала в нём некую иную ипостась, иную составляющую, иную Силу, ещё не развившуюся полностью, до конца. Не сделает ли она непоправимую ошибку, если прервёт естественный ход событий, искусственно форсирует рост Крыльев и отпустит его со всеми до срока?

Нет, она не даст ему улететь с чужой Семьёй. Его призвание иное… Но она ещё не решалась дать волю преждевременной радости и объявить Орму свои предположения, рождённые чутьём бывалой Матили. Надо перегодить. Сначала Даль дождётся, терпеливо, не спеша, когда Крылья тронутся в рост, и не только это – они должны получить и накопить должную Силу. Затем Далю необходимо будет овладеть приёмами лёта в совершенстве. В том, что Крылья прорежутся Зимой, а к Весне окрепнут, она уже не сомневалась.

Аманна решила поговорить с ним отдельно ещё раз.

- Матиля, - робко сказал мальчик. – Я ещё не чувствую в себе достаточно силы. Но мне очень хотелось полететь вместе с моими друзьями… Я боюсь… боюсь…

- Ты боишься, что упустишь время? – подсказала Аманна. – И что тебя посчитают переростком? Не бойся. Все дети одинаково желанны и любимы, и каждый навёрстывает упущенное рано или поздно. Лучше выйти в большой Мир совершенным, чем поспешить, мутантам на смех.

- Я буду скучать и по Ойре, и Массии, и по Масику… Скажите, я когда-нибудь увижусь с ними?

Сердце Аманны сжалось - нельзя лишать надежды, и она ласково обняла мальчика. – Конечно, – мягко ответила она. – Непременно. Мир тесен – все мы рано или поздно встречаемся на Перекрёстках.

- И я снова смогу войти в их Семью?

И тогда Аманна, собравшись с духом, объявила своё решение.

- Даль, ты уже взрослый, и я могу говорить с тобою прямо. Прежде всего, я отведу тебя в Монастырь. Ты должен обучаться у Великого Мудреца – семейная жизнь не для тебя. На учёбу может уйти немного времени, а могут – долгие годы. Ведь прежде всего ты должен изучить историю Мироздания и своей Родины. Твой ум и твоя душа требуют иного. Прими это решение с мужеством, и простись с друзьями…

И Даль проглотил слёзы, и крепко сжал губы.

 

Наступил день отлёта. День прощания, день радости и тревоги: Матиль и Матиля выпускали в Мир новую триаду!

Орм и Аманна не захотели отдавать этот волнующий миг никому – Нипу и остальные дети простились с выпускниками на пороге, а Орм и Аманна проводили детей до самой опушки Рощи. Ойра, Массия и Масик легко и уверенно взлетели, набрали высоту и долго парили вместе с Матилей и Матилем над сырыми, потемневшими деревьями, а затем, сделав круг над Питомником, полетели, не оглядываясь, вслед за своим Навигатором. Орм и Аманна долго глядели им вслед, покачиваясь на воздушной волне. Ничего, что дети ещё слишком юны. Став самостоятельными, они стремительно повзрослеют и возмужают. Если они вовремя не улетят, то не попадут к открытию Слёта учеников начальной Школы.

У Ойры верное чутьё и острый глаз, они не заблудятся. Он выведет Семью туда, куда нужно, через череду Питомников – к Воздушному Городу, а затем – к Перекрёстку. Юг богат и обилен. В пути кто-нибудь приютит их у себя, даст пищу и кров. А, возможно, триада скоро разделится, Перекрёсток определит каждому новое направление.

Массия хоть сейчас может стать Матилей – встретившись вновь через два-три Круга, Орм и Аманна могут увидеть своих новых внуков! А Навигаторы нынче просто нарасхват! Пронырливые, лёгкие, хрупкие, любознательные проводники и разведчики в их быстро меняющемся Мире чаще других становятся жертвами зловонного дыхания чужих Миров.

А может быть, Семья не захочет расстаться сразу, и тогда у Даля появится шанс найти своих первых друзей и первую любовь – Массию…

А потом настал черёд Гаммии, Люши и Гули.

Матилю и Матиле было грустно, что дети улетают без них, но как бросить чужих бескрылых? Вслед за детьми собрались мутанты. Половина Нипу поспешно отправилась прочь своими особыми тропами, следом двигался вездеход-транспортёр с припасами и необходимым для будущего Питомника оборудованием, бурильными установками, силовыми капсулами, пищевыми синтезаторами, гравитонами и бытовой мебелью и утварью, предварительно разукомплектованными и уменьшенными.

В Питомнике у Ореховой Рощи осталось всего трое немолодых Нипу – Стряпуха, Энергетик и Спасатель, да за Воспитателей - Орм и Аманна. Питомник наполовину опустел и погрустнел. Ещё меньше звучало в нём весёлых детских голосов и беззаботной возни. На зимовку остались самые маленькие и слабые – Тичи, Иди, Миссоль и чужие бескрылые, а также безутешный Даль. Чтобы он не убивался так и не терзал её материнское сердце, Аманна поспешила сделать его помощником, как самого старшего, и загрузила несложными, бытовыми делами.

Водоворот новых дел закружил их, стало некогда грустить и скучать. Они проводили беседы и занятия, учили детей убираться и управляться с автоматами, читать и писать на своём языке, рассказывали родословную собственной Семьи, а также проводили тренировки и лечебные процедуры, выводили на обязательные прогулки. Нельзя было пропустить ни одной процедуры и ни единого занятия. Только упорство и бесконечное терпение способны принести свои плоды – иначе как несчастным сиротам жить в этом Мире?

 

…Зима настала резко, вдруг. Двое суток завывал и ревел ураганный ветер, а затем обрушились с неба лавины снега, пронизанные синими молниями. Деревья ломались, как хрупкие тростинки. Из прозрачной смотровой комнаты почти под самой вершиной Купола они заворожено наблюдали, как разряды бьются об экран и разбиваются мириадами огненных искр, шаров и волн, а силовые башни поглощают их энергию и гасят, распределяя по хранилищам.

По мере того, как снега становилось всё больше, Питомник, точно огромный поплавок, всплывал к поверхности сугроба, чтобы не уйти на дно. Перерывы между снегопадами всё укорачивались, и с ними – всё короче становились дни, изливалось всё меньше света, и, наконец, свет Дня совсем обессилел и почти иссяк. Наступили Великие Сумерки…

Мороз окреп. Снежные хлопья превратились в сухую, хрусткую ледяную крупку, и она сыпалась безостановочно, желая поглотить зазимовавших Крылатых. Небо стало беспросветно серым, точно шкура горных крысоящериц, и Купол перешёл на искусственные циклы.

Снега в этом Круге было особенно много. Аманна подумала, что Весной, когда он растает, они будут долго дрейфовать, точно плавучий остров, посреди бескрайнего Океана, и терпеливо ждать, когда ленивая вода впитается в поры Земли – чистая, ледяная, бесплодная. Ах, лучше об этом не думать!

Впрочем, тогда уже можно будет делать облёты, разминая Крылья.

А потом обрушится Лето – с той же яростью, что теперь – снег. Как долго этого ждать, как нещадно будет болеть спина, придётся подолгу медитировать и парить под куполом, чтобы Крылья не отказали совсем. Но уснуть на всю Зиму, подобно малышам, Матиля с Матилем не смогут – слишком много работы. Ведь теплицы остались на их попечение. Дел хватит всем – в том числе и старшим детям. Младшие же большую часть четверть-Круга проспят.

…Видя, как рвутся к росту крылья Даля, Матиля выбрала удобное время и снова завела с ним разговор.

- Расскажи мне ещё раз о своей маме, - мягко попросила Аманна.

И Даль, освежая память, вновь рассказал ей всё, что помнил.

- Мама говорила, что имя моего отца было Джурм, и он улетел от неё. Война помешала ей отыскать его…

- Джурм. Родовое имя Семейства Арди… - задумчиво произнесла Аманна. – Будущий Навигатор. Его Крылья ещё не прорезались. Он пропал без вести много Кругов назад. Его засосала дыра, открывшаяся в чужое измерение, и он был слишком юн, чтобы сопротивляться или выбраться самостоятельно. В вашем Мире, наверняка, процесс роста замедлился, а зима и лишения помешали Крыльям развиваться так, как должно. Он многого натерпелся на чужбине, но смог летать – значит, его жизненная сила была велика. Твоя мама спасла его от верной гибели, поддержала, но он всё же улетел от неё, чтобы отыскать Проход с той стороны. Боюсь, Даль, что война не только помешала твоей маме отыскать Джурма. Она помешала твоему отцу выжить в этой страшной бойне. Крылатые не созданы для войн…

- А ваши бескрылые? – Даль поднял к ней ясные глаза. – Почему вы называете их «мутантами»? Ведь они точно такие же, как мы, жившие на Земле. У них бывают дети? А разве Крылатые не могут иметь детей от них? Почему вы такие разные?

- Потерпи, дружок, потерпи. Я… я боюсь, что, если ты узнаешь всё раньше времени, нетерпение возьмёт верх над благоразумием, и ты не захочешь оставаться с нами. А ты мне нужен, сейчас, пока твои друзья не окрылились…

«Союз Навигатора и бескрылой чужого Мира родил для нас Великого Навигатора!» - подумала Матиля. – «Ах, как тяжело нам будет с тобою расставаться, малыш!»

И Даль прижался к Матиле, а она ласково обняла его руками и Крыльями, баюкая и отдавая свою любовь и силу…

 

Неугомонный Пиф-паф немного успокоился: он свёл дружбу с Нипу и часто пропадал у них, так что Матиле приходилось его искать по всему огромному Питомнику. Не то, чтобы предосудительный симптом, но тревожный: что, если он не захочет с ними расставаться? Нипу относились к нему с суровой нежностью, он быстро обучался, с увлечением вместе с Энергетиком, затеявшим профилактику, разбирался в механизмах, помогал с ремонтом бытовой техники. Нипу считал его очень способным к технике – что ж, если Пиф-паф не захочет оставаться в Семье, он сможет найти себя в стенах Большого Монастыря, у Великого Мастера.

Нипу робко пытался завести с Ормом разговор о том, что мальчику лучше будет с мутантами, что вряд ли он захочет летать, что его зародыши не смогут проснуться, что его призвание в другом, что он будет счастливее на Земле. Аманна не захотела его слушать. Она даже возмутилась – но не показала виду.

- Всё это ересь! С чего вы взяли, что он произошёл от мутантов? Такого не может быть! Чутьё ещё ни разу меня не подводило!

- Нам не хватает специалистов, и мы готовы хоть сейчас ходатайствовать за него перед Старцами, - попробовал перечить Энергетик, но вызвал лишь новое негодование: - Сначала он полетит, а потом можете ходатайствовать! – отрезала Матиля раз и навсегда.

И она продолжала с чужими детьми обычные лечебные процедуры: горячие ванны и массаж, медитация и массаж, и снова ванны, и упражнения, и массаж, и так далее, без конца, с упорством, граничащим с упрямством.

Правда, Пиф-пафу было разрешено дружить с Нипу и проводить с ними часть личного времени.

Орм и Аманна тосковали взаперти, хотя никогда и никому не давали этого понять: они не могли взлететь в ясное сиреневое небо, чтобы исполнить Танец Любви…

Дети тоже заскучали, и Пиф-паф принялся развлекать их на свой манер: он учил их играть в войну! Дети с воплями гонялись друг за другом по Питомнику, хлестали друг друга надувными игрушками, скакали по лесенкам и воздушным галереям, пытались лазить по перекрытиям, точно зверушки, прятались в кладовках и холодных комнатах, и никакие уговоры и разъяснения не помогали. Матиль и Матиля смирились с дикими играми – детям просто не хватало простора!

А потом Пиф-паф неожиданно затих. Все решили, что шумные игры ему просто наскучили, и поняли слишком поздно, что озорник затих лишь для того, чтобы преподнести ещё один сюрприз. Однажды он исчез, и вместе с ним исчез Дай. Это обнаружилось за ужином: их места за столом пустовали, а остальные дети шушукались и тревожно поглядывали на воспитателей. Матиля попыталась выяснить, в чём дело, где пропавшие, почему не идут ужинать, но те смущённо молчали и переглядывались: Пиф-паф связал им язык какой-то страшной клятвой…

Наконец Даль признался, что Пиф-паф решил сбежать наружу, чтобы отправиться на поиски «Города Мутантов»…

- Как давно он ушёл? – спросил Матиль, холодея от ужаса.

- Часа два назад…

- Каким образом он собрался сбежать?

- Через воздушную трубу, только не сказал, через какую…

- Как ты мог его отпустить, Даль, ты ведь самый старший!

- Он сказал, что любит зиму и мечтает покататься на санках. Он обещал рассказать, каково там на самом деле… - Даль покраснел от стыда, виновато опустил голову и пробормотал еле слышно: - Мне очень хотелось прогуляться вместе с ними, но я подумал о Матиле...

Орм и Аманна переглянулись: если он сумел преодолеть путь по подвесной лесенке до самого верха, справился с системой шлюзовых камер и выбрался наружу, то страшно даже подумать, что с ним могло статься: за это время, проведённое наверху, трудно остаться в живых!

Не на шутку встревожились все обитатели Питомника. Спасатель обыскал все закоулки – и обнаружил пропажу двух комбинезонов, а вскоре нашёлся и лаз наружу: это был диагональный воздуховод с отключённым защитным экраном, отсоединённый от основной системы. Очень хитро! Нипу восхитились его сообразительностью: Пиф-паф не зря наблюдал за их действиями, участвовал во всех профилактических работах!

Однако – именно они были ответственны за его побег! Матиль и Матиля отчитали их резко и гневно: дети могут погибнуть!

Первым наружу вышел Спасатель и прощупал лучом местность: никого не было в округе. И тогда к поискам подключились Орм и Аманна, как ни страшно было им выходить наружу. Тёплые комбинезоны мутантов им были коротки и велики, но зато они были тёплыми. Спасатель, Матиль, Матиля и Энергетик, вылезли наружу кратчайшим путём – через аварийный эскалатор. Последним вылез Даль – он слёзно упросил Матилю взять его наверх, и та не устояла перед его напором, взяла исключительно в воспитательных целях – пусть сам убедится, что такое Зима наверху!

Свирепый ветер едва не сбивал с ног, снежная крупа колола и кусала даже сквозь толстую ткань. Крылатым было тяжелее других, но они стиснули зубы. Далю велели отсиживаться в укрытии, рядом с кубом с дополнительным снаряжением, и ждать их возвращения. При необходимости, в крайнем случае, его вызовут. «Не дай Великий Феникс!» - думала Матиля. – «Я не допущу, чтобы с Далем что-то произошло! Лучше я сама замёрзну в снегах…»

Обиженный Даль не посмел перечить: он был виноват! Он смотрел из укрытия на чужой, ледяной, недружелюбный Мир… Разве этот Мир создан для Крылатых? Что-то не особенно похоже. Не вяжется… Надо бы расспросить Матилю подробнее – почему она ничего не рассказывает о Крылатом народе? Не доверяет? Что-то скрывает?... Даля так и подмывало броситься на поиски вместе с остальными, его разбирало любопытство, он понял, что Крылатые ещё никогда не изучали свой Мир Зимой, и ему так хотелось стать первым… Но – дисциплина превыше всего, он и так уже провинился перед Матилями…

…Спасатели разделились и начали тщательно изучать каждый метр снежной поверхности – за два часа сугроб увеличился не меньше, чем на десять сантиметров. Верхний слой пришлось разгребать, очень осторожно. Они шли медленно, по спирали, впереди – Спасатель-Нипу с фонариком-щупом, которым он зондировал сугробы. Пиф-Пафа нашли в километре от Стены. «Как далеко он сумел уйти!» - удивлялись Матили детской выдержке, зато мутанты не удивлялись ничему: что в этом удивительного, ведь этот ребёнок – с планеты бескрылых!

Пиф-паф дополз до раструба следующей трубы, ухитрился заглянуть в неё – и его засосало водоворотом, рождённым столкновением холодного и тёплого потоков. Ему очень повезло – он застрял в первом же решётчатом фильтре, и это спасло его от обморожения. Зато он надышался испарениями отстойника. Спасателю пришлось спускаться к нему по канату, обёртывать мальчика и поднимать наверх, привязав к себе. Затем отправились на поиски Дая. Он, видимо, очень испугался и побежал прочь от раструба. Но он был слишком мал ростом, быстро утомился, упал, и его засыпало снегом…

Найти такую кроху весьма сложно, а если он замёрз насмерть, то и невозможно. Матиля то и дело, сдерживая слёзы, взывала ко всем Богам Всемирья. Ей оставалось лишь надеяться на то, что дети чужого Мира достаточно крепки и привычны к зимним холодам…

Тонкий и хрупкий, Даль отчаянно мёрз, но терпел. Он притоптывал ногами, ставшими такими неуклюжими и тяжёлыми в толстых ботинках, спина чесалась и ныла от трения с одеждой мутантов. Если бы тут была Массия, такого бы не произошло, она не позволила бы Далю так опростоволоситься, не позволила бы в нём любопытству взять верх над осторожностью… Какая она милая, ласковая, красивая, почти такая же, как его мама – он непременно облетит всю планету, чтобы её найти!

Скоро показался Спасатель-Нипу с бесформенным свёртком в руках: это был Пиф-Паф. Даль посторонился и поспешно пропустил его в первый шлюз. Нипу мускулистой рукой сдвинул задвижку, жестом и взглядом пригласил Даля внутрь, но тот отрицательно покачал головой, и Нипу с ношей вошёл внутрь благословенного гнезда.

Остальные Спасатели всё не возвращались. Прошли все сроки, и Даль со страхом подумал – неужели поздно, неужели слишком поздно, и малыша не найдут? Внезапно странный звук влился в его уши. Словно оборвалась тонкая струна. Даль насторожился и обернул голову на звук. Звук странным образом родил в голове образ Дая, бьющегося в объятиях снежной темницы. Губы мальчика шевелились, глаза смотрели с отчаянием, и Даль вдруг отчётливо осознал, что Дай жив, что он занесён снегом, мало того, что он находится совсем не в той стороне, в которую ушли спасатели. И что времени катастрофически мало. Даль рванулся прочь от спасительного тёплого шлюза. «Прости меня, Матиля, но я не могу иначе!» - пробормотал он. Даль поначалу почти побежал, разминая замёрзшие ноги, но быстро задохнулся на обжигающем ветру и пошёл тише, пригибаясь и постоянно держа перед глазами образ Дая: «Я иду за тобой!» - повторял он. – «Ты видишь меня? Только не закрывай глаза, я скоро буду с тобой!» Он знал, что пока Дай жив, и пока он слышит этот звон в ушах, ничего не потеряно, и он обязан успеть прежде, чем звон утихнет.

Вот небольшой бугорок. Звон усилился и перерос в протяжный аккорд, похожий на плач. Дай там! Его необходимо раскопать. Но чем? Любой Спасатель сказал бы ему, что рациональнее всего было бы сообщить о находке и дождаться подхода взрослых, но время! Время играло против малыша Дая! И Даль принялся ожесточённо разгребать снег толстыми рукавицами, пронизанными проволочками обогрева. Казалось, этому процессу не будет конца. Даль копал, а снег падал снова и снова. Проволочки ломались, рукавицы быстро теряли тепло, а против жёстких граней ледяных кристаллов даже закалённая ткань рукавиц не могла устоять, и мало помалу протиралась.

Наконец показался кончик сапога, как раз в тот самый миг, когда звон струны в его ушах достиг невыносимой остроты и стал стремительно стихать. Даль хрипло засмеялся: в него словно влились новые силы. Он хотел, было, потянуть за сапог, но что-то его остановило. Ещё несколько отчаянных усилий – и он увидел, что лёгкий Дай лежит на краю конусовидной обледенелой воронки, головой вниз, причём сапог его пряжкой зацепился за сук невысокого дерева, которое только чудом не обломилось под тяжестью тела. Если бы Даль потянул за ногу, то сапог мог бы остаться у него в руках, а Дай провалился бы ещё ниже, проламывая раз за разом тонкие наслоения льда, и тогда шансов на спасение не осталось бы совсем.

- Крепись, Дай! – крикнул Даль, но мальчик был без сознания и не мог его услышать. Оскальзываясь и всхлипывая, Даль осторожно лёг на край ямы, ухватил его под мышки и потянул из ямы. Сук с ледяным хрустом обломился, и Даль снова улыбнулся потрескавшимися губами. Даль бережно освободил сапог, взвалил на хрупкие плечи, так, чтобы Дай удобно лежал на окрепших бугорках крыльев и, пошатываясь от ноши и терпеливо снося невыносимую боль в лопатках, пошёл назад. Пошёл по собственным засыпанным следам, которые видел так отчётливо, словно они были светящимся божественным следом. И только тогда, когда завиднелся из белой мглы кончик гладкого, перламутрово-радужного покрытия Купола, когда ему навстречу рванулись обезумевшие от тревоги Матиль и Матиля, опережая Спасателей, он позволил себе немного расслабиться, улыбнулся и упал без чувств…

 

- Даль, дитя моё, - говорила Матиля с нежностью и отчаянием, гладя Даля по голове, когда он пришёл в себя. – Ну, зачем ты так поступил? Ведь я же просила тебя, так просила!.. – Она с ужасом и содроганием представила себе, какая страшная и непоправимая беда, неслыханная потеря могла бы случиться, если бы с Далем что-то произошло!

Мальчик, которого бил озноб, поднял к ней лицо, покрытое кровавыми корочками, и она увидела его глаза – пытливые, честные и ясные глаза Навигатора. И он произнёс потрескавшимися губами, из которых сочилась кровь: - А если бы я не сделал этого, Матиля, какой бы я был тогда Навигатор?

И она не нашлась, что ответить, только прижала мальчика к своей груди – и так, на своих руках, внесла внутрь жилища. Она чувствовала себя дважды виноватой перед Далем и перед обществом: она лишила его Массии и едва не погубила, вытащив наружу.

…Дети были в плачевном состоянии. Даль лежал в концентрированной целебной ванне, неподалёку от Пиф-Пафа: он обморозил пальцы на руках и ногах, а также кончик носа, наглотался ледяного воздуха и получил ангину, но категорически отказался засыпать в инкубаторе. Дая пришлось поместить в инкубатор до конца срока: его жизнь была под угрозой. Теперь, когда Дай поправится, процесс окрыления задержится, и ему, скорее всего, придётся пробыть в Питомнике куда дольше своих друзей.

Пиф-пафа тошнило, он отказался от еды, на теле обнаружилось множество синяков, но он остался таким же строптивым и отчаянным. Матиля собралась отчитать чужое дитя. Он поистине заслуживал наказания, и очень серьёзного.

- Ты хотя бы понимаешь, что едва не погубил друзей? – спросила она сердито и громко. – Теперь Даль будет долго болеть из-за твоего злостного непослушания. А у Дая не скоро прорежутся Крылья. И это всё благодаря тебе! А если Дай останется таким, как мутанты, на всю жизнь?

- Никаких крыльев у него не прорежется! – сиплым от простуды голосом, но презрительно сказал Пиф-Паф. – Это всё враньё! Это вы – мутанты с крылышками, человекомухи, а настоящие люди ходят ногами, летают на самолётах и стреляют: пиф-паф! – и он отчаянно закашлялся.

Аманна едва не задохнулась от негодования и обиды, слёзы были готовы брызнуть из глаз. Ещё никто и никогда не смел так обидеть Крылатую Матилю, выпустившую в небо уже четыре Семьи!

Ах, так! Тогда получай! И она, впервые в жизни, замахнулась, чтобы отвесить чужому бескрылому увесистый шлепок: «Я тебе докажу, что бескрылых детей не бывает!»

Вот что сделали испарения чужого Зла с Матилей, воплощенным Добром!

Пиф-паф подскочил – скорее от неожиданности, чем от боли, и едва не заревел – слёзы уже покатились из глаз, но он сдержался и не подал голоса, лишь сжался в комок и захлюпал носом. И Матиля испугалась своего неправедного порыва, и обняла Пиф-пафа, ласково погладила по голове, прошептала слова утешения, а мальчик расслабился и разревелся по-настоящему у неё на груди. Кто сказал, что озорнику и шалопаю не нужна материнская ласка?

Аманна ещё долго мучалась от сознания своей неправоты, но Пиф-паф наказал себя сам: у него оказалась пневмония, ангина, цистит. Не самые опасные последствия, но затяжные. Он несколько суток не вылезал из горячих целебных источников, принимал подкожные лекарственные впрыскивания и довольно болезненные промывания мочевого пузыря. И переносил все тяготы стойко и молча. Чтобы облегчить его страдания и загладить вину перед мальчиками, вечерами, пока Орм делал детям массаж, Аманна рассказывала чужим детям легенды и сказки своего народа. Её слушали, затаив дыхание.

«Наши предки были птицами. Птицами не обычными, особенными – исполинскими. У них были огромные, широкие крылья с шипами, мощные и крепкие. У них были сильные, мускулистые тела, покрытые надёжной чешуёй, и зубастая пасть, из которой вылетал огонь. Они жили в горах, на Острове, посреди бескрайних волн океана. Их было немного – они охраняли Остров, а на Острове жили Мудрецы, слабые и древние старцы, владельцы чудесных изобретений, с бесценными сокровищами знаний: они предвидели будущее, знали прошлое, умели разгадывать загадки Пространства и Времени, находить обходные пути. Каждый день на Остров приплывали со всех концов планеты, да что там планеты - прилетали со всех концов Вселенной разные люди, желающие испросить у Мудрецов совета и благословления на всевозможные начинания. И Мудрецы никому не отказывали, только недобрым и озлобленным. Остров многие мечтали захватить, но Птицы не давали в обиду своих хозяев, отбивали нападения пиратов, зубами разгрызали корабли врагов, сжигали самолёты и ракеты агрессоров, закрывали телами Остров от захватчиков. Но однажды на планету прибыло Зло. И оно начало – просто так, со скуки – строить козни, устраивать ловушки, исподтишка помогать злодеям и извращать мудрые и добрые мысли Старцев. Назревала война… «Скоро на нас двинутся орды завоевателей, одержимых ненавистью и жаждой наживы» - сказали Мудрецы птицам-защитникам. – «Ни нам, ни вам с ними не справиться, мы безоружны и не изобретаем вооружения. Мы сразимся со Злом, но чуют наши сердца, говорят звёзды – мы погибнем вместе с ним».

«Мы спасём вас!» - зашумели птицы. – «Мы не дадим вас в обиду».

«Нет, это мы хотим вас спасти в награду за верную службу. Вы уйдёте в новый Мир, станете его мудрыми жителями, понесёте добро по Вселенной. Есть у нас волшебный Алмаз, он может перемещать в пространстве Миров и хранить энергию. Есть у нас волшебный Рубин, он умеет перерождать. И есть волшебный Гранит – он хранит в себе мудрость всех времён и посыл к совершенству… Смотрите, вот они, на наших ладонях. Теперь они ваши, владейте и распоряжайтесь».

Предводитель взял кристаллы. Птицы зарыдали и распластались на волнах океана. А Мудрецы произнесли заклинания – и Вселенная пришла в движение. Она завертелась вокруг Острова, всё быстрее и быстрее, пока окружающее не смазалось и не превратилось в радужное пятно... Исчез Остров, исчезла родная планета, и птицы перенеслись в другой Мир, девственный и чистый. И начали всё заново, с чистого листа. Столетие за столетием птицы перерождались, совершенствовались, и превратились в племя Крылатых людей. Мир был суров, его освоение давалось с трудом, но знания, заключённые в граните, помогали справиться с трудностями и природными катаклизмами. А от союза трёх Кристаллов родились мутанты, люди бескрылые, наземные помощники Крылатого народа…»

- Матиля, но как вы сами оказались в этом Мире? Я видел вашу Зиму, я осязал её – она не для Крылатых. С такой Зимой Крылатые должны были измениться, стать сильнее, потерять Крылья и превратиться в мутантов. Твоя сказка… Это – правда? – принялся допытываться Даль.

И снова Матиля оставила вопросы Даля без ответа.

- Ты сообразительный мальчик, тебя ждёт успех! Подожди. Ты всё узнаешь в своё время, в Монастырской Школе, дружок…

…Заскучавшее Время проснулось и понеслось вскачь: незаметно наступила Весна. Сумерки постепенно высветлялись. Скоро Питомник – плавучий остров – закачается на волнах талых вод и медленно начнёт опускаться. Снег оставит после себя на этой стороне планеты новые озёра, новые равнины и новые холмы, семена растений дадут новые всходы – и к Лету образуются новые леса, новые рощи и новые луга. И лишь Питомник и его обычаи останутся неизменными и незыблемыми в веках.

Весна принесла множество событий. Малыш Дай был снова среди них, он окреп и набрался сил. Проснулись самые маленькие – Иди, Тичи и Миссоль. Одинокая Матиля – Данна – родила триаду. Младенцы были маленькими, но здоровыми: все – с живыми зародышами.

Крылья наконец-то прорезались у Даля и быстро пошли в рост. Он единственный оказался готов к этому испытанию и радости – убитая женщина в металлической одежде готовила правильно и его тело, и его дух. Даль ожидал рождения Крыльев, более того, он страстно желал этого! Но мало желать, надо научиться их использовать, управлять. Тому, кто был бескрылым с рождения, придётся много труднее.

Было решено устроить в честь Даля – бесстрашного спасителя, и в честь пробуждения малышей маленький праздник. Стряпуха приготовила много вкусных сладостей из тепличных фруктов, ароматный напиток из сока трембии – и вкусно, и полезно. Когда все они улетят в Лето, они попробуют множество новых фруктов и ягод, и те будут, конечно же, намного вкуснее зимних.

Дети пели песенки своего Мира, забавные и прелестные, и Матиля подтягивала своим нежным, бархатным голосом. Потом Матиль и Матиля водили со всеми хоровод, и с каждым по очереди, обхватив руками, взлетали в воздух, сначала – невысоко, потом – всё выше и выше, к самому Куполу, слыша, как бьются их сердечки, – и бережно опускали вниз, вызывая бури восторга.

- Скоро вы сможете летать сами! – сказал Орм.

- А как скоро, Матиль?

- Очень скоро! Вот увидите, как это будет здорово!

- И у нас будут такие же Крылья, как у тебя? Точь-в-точь?

- Ну конечно! Непременно! Но только не точь-в-точь – у каждого Крылатого свои, непохожие, Крылья! И если не будете лениться на занятиях! Посмотрите на Даля – он уже хоть сейчас готов взлететь!

И, правда, счастливый Даль без конца пытался заглянуть себе за спину, чтобы разглядеть молодые радужные облачка, трепещущие у самых лопаток. Он ещё не научился толком их складывать и расправлять, но они уже рвались в бой. Его Крылья были необычной формы. Они предназначались для очень быстрого и стремительного полёта, за ним никто не сможет угнаться – такие Крылья у Крылатых были редкостью, они встречались только у Великих Навигаторов, способных мгновенно пронзать ткань пространства и проникать в Иные Миры…

И вот настала очередь Даля. Матиль вывел его на середину залы, расправил свои мощные Крылья, предназначенные для того, чтобы поднимать детей и долго лететь с ними. Он взял мальчика под локти, поддерживая и предохраняя. И они вознеслись к самому куполу, сквозь который в Питомник заглядывала Весна, и там Даль отчаянно забил своими новорожденными Крыльями, словно мотылёк о стекло, испуганно и восторженно. Орм слегка разжал руки – Даль сам держался в воздухе. Дети внизу захлопали в ладоши, наблюдая, как их старший друг, следуя указаниям Матиля, планирует вместе с ним вниз.

- Я не хочу превращаться в бабочку. Бабочек ловят сачком, - угрюмо сказал Пиф-паф.

- Милый, - Аманна ласково погладила мальчика по голове. – Это в тебе говорит застарелое упрямство, малыш Пиф, пережиток прежней жизни: вспомни, из какого ада ты убежал… Здесь никто никого не ловит сачками. Не надо бояться Крыльев. Ты познаешь радость полёта – это самое большое счастье! Ты увидишь наши воздушные Города! Неужели ты сможешь всю жизнь прожить на Земле и ни разу не взлететь в небеса?

- Смогу! Я хочу жить на Земле, как мои настоящие папа и мама!

Повисла гнетущая тишина.

- Что ж, - Матиля вздохнула. – Поживём – увидим. Не будем торопить Время.

А потом Дай, Дайя и Пиф-паф заболели. У них повысилась температура, их лихорадило, по телу пошли гнойнички, они тяжело дышали и корчились от боли. Нипу перенесли их в изолированный Источник, чтобы неведомая болезнь не передалась другим детям. Тяжелее всего приходилось Пиф-пафу и Даю, ещё не совсем окрепшим. Орм и Аманна не отходили от них ни на шаг.

Но это оказалась не болезнь. На спинах у детей набухли почки – зародыши! И их организм пытался бороться с ними, словно с чужеродным образованием. Сколько же зла накопилось в том Мире, откуда они вышли, если естественный процесс превратился в болезнь!

- Ну вот! – торжествующе сказала Аманна Орму. – Я же говорила тебе, что они не мутанты! Да и потом, даже у мутантов рождаются иногда Крылатые дети! Значит, не далее, чем Летом, они полетят – и мы тоже наконец-то расправим Крылья… А самое удивительное – мы выпустим в Мир Великого Навигатора!

И Аманна обняла своего Матиля, а он нежно обвил её большими Крыльями…

 

 

 

Эпилог

 

 

Бессонные ночи и тяжкий труд принесли плоды. Когда вода схлынула, оставив после себя чёрную, клеклую землю и отдельные озерца, которые упрямо не желали уходить, и только ждали настоящего тепла, чтобы обзавестись нежным, зелёным пушком, когда солнце стало всё приветливее и благосклоннее поглядывать на Мир. Дети сильно вытянулись и стали тонкими и лёгкими – почти такими же, как стройный и сильный Даль. Они уже неловко пытались взмахивать слабыми Крылышками, и возмужавший Даль занимался с ними. Орм и Аманна с гордостью наблюдали за питомцами. Недалёк тот день, когда двери Питомника отомкнуться, и дети совершат свой первый облёт в новом, послезимнем Мире.

Учить летать самого Даля было просто наслаждением. С каким вдохновением Даль наконец-то раскрепостил свои Крылья, почувствовав в них силу. Он схватывал мгновенно, ему не надо было долго объяснять или уговаривать. Он был стремителен, но не безрассуден: жизнь бок о бок с войной научила его мужеству – и предусмотрительности. А его способности к маневрированию были поистине фантастичны: Матиль и Матиля с изумлением понимали, что он давно вырос изо всех хитроумных детских тренажёров. Ну, а чутьё… Чутьё его превзошло все ожидания: он сумел настроиться на Струну и найти малыша Дая среди смертоносной Зимы!

Но при том он был чрезвычайно терпелив и бережен с малышами.

- Почувствуйте их. Почувствуйте себя с ними, как единое целое! Не отъединяйте Крылья от своего разума и души – вы неделимы! – учил Даль малышей, как когда-то Матиль учил его самого.

Сосредоточенный Пиф-паф тщетно пытался совладать с Крыльями – они не хотели слушаться и словно жили своей отдельной жизнью, такой же непокорной, как и он сам. Обычное упрямство оказало на этот раз ему плохую услугу. Он рванулся с места, хотел пролететь в арочный проём, на ходу рассчитывая расстояние и скорость, но слишком рано сделал большой взмах перед тем, как сложить Крылья – его крутануло, он задел растопыренными коленками косяк и свалился на пол, едва успев спрятать Крылья в кожистые мешочки на лопатках. Тут же вскочил, настороженно озираясь – но никто над ним не смеялся. Каждый сосредоточенно занимался своим делом. Дети беспорядочно мельтешили в пространстве обширной залы, точно рой мошкары.

Дети учились летать…