Лиза Алексеева сидела за столом и пыталась делать уроки. Вернее, делала, но с трудом. Математику она кое-как порешала, про Александра Македонского кое-как почитала, и на контурных картах нарисовала зеленым карандашом топографический знак "сад".

 

Но теперь нужно было делать литературу. Задали выучить наизусть " Песню о Буревестнике" Максима Горького. Лиза достала учебник и вздохнула.

 

Литература была ее камнем преткновения, ее страшным сном и тяжелым пробуждением, ее страхом и ее страданием.

 

Учительница по литературе, Агнесса Романовна, не ценила в Лизе никаких способностей. А они были! Конечно, Лизе не дал Бог широкой фантазии, но она умела четко излагать мысли, и, что самое главное, всегда писала и говорила то, что думала. Но Агнесса Романовна считала, что думает Лиза плохо, а говорит еще хуже, в общем, - и то, и другое - на твердую "тройку". И это было очень оскорбительно, а, главное, несправедливо! Лиза знала, что она просто не нравится учительнице, только не понимала почему, а еще больше она не понимала, отчего Агнесса Романовна так любит Аню Шестакову.

 

При воспоминании об однокласснице, Лизин носик покраснел, губы сжались и опустились уголками вниз, а глаза стали влажными. Она достала фотографию класса. Аня Шестакова стояла в одном ряду с Лизой, задорно улыбалась, а ее дурацкие черные кудряшки торчали в разные стороны, как у клоуна. К тому же, у нее были слишком большие глаза, отчего она походила на сову. Да и вообще...Лиза перевернула фотографию и сунула под учебники... Читала наизусть Шестакова плохо, как-то слишком артистично, не натурально! А ее сочинения, которые Агнесса Романовна всегда зачитывала вслух, были похожи на какие-то сказки для маленьких! Ни одной четкой мысли! Какие-то шутки-прибаутки, а не сочинения. Еще и фамилия эта - Шестакова...

 

Лиза достала словарь, открыла на букве "Ш".

- Шестаков Андрей Васильевич... - прочитала она. - Подумаешь, какой-то там... Член какого-то там КПСС...

 

Больше ни одного знаменитого Шестакова в словаре, а, значит, и в истории страны, не было. Лиза с удовольствием открыла заложенную закладкой страницу - на букве "А". Алексеев Б.А, народный актер, Алексеев А.Д. - полярный летчик! Алексеев Ф.Я. - русский живописец! И еще целых пятнадцать Алексеевых-мужчин и две Алексеевы-женщины, одна из которых не просто Алексеева, а Елизавета! И не просто Елизавета, а великая актриса!!!

 

Лиза удовлетворенно вздохнула, и стала листать словарь. Тут на букве "Г" она наткнулась на слово "графомания"...

- Графомания. - прочитала она. - Страсть к бесплодному писанию, пустому сочинительству...Ага... - она сощурила глаза, захлопнула словарь и раскрыла учебник по литературе... - Ну, Агнесса Романовна, посмотрим завтра, кто из нас настоящий талант. - проговорила под нос она и углубилась в чтение...

 

Утром Лиза, пошатываясь, встала из-за стола, заваленного словарями, книгами и методическими пособиями, прошла в ванную, умылась, поглядела на свое отражение, в котором явно просматривалась бессонная ночь, на кухне наспех выпила кофе, который заварила страдалице заботливая бабушка, и отправилась в школу.

 

Математика, история и география пронеслись, как один миг, и вот, настал черед литературе. В класс вошла Агнесса Романовна. На второй парте среднего ряда о чем-то весело болтала Аня Шестакова с двумя мальчиками, что разозлило Лизу окончательно, потому что к ней мальчики вообще никогда не подходили, а уж поболтать, - такого она не могла даже представить. Хотя, это было понятно - остолопы и хулиганы все эти мальчики. Не чета Лизе.

 

Как только прозвенел звонок, она подняла руку.

- Что такое, Алексеева? - спросила Агнесса Романовна.

- Я хочу ответить. - Лиза встала.

- Ты хочешь прочесть нам "Песню о Буревестнике"? - Агнесса Романовна раскрыла классный журнал. - Приятно и неожиданно, Лиза, но давай сначала послушаем....эээ..Аню Шестакову, а за ней и тебя...

- Это несправедливо! - заявила Лиза.

- Что? - удивилась учительница.

- Во-первых, я сама вызвалась, во-вторых - моя фамилия стоит первая по списку.

 

- Первая - моя! - выкрикнул с задней парты Агеев.

- Но не Шестаковой же, - обернулась к нему Лиза.

- Агнесса Романовна, - встала Шестакова, - Пусть Лиза выступит. Она же хочет.

- Мне адвокаты не нужны, - не глядя на Аню, заявила Алексеева. - К тому же, Агнесса Романовна, я подготовила доклад!

- Какой доклад? - спросила учительница.

- Доклад по теме! Не беспокойтесь! - ответила Лиза.

- Ну, хорошо. - Агнесса Романовна села за стол. - Иди, докладывай.

 

Лиза вытащила из сумки увесистую папку с докладом и гордо прошествовала к доске.

 

- "Песня о Буревестнике", или графомания в отечественной литературе! - громко произнесла она.

- Алексеева, что это еще за тема? - нахмурилась учительница.

- Уважаемая Агнесса Романовна, - сказала Лиза. - Позвольте мне прочитать доклад целиком. Я очень много и кропотливо над ним работала. Вот увидите - вам понравится.

- Ладно. - недовольно кивнула учительница. - Читай.

 

Лиза раскрыла папку:

- Хочу сначала сделать подробный разбор названного мной произведения! - сказала она. - Начну сначала!

 

Лиза посмотрела на Шестакову, которая улыбалась и заинтересованно глядела на нее, и начала:

- Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник. Остановимся на этом. Никто из присутствующих, я уверена, даже не задумывался, что это чистый бред.

- Что чистый бред? - удивилась Агнесса Романовна.

- Всё. - заявила Лиза. - Вся песня о буревестнике. От начала до конца.

- Это почему? - учительница даже развернулась лицом к Лизе. - Поподробнее, если можно.

 

- А у меня всё тут очень подробно - просто вы перебиваете. - ответила Алексеева. - Вот скажите мне, как у моря равнина может быть седой? - она заглянула в доклад. - Седая, это, как я понимаю, автор имел в виду - белая? Равнина, по определению, это - часть суши, а в нашем, конкретном, случае - дно моря, если речь идет о море, потому что если имеется в виду суша - это вообще просто абсурд. Правильно?

- Что? - нахмурилась учительница.

- То, что суша не может быть там, где море! - воскликнула Лиза.

- Не может. - согласилась Агнесса Романовна.

 

- Ну так вот, значит Горький имеет в виду дно моря. - сказала Лиза. - Тогда у меня два вопроса: "а" - почему дно у моря белое, и "б" - почему буревестник реет над дном моря, а не над его поверхностью? Он что, плавает? Я изучила специальную литературу, буревестники не плавают под водой! К тому же, белое дно у моря не бывает. Если только у Мертвого, но в нем нет воды, там только соль, которая действительно белая, но к делу не относится, потому что далее в песне речь идет про волны. И еще. Из достоверных источников я узнала: в Израиле Горький никогда не был!

 

 

- Лиза! - воскликнула Агнесса Романовна. - Но это же Поэзия, это метафоры!

- Это только кажется, что Поэзия, Агнесса Романовна, а если подойти к произведению серьезно и рассудительно, то становится ясно, что перед нами бред и пустословие! - за последним словом Лиза заглянула в доклад. - Я продолжу, если можно.

 

Класс мрачно молчал. Агнесса Романовна ошалело взирала на Лизу, та же перелистнула страницу и продолжила:

- Итак... гордо реет буревестник, черной молнии подобный. - Алексеева даже хихикнула. - Ну, это вообще! Вот скажите мне, Агнесса Романовна. Буревестник - белый, молния, можно сказать, - красная. Откуда взялся черный цвет?

- Алексеева, это символ экспрессии, - устало сказала учительница.

- Да? Это вам так только кажется! А на самом деле, Горький просто так написал - "черной"! Первое попавшееся слово он написал. Вот смотрите, чем будет отличаться ваша Поэзия, если буревестник будет синей молнии подобный, красной молнии подобный, желтой молнии подобный?

- Ну, не знаю... - начала учительница.

- Вот! А я что говорила??? - ликовала Лиза. - Я продолжу. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам... - она поглядела на Агнессу Романовну.

 

Учительница молчала.

 

- Вы знаете, какое расстояние между волной и тучами? - воскликнула Лиза. - А теперь представьте буревестника, который мотается туда-сюда, туда-сюда, как вы думаете, его надолго хватит?

- Алексеева, ну это же Поэзия... - у Агнессы Романовны, похоже, не было других аргументов.

 

Зато у Лизы аргументов была целая папка.

- Так вот, мотается этот буревестник, как скоростной лайнер: то к тучам, то к морю, то к тучам, то к морю, и при этом кричит: вот в этом я его понимаю! Только зачем , скажите, себя так насиловать?? Мало того, ВОЛНЫ в этом крике измученной птицы видят РАДОСТЬ! Я уже не говорю о том, что видящие волны - это вообще галлюцинация какая-то. Но если даже волны это , как вы выражаетесь, метафора, с чем я не соглашусь, но если все-таки представить, что это метафора, то почему, она, эта метафора, видит радость в крике измочаленного бессмысленными метаниями буревестника?

 

- Лиза, еще долго? - проговорила учительница.

- Я только начала же, - Алексеева перелистнула страницу, - Тут Горький повторяется... Это называется.... "тавтология"...опять тучи слышат...Вот, дальше!!! Про чаек!...и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей! То есть, Максим Горький открыто заявляет, что чайки, эти безмозглые грязные птицы, способны на самоубийство?

- Алексеева, ты о чем? - встрепенулась учительница. - Какое самоубийство?

- А такое! - Лиза раздула ноздри. - Или вы, Агнесса Романовна, хотите сказать, что они его прятать будут, спуская в море на веревочке с грузиками?

 

- Кого - его? - Агнесса Романовна стала обмахиваться тетрадкой.

- Ужас! Чайки не умеют нырять на глубину! Они погибнут! Так кто-нибудь мне скажет - как они будут ужас-то прятать?

 

Тут встала Аня Шестакова:

- Лиза, - сказала она. - У тебя очень хороший доклад, но мне кажется, так интерпретировать классику не нужно. Все-таки у Поэзии свои законы, и...

- Шестакова Анна, - перебила ее Лиза, - Я задала конкретный вопрос - как чайки будут прятать ужас на дно моря, не умея плавать? Откуда у автора такое отношение к птицам? Буревестника загонял, чаек утопить готов. А?

 

Агнесса Романовна закатила глаза и выдала тихий стон.

 

- Можно я выйду к доске? - спросила у нее Шестакова.

- Выйди... - проговорила учительница...

 

Шестакова подошла к Лизе:

- Чайки только готовы спрятать ужас. - примирительным тоном сказала она. - Там не написано, что они его прячут. Просто они очень напуганы.

- Хорошо, Шестакова! - нервно произнесла Лиза. - А что ты мне скажешь вот на это: глупый пИнгвин робко прячет тело жирное в утесах...?!?!?

- А что тут такого? - пожала плечами Аня.

 

- Горький даже не удосужился элементарно переставить слова, чтобы сказать по-русски - четко и понятно: пингвИн!И вообще, почему они все что-то прячут? Чайки - прячут, пИнгвин прячет... Но это вообще мелочи по сравнению с тем, что дальше просто начинается буйство какое-то ненормальное - я могу предположить, что буревестник сходит с ума, я бы тоже не выдержала такого издевательства - но зачем об этом писать? - она перевернула страницу.

 

- Лиза, если так подходить к искусству, - молвила Аня, но Лиза ничего и слушать не хотела.

- А как еще к нему подходить? Вот, я тут составила краткий конспект того, что Горький написал после пИнгвина!

Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем!

Гром грохочет!

В пене гнева буревестник с криком реет!

И смеется, и рыдает!

Гром грохочет!

Ветер воет!

Море ловит стрелы молний!

Буря!

Скоро грянет буря!!! - Лиза уже орала, Аня подбежала к Агнессе Романовне.

- Пусть сильнее грянет буря!

 

- Лиза, может хватит?.. - сказала Аня.

- Нет, погодите, - Лиза захлопнула папку. - И что же все это значит - что это за истерика такая? А? Утопленные чайки, сошедший с ума буревестник, пИнгвин, которого даже не удосужились назвать прилично, постоянные повторения? Я читала специальную литературу - Горький припадками не страдал!!! Это он издевается над читателем!

- Слушай, - сказала Аня, - А ты неплохо прочла вот этот свой ...конспект...

 

- А что тут сложного? Это же графомания! - победоносно воскликнула Лиза.

- Алексеева, как ты можешь так говорить? - слабым голосом молвила учительница. - Какая графомания?

- А такая, Агнесса Романовна, страсть к бесплодному писанию, пустому сочинительству...У Горького была страсть, и только лишь за это я его уважаю! Сочинял себе человек, всю жизнь отдал на то, чтобы исписывать листы бумаги бредом!

- Но это же красиво. - сказала Аня.

 

- Красиво, когда понятно! - глубокомысленно произнесла Лиза. - А когда не водоплавающие птицы плавают под водой, и кричат от радости, а волны это слышат, то это не то что НЕ красиво, это страшно!!!

- Лиза, я не скажу, что мне все... понравилось, но я поражена твоей титанической работой, и даже поставлю тебе "пять", но, тем не менее, - зря ты так... про графоманию. Это ведь, все-таки, классика. - сказала учительница.

 

- И ничего не зря, Агнесса Романовна! - провозгласила Лиза, и медленно, победоносным взглядом обвела класс, потом свысока зыркнула на Шестакову, и произнесла фразу, которую так долго готовилась сказать, - Потому что это - КЛАССИЧЕСКАЯ ГРАФОМАНИЯ!