(Окончание) - Андрюха... Андрюха... Богатырь! Черт бы тебя побрал, - надрывным шепотом, взывал из-за занавески Геннадий. - Оглох ты, что ли? - Кто тут? - оглядываясь по сторонам, но по причине тусклого освещения никого вокруг себя не видя, заговорщицки вопросил Андрюха. - Это я, Бурсин, - донеслось из темноты. - Иди сюда. - Иду, - повинуясь зову, т.е. покидая вслед за товарищем дом культуры, проворчал богатырь. - Чего тебе? - уже на улице осведомился он. - Что происходит? За нами следят? Ты хочешь дать мне парабеллум? - Угадал, - ответил Геннадий. - А если серьезно? - отбросив шутки, полюбопытствовал поклонник парабеллума. - К чему такая конспирация? Случилось что? - Да нет, - успокоил сообщника Бурсин. - Просто не желаю нашему Малюте глаза мозолить. Как говорится, береженого бог бережет. Кстати, он здесь? - Кто? Бог? - Малюта. - А, Малюта, - улыбнулся Андрей. - Малюта здесь. Где ж ему еще быть? Какая свадьба без баяна? Без него танцы не танцы. Ходит, вынюхивает. Перед начальством выслуживается. Труффальдино. (Опять Труффальдино! Вот здОрово!) Зрение, как у филина. СтОит только пригласить кого-нибудь, да прижать к себе, по-русскому обычаю, крепко-накрепко - всё! Труба дело! Словно из-под земли вырастает. "Товарищ сержант! Прошу вас проследовать за мной". Каково! Сразу видно - опричник. - Говорящий тяжело вздохнул. - Да и шут с ним. Чего надо-то? - Да вот, - нерешительно приступил к объяснению Геннадий, - хотел... - Дать мне парабеллум? - вмешался прекрасно в тот вечер настроенный Андрей. - Это мы уже проходили. Дальше. - Дальше? - Минутное молчание, после которого - "Чего уж там! Была не была! Не Боги горшки обжигают!" - состоялся бросок с места в карьер: - Слушай, Богатырь, выручай! Спасай, так сказать, Отечество. Мне очень нужно сегодня вечером одно дело сделать, а у меня через два часа дежурство начинается. Катастрофа! Утро стрелецкой казни! Ты бы подменил, а? - Утро, говоришь? - Утро! - Точно? - Как на духу! Вот те крест! - Геннадий уже приготовился осенить себя крестом, но был сбит (с толку) своим нетерпеливым собеседником. - Да что стряслось-то? - терзался незнанием богатырь. - Объясни наконец. - Да так, пустяки. Ничего особенного. Просто я... Ну как бы это поточнее выразиться? Просто я... В общем, ты был прав, когда утверждал, что без женщин жить на свете ни в коем случае нельзя, нет. - А то, - самодовольно вставил Андрей. - В них символ счастья, как сказал поэт! - Вот-вот, - подтвердил Геннадий. - Мой символ счастья... - Запинка. - Короче, я сейчас одну девушку встретил... - Одну? - Да. - Разумеется, случайно? - не замедлил уточнить подковыристый богатырь, на лице которого неотложно воцарилась наиглумливейшая, наипохабнейшая, наибесстыднейшая всеозаряющая улыбка. - Да, случайно, - не рассекретив подвоха, изрек Генка, а рассекретив, сменил тон и сказал вот что: - Ой, ну и сучий ты все-таки сын, Андрюха... Тебе бы только в хихоньки да хахоньки играть, а здесь - дело серьезное. Поважнее всяких там быть или не быть будет. - Неужто? - стремглав атаковало сомнение. - А ты как думал, - не заставила себя ждать убежденность. - Я сегодня, - зазвучало вдогонку, - виделся с Витькой-осетином, поболтал с ним с полчасика о том, о сем. И можешь себе представить, он, за то, что мы его тогда, в мае, пьяного из колодца вытащили, обещал дать мне до завтрашнего утра свой мотоцикл! Секёшь тему, дядя? Свежеиспеченный дядя тему "просек", отчеканил: - Так точно! - и неожиданно, подобно снегу, упавшему на голову абсолютно трезвого папуаса, завозмущался: - А почему, собственно, одному тебе? Кажется, мы этого аквалангиста вместе спасали. Или нет? Или я идол, какой нерусский? Я что, заповедь какую-то нарушил? Может, я Труффальдина какая заморская, а не свойский парень, если не сказать - свой? С чего вдруг такая дискриминация коренного населения? Я вас спрашиваю. - Ну понеслась... - обреченно проговорил Геннадий. - Теперь не остановишь. И зачем, спрашивается, я пред этим шутом кружева плету? Не понимаю! Битый час с ним вожусь, извиваюсь, словно пред Господом Богом, а он... - А я, - закончил за друга Андрей, - до сих пор все еще не взял у тебя парабеллума. - Что-о? - простонал Бурсин. - Опять? Боже! Где ты есть? Спаси меня, грешного! Избавь от соблазна дать этой гадине в морду! И как таких паскуд земля носит? Ума не приложу. Я, конечно, тоже хорош - слов нет. Раскатал губы, понастроил замков песчаных. Размечтался. Дескать, решу вопрос с дежурством, возьму у Витька мотоцикл, заеду за... - "За кем?.. Ай, да пошел ты к черту! Кто ты такой, чтобы мне пред тобой выкручиваться?!" - ... за Ларисой. Она согласна, осетин согласен, дядька, полагаю, тоже помех создавать не станет. В общем, все люди как люди, один только Андрей со своим сучьим парабеллумом... Друг, называется. - Да ладно тебе, - исчерпав лимит на шутки-прибаутки, пошел на попятный называющийся другом. - Разбросался словами. Распустил нюни: ой бедненький я, ой несчастненький! Прям - сирота казанская! Того и гляди - заплачет. Нечего сказать: артист! Вылитый - Труффальдино. - Богатырь кротко усмехнулся и серьезным, отпугивающим сомнения тоном присовокупил: - Будто не знаешь, что за мной никогда не заржавеет. Надо так надо. Отдежурю. Делов-то. - Отдежуришь?! - почуяв спасение, возрадовался Геннадий. - Чего уж там, - великодушно подтвердил его истинный, не посажённый* друг. - Сделаем. Только вот, что мне Скуратову сказать, если он со своей долбанной проверкой нагрянет? ___________________ * Посажённый - здесь: ненастоящий, временный. - Малюте-то? - переспросил ликующий спасенный. - Ерунда! - признал он тут же. - Придумаешь что-нибудь. Ты ж у нас парень умный, начитанный. Труффальдино какого-то все время поминаешь. Кстати, кто такой? Хотя - нет, потом расскажешь. - Заключил, прощаясь, Геннадий. - Ну всё - убегаю. Спасибо! Спасибо, товарищ Богатырев! Родина вас никогда... И я тоже! - Служу Советскому Союзу! - козырнул вслед убегающему другу товарищ Бо... (Богатырев! Вот те на! Говорящая фамилия! Как у героев Щедрина, Гоголя! Блюдем, стало быть, традиции! С другой стороны, чему удивляться? Мы ведь не пришельцы, какие иноземные. Чай, не в Финляндиях, не в Буэнос-Айресах взращивались. Мы самые, что ни на есть, свойские. Я бы даже сказал...) - Свои. Свои... - Кто, говоришь? Повторикося. - Свои, дядя Коля. Открывай. Упрямство тугого, не желающего трогаться с места запора. Мелкая человеческая брань. Скрип сто (да чего уж там - тысячу) лет не мазанных дверных петель... Луна. Двор. Трава. На траве дрова, а на пороге - добрый вечер! - густо покрытый волосом дядька, одетый в нечто отдаленно напоминающее армяк и исподнее. У дядьки – две ноги, один сапог, на лице отблеск былой красоты. Сходство с падшим ангелом поразительное. - Ой, ёпа бля! - замахал крылами ангел. - Генку! Племяшничек! Ой ё! Ты кактуся здесь очутился? Акось? А нукась заходь! Заходь! Чего в дверях-то? - командовал хромающий на бессапожную ногу дядька. - Ступай в кухню. Я щаса. - Да думаю не стОит, - взбунтовался было гость. - Что-о-о! - не потерпел возражений хозяин. - Хлебсолем моим брезговаешь? Ах ты засранец! Я таби, ёпа бля, покажу, как от родствянников отнекиваться! Ишь ты! Заходь! Кому говорят! Шидишь! Брысь в кухню! "Брезгливому" племяннику ничего другого не оставалось, кроме как покориться воле своего хлебосольного дядьки и войти в жилое. Вскоре туда же вошел и сам дядька, до того кое-как сладивший с неуступчивым запором и с минуту провоевавший в сенях с непролазной тьмой. - Ухтося, ёпа бля, - усевшись на табурет и пробуя высвободить левую (видимо, любимую) ногу из сапога, сочинил едва вошедший. - Хреновасто чегой-тося мое (через е) сам-мочувст-вие... - И далее: - Давненько, давненькося, ёпа бля. Ты кактуся здесь очутился-то? На побывку, аль как? - Да так, - отмахнулся Геннадий. - Меня в увольнение отпустили, ну я и решил... - Понятненько, - не дал договорить молодому неюный, а вдогонку срочно полюбопытствовал: - А чтой-тося ты это - из Духово-то пешки, что ля добирался? -Не-ет, - смешал удивление с возражением молодой. - Какие там пешки? Здесь же, от вас до Духова, почти что тридцать километров будет. Я на мотоцикле приехал. - О ёпа! Мутоцикл! Мутоцикл - вещица сурьезная! - авторитетно заявил дядька. - Ну так, - улыбнувшись, сказал Генка. - Фирма веников не вяжет. - Оно, бля, конечно, - согласился старший. - А чагок-тося ты на ночь-то явился? - справился он затем. - У таби ч-что - дело, какое ко мни, али, бля, просто? - Дело, дядя Коля, - волнуясь, признался Геннадий и незамедлительно, по стародавней привычке обратился за помощью к шутке, должной, как предполагалось, разрядить обстановку. - Дело. Можно сказать, государственной важности. - Госхударственной? - подивился пожилой человек. - Сурьезно! Ты, племяшничек, видать, хенералом каким заделался али маршалом! Гос-ху-дарст-вен-ной! Во, ёпа бля! - Дядь Коля, - примеряясь к прославленным бычьим рогам, обратился к дядьке "хенерал али маршал". - Ты это... Ну, словом, не обижайся, но мне надо идти. - Идти? - изумился пуще прежнего хлебосол. - О ёпа! Куда ж то? А жрать? - Нет, спасибо, - поблагодарил Генка. - Меня ждут. - Жду-ут? - Угу. - Ой ё! - Я к тебе вот зачем зашел... И снова заминка, и снова молчание. - Ну, говори, говори. Чаго мнешься-то? Я ж таби, подик ты, не чужак какой-тося там завалящай. Я ж таби, ёпа бля, близляжащий, как пить дать, родствянник! Говори, стярвоза! Сообщай давай свое госхударственное дело! - Дядь Коль, я хотел тебя попросить... - промямлил "племяшничек", а после - "Ой, да была не была! Не Боги..." - сказал: - Дай, пожалуйста, ключи от бабушкиного дома. Я их тебе через пару... - Ключ-чи? - гнал лошадей непрерывно в тот вечер дивившийся дядька. - От до-му, - по складам дополнил он. - Важно! А зачемкося они таби понадкобились? Небося дяваху какую, бля ёпа, сосватал? Ась? Чаго сниктоси? - Да что ты... - Да что я... А что я? А ты что? - хлынул дождь малоумных вопросов, а потом: - Решил, значат, обустроить в пустующей хатке публичную библи... - от бля! - ...отеку? Такося? - хихикнул дядя. - Нусь, нусь... Бабуся, сталО быть, к сородичам хохловской породы в УкрАину дунула, а ты тут как тутося! Востроногай, бля, очень. На постельке ее, девичьей, набедокурить задумкал. Герой! - Да что ты... - Цыц, стерва! Молчи уж. Не дурачь, давай, дядьку. Дядька твой старай, опытнай. Яго не объягоришь. Он, поди, не вчераськоти рождянный. Глядишь, повидал в своей жизни кой-чаго. А уж бабского дела - тю-ю! Повсяместно! Прости мяни, Господи! Ну, так ч-что? Подавать таби ключики? - Да, да, разумеется, - скоропалительно вымолвил "стерва". - Мне всего-то на пару часиков. - На па-а-ару, - недовольно потянул "опытнай". - Ведаем мы вашу "на па-а-ру", - пристроилось тут же. - Накось, бля ёпа, дяржи. БалУйся саби на здоровье. Гулевань хоть няделю, пока эта чертова перечница хохлов умом разумом потчует. Она ж у нась, знамо учительша. Сам понимаешь. Так что - ня раньше, чем к следующей пятнице. Во как. После сих слов пожилой вручил юному связку покусанных ржою ключей и нехотя повел его в сени. - Пойдем уж, - говорил по дороге старик... Хотя, какой он старик. Ему всего-то пятьдесят четыре. Просто - выглядит так. Просто - говор дурацкий. Просто жизнь - набекрень: жену и двух дочек единым махом утратил. Разбились в самолете. А летели-то в первый раз. Столицу повидать. Повидали... Упокой их душу. Вот одна-одинешенька радость в виде "племяшничка" и осталась. А в остальном. Ну, да что там... - Пойдем уж, - смирился с неприятно скорым уходом племянника дядя. - Ты толькося давай, ёпа, там, - напутствовал старший, - сору там всякого не наводи. Да главное - на ляжанке курить не смей. Подожжешь, чаго доброго, бабуськину жилплощадь во, ёпа бля, она поразится, когда от хохлов возвертается. - Ну, всё, дядя Коля, спасибо! - выходя на улицу и предвкушая скорое удовольствие, торопливо проговорил Генка. - Через пару часиков, хорошо? - Хорошо, хорошо, - ласково ответил дядя Коля. - Беги уж. ГолУбь свою кралю. Молодец, Генку! Истинный Бурсин! - И под занавес: - Смотри: на постельке курить, чтоб не смел! - Да я ж не курю, - чуть слышно сказал молодой человек, устремляясь вперед! В темноту! К Ларисе! - Не кури, - вещал тугоухий, престарелый, покалеченный жизнью ангел. - Не кури, в постельке-то! Сладострастные тени на темной постели Окружили, легли, притаились, манят. Наклоняются груди, сгибаются спины, Веет жгучий, тягучий, глухой аромат. И, без силы подняться, без воли прижаться И вдавить свои пальцы в округлости плеч, Точно труп, наблюдаю бесстыдные тени В раздражающем блеске курящихся свеч; Наблюдаю мерцанье, колен изваянье, Беломраморных бедер, оттенки волос... А дымящее пламя взвивается в вихре И свивает тела в разноцветный хаос.* ___________________ * В. Я. Брюсов. "Тени" (фрагмент) - Ген, ну не надо! Не надо! Слышишь? Прошу тебя. - Ну почему? Почему? Почему, черт побери?! Мы же... - Я сказала: нет! - Ну почему? - По кочану! Я... Ой! Перестань, перестань, прекрати сейчас же! Ты же обещал. Ты... - Ну, хорошо. Хорошо... Хо-ро-шо! "Хорошо было за городом! Стояло лето. Золотилась рожь, зеленел овес, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски..." Вот она жизнь! (Я болен. Я пьян. Я весел! Я бодр! Я лирико-ироничен! Я хохочу - ха! ха! ха! - над своими слезами, над своим прошлым, над своими гнилозубыми иезуитами-стражниками!) Вот оно счастье! По молодым осинам и березам беглым золотом сверкает доживающее свой недолгий век - до свиданья, милое! до завтра! - солнце. Босоногие мальчишки столпились возле крыжовника и посмеиваются над чудо-рыбаком, заявившем о своем намерении изловить в их затхлом, едва сводящем концы с концами пруду щуку. "Щуку?! Ну-ну!" "Ага! И сома!" "Кита!" ("Ген, ну не надо! Не надо! Слышишь? Прошу тебя".) "Вот здорово!" - слышны веселые восклицания. "И рыбу золотую!" "Ну почему? Почему? Почему, черт побери?! - слетая на сухую, густо покрытую пылью дорогу, шумит отчаявшийся искать взаимности голубь. - Мы же..." "По кочану! - кричат в ответ скрываемые паутиной ракит воробьи. - Ты же обещал". Журчат ручьи, болтают листья: Вот она жизнь! Вот оно счастье! И всё - позади, позади, позади... Впереди - лес, наспех засыпанная щебнем змея... Скрипят ворота. Слышите? "Ну хорошо, хорошо... Хо-ро-шо!" Зачинается дождь, гроза... Уже давно вдали толпились тучи... Сейчас, по прошествии многих, очень многих (365... 1979-й, 1980-й... нет! 1980-й - год високосный, значит...) пугающе многих дней... ... Тяжелые - росли, темнели грозно... он, сидя в окружении исписанных листов, белоснежных, аккуратно сложенных в стопочку рубах, разбросанных по полу книг, словарей, заполонивших пепельницу яблочных огрызков, блуждающих мыслей... ... Вот сорвалась и двинулась громада. ... и недвижИмых стен, тщетно... Шумя плывет и солнце закрывает Передовое облако... ... пытался воскресить в своей доверху заполненной памяти Ту любовь - должную, как ему представлялось когда-то, стать особенной, единичной, жизненно важной, главное - в его судьбе неповторимой, - любовью, о которой он так долго, так потаенно мечтал, грезил, которую торопил, молил о которой, любовью - вехой, любовью - событием, коему вслед, отринув всякую - пусть даже маломальскую - возможность выбора, следовало бы непременно воскликнуть: "Жребий брошен! Обратной дороги нет!" - что на деле значило б: "Ну наконец-то! Я - мужчина!" Он не хотел ничего сочинять, придумывать, не хотел изворачиваться, лгать, ссылаясь на право художника искажать факты, лукавить, выдавая за правду вымысел, небытие*, а хотел самОй правды, существа, были - пусть всего лишь для себя, себя одного. ___________________ * Здесь: то, чего не было, нет Он истово стремился, желал, жаждал вспомнить то время - время сорвавшихся в пропасть надежд и уязвленных в самое сердце иллюзий - и не мог, не умел... ... внезапный Туман разлился в воздухе... ... (или не решался) утолить этой своей жажды. ... кружатся Сухие листья... А то время, те надежды и те иллюзии, составлявшие некогда его, исключительно его настоящее, а составившие, в итоге, не ему (кому?)... ... птицы притаились... ... принадлежащее прошлое - вот они! Живы! Сюда! Скорей! Вот они - первые, стартовые самостоятельно обдуманные строчки, не им - кем-то (кем?!)... - Понимайте как хотите; sapienti sat*! - ... за него написанные. ___________________ * "Мудрому достаточно"; умный поймет (лат.) Из-под ворот выглядывают люди... Спускают окна, за... О да! ... пирают двери. Большие капли падают... Он истово стремился, желал, жаждал... ... и вдруг... Помчалась пыль столбами по дорогам; Поднялся вихрь и по стенам и крышам Ударил злобно; хлынули потоки Дождя... запрыгал угловатый град... Крутятся, бьются, мечутся деревья, Смешались тучи... молнья!.. ждешь... Сжала руки... ... удара... ... под темной вуалью... "Отчего ты сегодня бледна?" - Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Загрохотал и прокатился гром. Сильнее дождь... Широкими струями, Волнуясь, льет и хлещет он - ... Он вышел, шатаясь, Ис... ... и ветер... ...кривился мучительно рот. ... С воды срывает брызги... вновь удар! Через село, растрепанный, без шапки, Мужик за стадом в поле проскакал, А вслед ему... Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до... ... другой... ... ворот. ... кричит и машет... Задыхаясь... Смятенье!.. ... я крикнула: "Шутка Всё, что было. Уйдешь, я умру". Но зато, когда прошла Гроза, как улы... ... бнулся спокойно и жутко И сказал мне: "Не стой на ветру".* ___________________ * Коллаж из стихотворений И. С. Тургенева "Гроза" (фрагмент) и А. А. Ахматовой "Сжала руки под темной вуалью..." Возвращались молча. Вчера еще в глаза глядел... Впрочем, молчало исключительно человечество. Всё остальное... А нынче - всё косится в сторону! ... напротив, звукам весьма и весьма потворствовало. Вчера еще до птиц сидел... Молчат, молчат человеки. Не разговаривают. Все жаворонки нынче - вороны! А чего им? Я глупая, а ты умен... Пускай отдыхают! Живой, а я остолбенелая. Пусть ветер-подлиза целует их лица и щекочет тела. О вопль женщин всех времен:.. Поёжтесь, ребята. Да подержите покамест рты на замке. "Мой милый, чтО тебе я сделала?!" МЫ пошумим! По-богатому! Благо дорога дозволяет. Ий - ... И слезы ей - ... ... ей! ... вода, и кровь - ... Раз, два... Хором! Вода, - в крови, в слезах умылася! - Ши-ши-шун... - Ши-ши-лгун... Не мать, а мачеха - Любовь:.. - Ры-ры-рао... - Ры-ры-зналаб... Не ждите ни суда... Разноголосье у нас - ... ... ни милости. ... дай бог каждому! Хочешь - басом, хошь - тенором! Всё как у людей. Как в ансамбле: кто-то рычит, кто-то чавкает. - Тыр-тыр-трань... - Ты-от-вянь... Увозят милых корабли... - Чуй-яй... - Прощ-ай... Уводит их дорога белая... С кочки на кочку! С неба на землю! Из ямы в яму! Из огня да в полымя! И стон стоит вдоль всей земли:.. В-в-верх - вни-и-из, в-в-верх - вни-и-из... "Мой милый, чтО тебе я сделала?" - О-о-он... - Где-же-он... Вчера еще - в ногах лежал! Красота! Равнял с Китайскою державою! - Да-да-о-жем... - То-мы-мо-жем... Техника спорит с природой! Враз обе рученьки разжал... - - Чи-чи-ян... - Чич-чи-ян... - Ян! Жизнь выпала - ... - Дзынь... - Ха-ха-ха... ... копейкой ржавою! Воистину - быль! Дураки и дороги! - Ай-я-я-я... - А-я... Детоубийцей на суду... - Уд-ду... - Ум-мру-у... ... Стою - немилая, несмелая. Я и в аду тебе скажу:.. Русские горки! Матушка Русь! "Мой милый... А какой же русский... ... чтО тебе я сделала?" Вот именно! (Переход хода. Он... Или кто-то за Него:) Прости! - мы не встретимся боле, Друг другу руки не пожмем. - Ай-ё-ём... - Не-вдво-ём... Прости! - твое сердце на воле, Но счастья не сыщет в другом. - У-у-епь... - Вдру-гу-степь... Эй, ямщик! Гони-ка к яру! Поспешай, залетныя! На восток! На юг! На север! На кудыкину гору! На запад! К чертовой матери! Куда б глаза мои не глядели - повсюду доставь! Спрошу я... (Реверсивное движение. Реверс.) ... стул, спрошу кровать:.. - И-и-ять... - Что-га-дать... "За что, за что терплю и бедствую?" "Отцеловал - колесовать: - Ры-ры-рвать... - О-твай-ум-ать! Другую целовать" - ответствуют. - И-и-ей! Еду, еду, еду к ней, Еду к миленькой своей. Я знаю: с порывом страданья Опять затрепещет оно, Когда ты услышишь названье Того, кто погиб так давно! Липы, березы - леса! леса! - осины - позади, справа - то... - Ля-ля... ... поля. Деревья, деревья... Бегут, убегают... Жизнь приучил в самом огне... - Ай... - Я-е... - Не-по-мне... Сам бросил в степь заледенелую! - Ух-ёй... - Бо-хмой... Вот что ты, милый, сделал мне! - Уш-шу... - Спрош-шу... Мой милый, что тебе - Я сделала? - Ал-ла... - Бе-да... Попробуем с полем. Да здравствует... - Ой-ле... Есть звуки - значенье ничтожно И презрено гордой толпой - ... Поле! Русское поле! Я, как и ты, ожиданьем живу... - Уж-жу... - Дрож-жу... ... Но их позабыть невозможно: Как жизнь, они слиты с душой... - Мам-мой... - Ахм-илый-мой... Полюшко-поле! Ты ли? Изыди из тьмы! Как в гробе закрыто былое... Покажись! ... На дне этих звуков святых... Позволь полюбуюсь на спелое жито! И в мире поймут их лишь двое, И двое лишь вздрогнут от них! А в ответ: "Не-е-ет..." Что ж... Всё ведаю - не прекословь! ... жизнь рассудит. Вновь зрячая - уж не любовница! Люди! Где отступается Любовь... Где ж вы? Куда ж вы попрятались? ... Там подступает Смерть-садовница. Неужто не надоело вам веками сидеть по своим погребальным квартирам, вперив идолопоклонские взоры в железобетонные стены равнодушия?! Мгновение вместе мы были, Но вечность ничто перед ним:.. Что же происходит на земле нашей, люди?! Куда путь держим? Куда нас ведет этот размытый небесными слезами и оплеванный человеческим без-раз-ли-чи-ем путь? Все чувства мы вдруг истощили, Сожгли поцелуем одним. Куда несемся мы, без оглядки, матерясь и раскидывая слюни, взлетая над ямами и спотыкаясь на, казалось бы, ровном месте, мечтая... СамО - чтО дерево трясти! - ... ... удобным расположением ноги... ... В срок яблоко спадает спелое... ...(на чьей-либо шее)... Прости! - ... ... угодить себе и... ... не жалей безрассудно... ... боясь, как бы не пришлось... О краткой любви не жалей... ... протянуть руку... - За всё, за всё меня прости. ... какому-нибудь... ... Расстаться казалось нам трудно... ... надоедливому... Мой милый, - чтО тебе я сделала! ... ближнему? ... Но встретиться было б труд... Дай ответ, человечество! Не... ... ней! ... дает ответа. Слышно только: - Фью-юн... Фью-юн... - голосит птица. - Зындр-до-да... Зындр-до-да... Зындр-ры-ры-ра... - рычит мотоцикл. - Я-юпль... Я-юпль... - подпевает земля. - Фью-юн... Фью-юн... - Ры-ры-тра... Рыр-рынд-дра... - В-во-во... - Ввот-и-всё...* ___________________ * В эпизоде использованы стихи М. И. Цветаевой "Вчера еще в глаза глядел" и М. Ю. Лермонтова "Прости!" ... август мертв. Отворяй воротА: Прискакала пора лихая. Заменила отраду тоска, Смех - слеза, а тебя - другая. Ты ждала, что он скажет: "Прости!" Но прощение - на прощание. И теперь у тебя впереди Перед каждым звонком замирание. Но напрасно - ты знаешь сама - Уши ангелов тешить молитвами, Не обнимутся впредь никогда Его руки с твоей калиткою. Он не крикнет: "Пойдем гулять!", Не царапнет окошко веточкой И, сказав: "Раз, два, три, в общем - пять!" - Не отыщет тебя за беседочкой. Он посеет, а ты не пожнешь, Ты аукнешь, а он не откликнется, Он под пули, а ты под дождь, Его встретит Москва, тебя - Вырица. Всё не вместе, и всё не в лад. Две судьбы - параллельных линии, Что, как сказал твой ученый брат, Ни за что не сольются в единое. Не умея его ни забыть, Ни убить, ни купить, ни выменять, Станешь горькую водку пить И закусывать сладким именем. Будет Ваня с тобой пировать Или Павел Андреич какой-нибудь, Или вся королевская рать, Иль калики - слепцы перехожие. Ты любимого имя в бреду Нетактично шепнешь как заклятие, И тогда тебе скажут: "Уйду!" - Ну а ты: "И дорога скатертью". Годы схлынут. Растают века. Отразив тебя, сдохнет зеркало. Станет ясно: твоя судьба - Неудачи подруга верная. Ты признаешься в этом себе, А признавши, другое признаешь: Светом в темном твоем окне Было то, что всю жизнь прокли... На! Ешь! Правду горькую кушай, грызи, Пережевывай жесткое мясо, Обрезай с черствой памяти дни, Посмотри, как наточены лясы! Сотни раз ты кляла тот июль, На закате которого счастье, Взявши в руки судьбы твоей руль, Покатило по солнечной трассе Твои чаянья и мечты, Твои радости и тревоги... Были камушки, но валуны Не касались твоей дороги. И пускай наступил сентябрь - Слез осенних бессменный пращур. И пускай эти слезы сталь Прошибают. Но нет их слаще! Сладки капли любовных мук. И пускай на душе слякоть. Если падает все из рук, Значит: есть отчего падать. Значит: было кого любить! Значит: все-таки что-то было! ............................. ............................. ............................. ............................. И она продолжала жить И, наверно, еще любила. Но, как прежде, в ее судьбе, Как и в судьбах иных неудачников, Все хорошее начиналось в конце И в начале заканчивалось. Человечество же по-прежнему - а что ему? - мочало. Молчало, пока... - А-а-а-а... Куда ты?! Куда?! Канава! Ген-на-а-а-а-а... - Сейчас. Сейчас. Выверну-у-у-у-у... Твай-у-у-у-у... - Тыр-ты-ты-тра-а-а-а-а... - Мам-ма-а-а-а-а... - Спо... Ой-на-а-а-а-а... - Мамочки! Ген-на-а-а-а-а... - Не бо... О-о-о... - Трррру-у-а-а! (- Я люблю тебя!) (- Я люблю тебя!) Всё! Тишина! Тишина обетованная! Лишь заднее колесо тихонечко: - У-уньк... У-уньк... У-у-уньк... |