Предисловие.

Лежал в госпитале с одним комбатом, который поведал мне эту историю. Я дополнил ее, потому что для комбата все войны закончились. Он умер, не дожив до юбилейной даты 25 - летия вывода советских войск с Афгинистана. А для нас?

 

 

Глава 1.

11 сентября 1986 года ДРА

 

Красный диск солнца садился в седло старой горы. Гора была настолько старой, что от ее вершин - близнецов остались лишь округлости, да разбросанные временем громадные каменные валуны, покрытые замшелой плесенью и паутиной трещин. У подножья горы змеилась дорога, уходящая на юг - запад к перевалу молодых снежных гор с остроконечными вершинами Гиндукуша, гордо подпирающими небосвод в багровых разводьях заката.

Прозрачный горный воздух был терпко замешан на запахе гари, пороха, человеческого пота и крови. Рукопашный бой с "духами" длился не более 10 минут. Духов застали врасплох. Пять пар потухших смоляных глаз без признаков жизни неподвижно смотрели на зеленоватые и серые валуны, окружаемые сумерками.

 

Из вспоротого в драке мешка, серый порошок сочился в пожухлую траву. Рамзат присел на корточки и штык - ножом поддел щепотку.

- Пересыпай! Так ясно, что героин! - сержант бросил в сторону напарника свой армейский вещмешок.

- Серый, вызывай "вертушку". Гляну пока, куда молодой запропастился, пусть сам пересыпает и кайф ловит, а я местность осмотрю, как бы любопытных не было, - Рамзат поднялся и поправил короткоствольного "калаша" за спиной.

- Вон за тем валуном посмотри. Кажись, все кишки решил вытравить после первого в своей жизни жмурика, прибитого саперной лопаткой. Я себе помню, так вообще обос….

- В укрытие! - неистово заорал Рамзат и, что есть силы, толкнул сержанта в прыжке, когда в последних отблесках солнца на вершине старой горы, вырос душман с гранатометом на плече.

От раздирающей боли в голове Рамзат не слышал взрыва. Минуту он ничего не видел и ничего не чувствовал, но осознавал, что граната взорвалась рядом. Боль становилась нестерпимой, позывы внезапной рвоты были настолько сильными, что его вырвало прямо на спину сержанта. Серый не шелохнулся. Он был мертв. Пытаясь встать на колени, Рамзат упал, и потерял сознание.

 

Грохот взрыва, усиленный раскатистым эхо, бросил самого молодого из троих разведчиков наземь. Он перевернулся на бок и сходу резанул из подствольника по склону старой горы. Толян увидел, как спускающийся человек на секунду замер, затем качнулся и, увлекая щебенку трубой гранатомета, болтающийся на веревке, полетел вниз.

Первыми в мире солнце принимают горы, поэтому ночь здесь ложится раньше.

Третий час, мокрый от пота и страха, молодой солдат возился в темноте с трупами. Таскать их приходилось волоком к дороге метров за триста от поля боя. Рация умерла вместе с сержантом, искать их начнут свои только утром, если начнут. На войне, как на войне бывает столько вывертов, что надежда должна быть только на себя самого, особенно в разведке.

- Хотя и убрали четверку наркокурьеров "по-тихому". Зато потом, черт дернул этого духа появиться. Да, у гор тоже есть уши, - сделав короткий перекур, разведчик еще раз посмотрел на карту.

Кинжальный света фонарика, осмотрительно накрытый мокрой "хэбэшкой", выхватил ту часть карты, где шел скоротечный бой.

- Ага, так и есть, до ближайшего кишлака три километра. Вполне могли слышать…

- Почему "дух" с гранатометом был один? Вот, это вопрос!

- Уже теплее! Он ждал не нас, а караван с наркотой.

- Если он был один, то пока друзья просекут о его исчезновении, а потом найдут духов которых накрошили шурави.. Я уже буду дома,- Толян с отвращением стал стаскивать к дороге последний труп. Это был тот самый здоровый афганец с окладистой бородой, которого он рубанул по шее саперной лопаткой.

Зачем укладывать трупы у дороги, Толяну в свое время популярно объяснил сержант:

- Первое, мы не убийцы.

- Второе. Солдат вражеской армии тоже надо хоронить. Если после боя ты дашь родственникам афганцев шанс захоронить сыновей и братьев; и они будут знать, что сделал это рядовой Алсуфьев; то в плену они убьют тебя как воина без мучений, а не зарежут как барана с отрезанными яйцами и выколотыми глазами.

- Третье, знание всех традиций и обычаев гор сохраняют жизнь. Проверено.

Своих погибших друзей рядовой Анатолий Алсуфьев решил прикопать на рассвете в заброшенном, высохшем ручье за спасительным для него валуном, чтобы как можно быстрее за ними вернуться:

- "И отдать последние почести советским солдатам, героически выполнившими свой интернациональный долг на южных рубежах нашей Родины", - перед глазами возник образ командир десантно - штурмового батальон капитана Неклюдова в парадной форме с целым иконостасом боевых наград. Храбрее Неклюдова и погибшего сержанта для молодого разведчика Алсуфьева не было никого на этой войне.

- Ясно, что капитан сам поведет ребят в эти чертовы горы за погибшими разведчиками", - Рамзат на секунду замер и начал вслушиваться в безмолвие ночи. В направлении пещеры, некогда служившей им засадой для "духов", он услышал слабый стон.

Бросив труп, рядовой, бросился к пещере. Покрывало ночи плотно окутало старую гору с ее седлообразной долиной, зажатой скошенными вершинами в точных размерах красного диска, уходящего тысячелетиями на отдых солнца именно здесь.

Толян не знал, что за ним внимательно наблюдают через прицел ночного видения.

 

Калейдоскоп картинок жизни в детском доме менялся под переливный звон колоколов. Сознание цеплялось за них и не хотело возвращаться в реальность. Наполовину Рамзат еще был там, но леденящий холод жесткого ложа и испепеляющая жажда медленно и неотвратимо возвращали занемевшее тело в суровое бытие.

С трудом, приоткрыв веки, он долго соображал, что это с ним. Вспомнил и испугался. Не обращая внимания на боль, закрыл и открыл глаза снова. Ужасающая чернота сжимала со всех сторон. Первая мысль обожгла, и Рамзат, собрав последние силы, закричал:

- Серый, я ослеп, Серега!

Крик лишь превратился в стон, и в сознание закружились привычные картинки пацанской жизни без родителей по приютам и детским домам.

Родителей Рамзат не знал. Они погибли в Ташкентском землетрясении 1966 года. Ему тогда исполнилось лишь 4 месяца. Отец и две старшие сестры остались под развалинами многоквартирного дома, а невредимого малыша и мать с множественными переломами достали стройбатовцы, брошенные на разбор завалов.

Мать куда-то исчезла, а он оказался в "Доме малютки".

 

Переведя дух, запыхавшийся Алсуфьев, нырнул в проем пещеры и получил сильный удар в грудь. Натренированное тело отреагировало мгновенно, распластавшись у каменистого пола, оно, стремглав юлой развернулось вокруг своей оси и чудовищным ударом вытянутой ноги снесло невидимого противника. От удара о выступ пещеры, голова нападавшего треснула словно арбуз, и бездыханное тело повалилось на рядом лежащих разведчиков.

- Браво, ты отличный воин!- По глазам солдата резанул ослепительный луч света от мощного фонарика. Русская речь на секунду сбила с толку, Толян замешкался и, не успев после первого приема вскочить на ноги, пропустил сверху мощный удар.

Очнулся рядовой Алсуфьев со связанными руками и ногами поперек седла небольшой лошадки, двигающейся в обозе за вороным жеребцом.

 

Светало. Первые лучи восходящего солнца умывали отвесные скалы, вокруг которых струился туман.

Впереди, на лоснящемся крупе "Вороного", болталось тело Рамзата крепко прихваченное веревками к многочисленной поклаже с их автоматами. Под уздцы "Вороного" вел моджахед в разлезающимся халате и черных спущенных ноговицах.

Толян узнал ефрейтора по кроссовкам "Адидас", снятыми с "убитого духа". Повернув голову, он увидел, что метров десяти сзади, в седле дремлет прилично сложенный узбек или киргиз, но не афганец - это точно. В одной руке он держал отпущенные поводья, в другой на локтевом изгибе винтовку иностранного производства. Сержанта с ним не было.

- Воин, я похоронил твоего командира в ручье вместе с моджахедом, которого ты убил! Отдыхай, скоро будем на месте, - не открывая глаз, громко крикнул на чистом русском самодовольный узбек.

- Сука, хитрожопая, убью - хотелось выкрикнуть Толяну, но мешал кляп.

- Не волнуйся, я предоставлю тебе возможность схватиться со мной без оружия и фонаря! - словно читая мысли солдата, конвоир весело расхохотался.

- Ты мысли читаешь, гребанный предатель?! - со злостью подумал Толян и отвернулся.

Дорога пошла под уклон. Внизу показались жалкие хижины безликого кишлака, кое - где охваченного душистым кизячим дымом. Это был другой кишлак, не тот, что Алсуфьев определил давеча по сержантской карте.

 

Разношерстная толпа стала собираться на пыльной площади у самого большого каменного дома в кишлаке с большим деревянным навесом. В основном, это были старики без возраста и чумазые, худые подростки. Семенящие в парандже женщины и молодые в хитжабах девушки спешно переходили на другую сторону улицы, ведшей к площади, когда к ней рысью скакали молодые вооруженные афганцы.

Толян не слова не понял из гортанной речи своего противника, но было очевидно, что узбек здесь за главного и говорит о нем, потому что старцы бросали на разведчика одобрительные взгляды, оглаживали себе руками черные заскорузлые лица, соединив их в конце бороды. "Смерь неверным!" - орали безбородые, совсем еще юные "духи", взбивающие пыль площади копытами хороших лошадей.

С первых минут схватки разведчик понял, что узбек мастерски владеет неизвестными приемами рукопашного боя, и Толяну приходилось очень туго. То и дело прихваченный на контрударе, он оказывался на земле. Толпа ревела, ржали вздыбленные кони, трассирующие очереди уходили в безоблачное небо. Разряженного горного воздуха не хватало, один глаз отекал багровым кровоподтеком, и Толян почувствовал, что ему конец. В это самый момент, он явственно услышал над самым ухом разгоряченный шепот: "Поиграем как на показательных выступлениях, подсекай".

Не соображая, что происходит, Толян подсек ногу и с разворота ударил локтем в шею падающего узбека. Затем, обхватив обвисшее на его руках тело, бросил через себя доведенным до совершенства приемом еще в школе олимпийского резерва.

 

Подпрыгивая на заднем сидении джипа, с надетым на голову холщевым мешком, рядовой Алсуфьев не верил своему счастливому избавлению. Гонка на приличной скорости по разбитой дороге продолжалось минут пятнадцать. Тряска была настолько сильной, что открыть рта, не откусив язык, было невозможно. Узбек вел машину, словно боясь опоздать на свидание. Наконец все кончилось. Связанного по рукам и ногам солдата, вытолкали из машины и сняли мешок.

Узбек был не один. Его сопровождал молодой афганец лет шестнадцати в черной футболке с желтым огнедышащим драконом. Подросток видел шурави так близко впервые, поэтому рассматривал его черными, как спелая смородина глазами, не скрывая любопытства.

- Х.. вылупился, лучше помоги, - пытаясь освободиться от пут на ногах, бубнил Толян распухшими губами.

- Он глухонемой. Это запасной пункт вашей группы. Передашь привет капитану Неклюдову от Хамида. Он знает. Пока я жив ефрейтор в безопасности. Поправится, отдам. Об условиях договоримся. Сержанта заберете в ручье. На меня не сердись рядовой, каждый должен делать свое дело профессионально. Да, скажи - у кого тренировался на гражданке? - Улыбнулся и протянул руку ошарашенному разведчику.

- В Москве у Миссы, Миссабишвили, а ты. Простите, вы наш….?!

- Я так и думал, что у грузина. Останься живым солдат. - Опустил руку, подняв ее ладонью к глазам, закрываясь от солнца, уже оседающего к седлообразной горе.

От солнца в их сторону приближалась черная точка. Узбек легко вскочил на подножку большого японского джипа и скрылся за тонированными, бронированными стеклами. Задним ходом на приличной скорости автомобиль соскользнул с каменного плато и исчез в туннеле.

Вертолет стремительно приближался, попыхивая выстрелами противоракетных имитаторов - ловушек. Рядовой Алсуфьев размахивал над головой руками, украдкой смахивая с белесых ресниц слезы радости.

 

Рамзат лежал у вымазанной и чисто выбеленной стены с закрытыми глазами на надувном матрасе. Где и сколько времени он здесь понятия не имел. Что с ребятами тоже. Радовало лишь то, что не ослеп от контузии после взрыва той злополучной гранаты. Температура спала; голова немного побаливала; лишь беспокоила левая нога, которой он не чувствовал, пощипывая под атласным пуховым одеялом.

В комнату периодически заходил подросток в черной майке с желтым огнедышащим драконом, бесцеремонно рассматривал больного своими большими и черными, как спелая смородина глазами, ставил глиняный кувшин с молоком или родниковой водой и уходил. Рамзат безуспешно пытался заговорить с молодым афганцем на узбекском или таджикском языках.

Под ложечкой саднило от тревоги и неизвестности. Он попытался приподняться, но не смог. Стена поехала вниз, потолок накренился в ушах появился знакомый звон, в глазах потемнело, и ефрейтор опрокинулся на подушки.

Сумерки начали просачиваться в окно, приглушая краски в доме, и, оживляя вечернюю жизнь двора: заскрипели петли открывающихся ворот; радостно заблеяли бараны, тыкаясь влажными носами в руки хозяек, с шумом разливающих воду; зацокали лошади по каменистым плитам; послышались гортанные крики пастуха и мычание скота, возвращающегося с горного пастбища.

Дрема охватила еще слабое тело, и Рамзат, больше не предпринимая усилий подняться, тихо лежал и вполуха слышал, что происходит за стенами незнакомого дома. Снова зашел юноша в черной майке; тихо поставил у изголовья кувшин молока, накрытой свежо испеченной лепешкой; убрал медицинскую утку и вышел, неплотно прикрыв за собой дверь.

 

Проснулся Рамзат от негромких голосов, которые доносились из щели приоткрытой двери. В соседней комнате горел переносной фонарь. Его свет падал на лицо старика, сидевшего в подушках на полу. Старик говорил по - узбекски,:

- Я пришел, как друг дома твоего деда и отца. Да упокоит их души аллах на небесах. - Старик умыл в молитве лицо.

- Слушаю Вас достопочтенный имам, - второго собеседника Рамзат не видел, но по голосу понял, что он значительно моложе. Старик опустил руки и с металлом в голосе произнес: "Мазари очень влиятельный полевой командир в наших горах. Его поддерживают старейшины. За ним 200 хорошо вооруженных талибов".

- Я уважаю его как воина, достопочтенный Абу - Камир. Зачем воину торговля героином?

- Старейшины недовольны не его, а твоими последними поступками, особенно в отношении двоих шурави. Один находится в гостевом доме, а не подвале; другого ты отпустил! - Голос старика стал резче.

- Вам хорошо известно, как другу нашей семьи, за что я отпустил русского. Он дал людям Мазари забрать убитых и похоронить их, до того как над ними поработают горы и время.

Старик поднял руки к лицу и начал молиться. Когда он закончил, молодой голос продолжил:

- Второй тяжело контужен. Я не могу держать его в зиндане. Он высокий гость, потому что это сын самой Фатимы.

- Как это можно доказать?

- Прошу, - Рамзат увидел, что старик начал подниматься, опираясь на плечо единственного в этом доме для него молчаливого знакомого в черной майке.

Дверь широко распахнулась. Свет от фонаря начал раскачиваться, бросая уродливые тени, входящих в комнату. Рамзат крепко закрыл глаза и откинул голову к стене.

- Узнаете, уважаемый Абу-Камир? - Рамзат почувствовал легкое касание бороды. Старик низко склонился над раненым солдатом, чтобы рассмотреть на его груди медальон с изображением молодой женщины.

- Да, это Фатима! Чеченские девушки очень красивы в таком возрасте. - Тяжело, вздохнув, старик поднялся, Кривые тени скользнули по стене и исчезли за плотно закрытой дверью.

 

Сердце Рамзата было готово выскочить из груди. Не обращая внимания на головную боль, он начал сопоставлять разрозненные факты: "Мать - где-то здесь в Афганистане занимает высокий пост у духов. Он же в почетном плену, потому что она некая всесильная Фатима. Серого и Толяна скорее всего уже нет в живых. Его спасает пока амулет.

 

Медальон с хитрым замком был сделан дядей отца на Ташкентском авиационном заводе настолько ювелирно и прочно, что все попытки блатных силой сорвать кованую цепочку из особого сплава, заканчивались ожесточенными драками еще в детском доме. Позже, в учебном отряде Рамзат схлопотал пять нарядов из-за стычек с дедами по поводу неуставного предмета. Попав в разведку к капитану Неклюдову, он рассказал капитану о фотографии молодой женщины, которую носил на груди, как о матери, о которой ничего не знал и попросил разрешения носить медальон, как заговоренный амулет от смерти. Воевал Рамзат хорошо, имел "красную звезду", а Неклюдова ничего не интересовало, кроме того, чтобы его подчиненные были живы, здоровы и хорошо воевали. Рамзат представил почерневшее лицо капитана, когда "вертушка" пришла без группы разведчиков, отправленных по нажиму члена военного совета армии на командующего для перехвата и уничтожения группы наркокурьеров.

 

Хозяин дома и старик, удобно расположившись в подушках, пили чай из маленьких позолоченных пиал и разговаривали. Лицо старика было умиротворенным и спокойным. Он был довольным, что, сообщая совету старейшин о результатах своей поездки, ему не придется петлять как зайцу, выгораживая сына своих друзей. Он умел слышать и слушал своего молодого друга с почтением:

- Представим себе, что талибы объединят весь Афганистан и создадут вновь жесткое государство. Первая проблема, которая встанет, - это вопрос о судьбе зарубежных пуштунов. Талибы не признают ни законность афгано-пакистанской границы, ни вхождение пуштунов в Пакистан. Поэтому Пакистан предпочел бы, чтобы в Афганистане было создано рыхлое образование конфедеративного типа, где разные этнические группы, особенно северные, пользовались бы какой-то широкой автономией, фактически полунезависимостью. Тогда идея объединения всех пуштунов будет нереальна. Вот причины действий Пакистана сегодня. И Соединенные Штаты стоят за них. Тогда в чем разница между неверными из Америки и Союза, достопочтенный Абу - Камир?.

- Месть - это наш религиозный долг. Если мы разгромим армию советской сверхдержавы в своей стране; мы можем разгромить в скором будущем и индийские вооруженные силы. Мы сражаемся во имя Аллаха, и он помогает нам. Когда мы объявим джихад, никакая сила в мире не сможет нас остановить. Давайте лучше поговорим о другом. Я понял главное, сын моих друзей честный моджахед. Старейшины получат достойный ответ. - Старик уклонился от обсуждения политического вопроса, сейчас его интересовала одна из влиятельных женщин шаха.

- Рамзат сын Фатимы. У нее был замечательный муж, настоящий узбек. Я был другом его дяди и сразу узнал тонкую работу старого Абдуллы, взглянув на медальон. Под Чимкентом его племянник встретил красивую чеченку. Ее родители были депортированы Сталиным. Да, сложное было время, - старик тяжело вздохнул. - Молодые поженились, как и положено семье правомерных мусульман у них скоро родились дети: две девочки и маленький Рамзат. В 1966, когда разверзлась земля в Ташкенте, как наказание аллаха, пострадали все. Всемогущий аллах карает и тех, кто жил рядом с коммунистами! - Старик умыл в молитве лицо. - Дома складывались как карточные домики. Муж Фатимы и ее дочери погибли сразу, она три месяца с тяжелыми переломами провела в военном госпитале; мальчика увезли в Фергану, потом люди говорили в Алма - Ата. Фатима повсюду искала сына. Найти такую кроху было непросто - очень много погибло детей тогда. Но это сильная женщина находила время судиться с властями. Я был на этих судах, ведь у меня тоже погибли родные. Светлая им память! Она смелая женщина, она храбрее многих мужчин и всегда говорила правду. Работая на стройке, постоянно ругалась с водителями, прорабами разных мастей по поводу качества бетона. После трагедии писала самому Рашидову, судилась. В результате получила 5 лет за антисоветскую агитацию и пропаганду, тем более, что оклеветала на суде самого уважаемого человека города - родного племянника первого секретаря Ташкентского городского комитета КПСС - директора строительного треста, строившего дом, в котором погибли ее дочери и муж. С середины 70-х в Афганистане. Когда пал Амин и пришли шурави, отчаянно сражалась в ущелье реки Герируд против неверных в отряде храброго Мустафы.

 

Кашляющий грохот станкового гранатомета "Пламя", разорвал покров ночи. Еще с десяток лающих трасс веером рассыпались над лачугами. Хозяин дома стремглав выбежал на улицу. Мимо дома уже неслись восемь вооруженных всадников. Открыв настежь ворота, узбек, быстро побросав на заднее сиденье джипа автомат "Калашникова", пару Стечкиных, патроны к ним, бросился в дом за стариком и Рамзатом.

 

Разведчики гибкой змейкой выскользнули из "вертушки" в непроглядный коктейль из тьмы и пыли, поднятой вращающимися лопастями. Тридцатый борт сразу же увеличивает обороты и с резким виражом прыгает обратно в черное небо, оставив капитана Неклюдова и трех бойцов у горного кишлака, чтобы подобрать остальных разведчиков, обеспечивающих операцию прикрытия: "немного пошуметь якобы сорвавшийся зачисткой горного кишлака".

По каменистой дороге из-за поворота на приличной скорости вылетел джип, выхватывая ярким светом японской оптики из темноты группу моджахедов. Один из них подняв руку, требовал остановиться. Узбек притормозил. Два других прыгнули в небольшой кузовок грузо - пассажирского джипа и накинули на лежащего в соломе человека плащ - накидку. Силы были неравными и слабо сопротивляющегося ефрейтора прижали к днищу кузова. Дух, навалившийся всей массой своего стального тела, вдруг зашептал голосом Толяна: "Не вошкайся Рамзат, и так нос зацепил. Сейчас капитан с остальными договорится и домой".

"Вертушка" зависла над запасным плато, принимая на борт контуженого Размата и связанного старика, затем стремительным броском устремилась в утреннюю дымку неба. Толян, успел увидеть в иллюминатор, как узбек, прыгнув на подножку автомобиля, махнул отваливающему вертолету с десантниками. Вскоре из-за быстрого набора высоты, низкого давления и разряженного кислорода начала покалывать в суставах и охватывать сонливость. Борт с захваченным в плен одним из имамов - духовным вдохновителем моджахедов; освобожденным разведчиком и телом погибшего друга сержанта Сергея Половцева шел в Джелалабад.

 

 

Глава 2.

11 января 2005 года г. Москва

 

Генерал - майор Неклюдов любил побаловаться чайком с сахаром в прикуску еще со времен афганской войны. Расставив на столе старый серебряный подстаканник, сахарницу с настоящим рафинадом, невесть откуда доставаемом помощником, щипцы, золотую ложечку из далекого Герата и отправился в комнату отдыха своего большого кабинета на Лубянке за свистящим чайником. Чайку погонять не удалось, потому что трель прямого телефона, заставила вернуться в кресло.

- Ты, когда Алексей Алексеевич, этого чудака на букву "М" в шею с Махачкалы погонишь?! - Генерал нахмурился. Звонил сам начальник Управления. В глазах стояли сухие строчки оперативной сводки: "Дагестанские бандиты в январе т.г захватили на окраине Махачкалы жилой дом с заложниками". Во время штурма погиб офицер "Альфы".

- Владимир Александрович, простите, но в ходе операции был уничтожен самый опасный джаамат в республике вместе с главарем Каршиповым. Они планировали второй Беслан! - Неклюдов попытался возразить, не понимая гнева начальника в отношении дагестанских коллег.

- От слона уши, уничтожен! Ума танком раскатать дом хватило в присутствии прессы, а разобраться, что никакого Ахмеда Каршипова среди убитых нет! А есть его брат рецидивист! Теперь "Ахмед" издевается над нами, публикуя на сайтах сепаратистов справки о состоянии своего здоровья. О важности операции два полковника, один из МВД, да и хрен бы с ним; второй наш "М-ак" доложили президенту республики. Тот, беспокоясь о политических девидентах, сразу позвонил в администрацию ВВП. Что прикажите, батенька, мне делать с данной информацией в Кремле через час?!

Неклюдов машинально посмотрел на огромные напольные часы. Они показывали 19.05.

- Что молчишь?!

- Думаю, Владимир Александрович.

- Вот и заходи немедленно! Вместе думать будем.

Чайник залихватски свистел, призывая к установленному порядку вечернего чаепития.

Мокрый снег валил большими хлопьями, забивая, номер, подкрылки, боковые и задние стекла дежурной "Волги", притормозившей у КПП загородной базы ФСБ. Генерал - майор Неклюдов дремал на заднем сидении. Помощник махнул рукой наклонившемуся к стеклу прапорщику, но тот требовательно постучал: "Простите, товарищ капитан, для генерала Неклюдова письмо".

- Давайте, спасибо.

- Но, здесь штемпель "Лично в руки" - прапорщик нерешительно затоптался у машины. Письмо исчезло в салоне, и автомобиль мягко вкатился на территорию базы.

- Товарищ генерал, по инструкции я должен…, - начал, было, помощник, но уставший генерал резко прервал его: "Паранойя заразна, запомните капитан. Не надо в любом письме на мое имя искать отравляющие порошки от Бен-Ладана".

Письмо начиналось следующими словами:

"Уважаемый Алексей Алексеевич, простите, не знаю Вашего звания, здравствуйте" - генерал улыбнулся, писал один из его афганских разведчиков Анатолий Алсуфьев о тяжелой жизни после той войны, о сроке, котором получил за участие в "крышевании" коммерсантов в составе бандитской группировки; о том, что сейчас он добропорядочный гражданин и семьянин (адрес в Питере прилагался) и далее: "встретил в Анталии "Хамида", который и дал Ваш адрес. Писал, но вам видимо не передали, теперь понял почему. Сегодня завез лично. Будете в Питере, заезжайте. С уважением, А. Алсуфьев". Приписка: "Сержант (запаса) взвода разведчиков десантно - штурмовой бригады №"...

 

"Волга" остановилась перед брусовым коттеджем в красной черепице забитой с западной стороны сугробом мокрого снега. Генерал сидел с закрытыми глазами молча, открытое письмо лежало рядом. В сознании пронеслись ребята, не вернувшиеся с той войны: Сергей Половцев, Владимир Козьмин, Мансур Аглиулин.

"Хамида" он встретил в аэропорту в Кабуле в 88-ом. Комбат - майор Неклюдов купил тогда у летунов парашют, без которого не пускали в самолет, направляющийся в Кандагар, и случайно увидел в форме ДРА Хамида в кругу высокопоставленных афганских военных. Больше их тропы на войне не пересекались никогда. Последней их совместной операцией была операция по захвату имама духов и освобождению плененного разведчика.

Прошли годы, Хамид на пенсии, работает в каком то узбекском банке. Дважды был в гостях, тогда еще полковника Неклюдова, кажется в 97 летом, и у же генерал -майора в 2000 - на Новый год!

Генерал устало сидел за письменным столом. Старая настольная лампа вырывала из темноты кабинета, узкий круг зеленого сукна с пеналом "валидола, белым конвертом с пометкой "лично в руки" и фотоальбом с видами горных вершин Гиндукуша и песчаных барханов Регистана.

"Бом" - и стрелка замерла на двенадцати. В кабинет вошла молодая женщина, нежно обхватила сзади и тихо шепнула: "Папуля, завтра выходной. Валерику обещана дедовская милость - поход в Цирк. Он ждал Вас, товарищ генерал, и уснул. И Вам по - ра!".

- Я не сплю! - дверь кабинета с шумом открылась, и распахнутые ручонки взметнулись к посеребренной голове, наклонившейся на встречу бегущему малышу.

 

- Петрович, сегодня с 12.00 до 17.00 усиль патрульно - постовую службу на Цветном бульваре. Генерал с внучком в цирк поедут на дневной сеанс. Да, верно! И чтобы не одного кавказца не было, не то чтобы в цирке, но и от площади Суворова. Как, как - об косяк! Ты, что "Личный номер не смотрел".

- Да знаю, что фильм художественный. Между прочим, захват цирка показан профессионально, помнишь? Ну и что же, что с билетами. На вечерний сходят! Как что? В отдел препроводить, для выяснения личности! - Капитан Соловьев на следующий день, конечно без ведома шефа - генерал - майора Неклюдова , бдил службу помощника, развалившись в кресле генеральского кабинета.

 

Редкое, свободное воскресенье Неклюдов провел с внуком и потому, собираясь утром на службу, находился в приподнятом настроении. Легкий морозец сменил оттепель и с усердием теперь разрисовывал окна загородной резиденции управления ФСБ, уже освещенные ярким светом, несмотря на столь ранний час. Часы в кабинете пробили 7.00, и мелодично зазвонил телефон.

- Алексей Алексеевич, приветствую, не видел вас на пробежке. Жаль утро просто чудо, - голос его старого приятеля с министерства иностранных дел был бодр и весел.

- Доброе утро Иван Петрович! Как отдыхается у нас!

- Просто великолепно, спасибо, что устроил. Зашел бы как-нибудь к старику. Дочь рябину на коньяке из Томска привезла. Просто фантастический напиток, никакие Ненесси и Напалеоны рядом не стояли.

- Спасибо, вечером зайду. Томск удивительный города, был в этом году на 400 - летии. Губернатор там толковый. Город из захолустья в приличный европейский центр превращает, действительно в "Сибирские Афины". Да и сам президент в Томске дважды бывал.

- Не был, но о томском голове много хорошего слышал. Я вот, что с утра беспокою. Вчера заезжал в министерство и перекинулся парой слов с толковым парньком из восточного сектора. Он мне сообщил, что целью прибытия одной высокопоставленной особы из Катара является розыск сына, воевавшего в Афганистане. Представляешь, парень воевал в десантно - штурмовом батальоне капитана Неклюдова!

- Фамилия парня? - прижав трубку к уху, генерал начал открывать альбом с фото той далекой войны.

- Рамзат Джемангулов, так кажется.

- Да, очень хороший разведчик. Красную звезду имел. Был контужен. После госпиталя в Афганистан не вернулся. Больше ничего о нем не знаю. А в прочем, - генерал начал вспоминать интересную историю, связанную с этим солдатом. - Спасибо Иван Петрович, в нашей работе случайностей не бывает.

- Да, случайность - определенная закономерность, как говорили классики. Впрочем, телефон Алексей Алексеевич запиши паренька из восточного сектора. Ну, жду вечером, заодно под "Рябиновку" и расскажите, что это дамы - миллионерши российскими офицерами интересуются.

- Договорились, - генерал машинально улыбнулся, наконец, вспомнив особенности службы ефрейтора Джемангулова. Парень носил медальон с изображением матери.

 

Окончив аппаратное совещание, генерал - майор Неклюдов позвонил начальнику первого управления и доложил ситуацию. Получив архивные документы по деятельности "Хамида" в период 1984-1987 на территории Демократической республики Афганистан, Неклюдов начал над ними работать, попросив помощника никого к нему не впускать:

- Значит Фатима Адаева бывшая советская заключенная; она же "Фатима"; она же "шахиня"; она же командир базы в Пакистане по подготовке женщин - диверсантов; она же мать его бывшего разведчика Рамзата Джемангулова. Да история, - генерал набрал номер телефона восточного отдела.

Приятный вежливый голос в трубке на вопрос о госпоже Сулеймановой в Катаре и целей ее прибытии в Москву начал подробно рассказывать генералу о целях и задачах прибытия делегации из Катара: "Алексей Алексеевич, позвольте заметить, что бедуинская материальная культура крайне бедна, поэтому, как и впрочем многое здесь, решается своеобразно и радикально. Помимо интенсивных, но по большей части бесплодных изысканий археологов, в ход идут и другие способы "окультуривания" нации. Правящий шейх Хамад Бин Халифа Аль Тани просто одержим этой идеей. В 2006 году на искусственном острове будет открыт Музей Исламского Искусства. Коллекция формируется из предметов, которые на деньги шейха покупаются на аукционах Сотбис и Кристи. На деньги шейха приобретаются такие экспонаты, которым уже завидует Британский Музей. Произведения искусства VII-XVIII веков из Сирии, Египта, Хиджаза, Индии, Турции, Персии подобраны со знанием дела, благо, что здесь чувствуется рука специалиста высочайшего уровня, а это очень дорого. Не исключено, что через три года Катар станет "музейной" столицей всего Персидского залива!"

- Безусловно, это очень интересно, но мне бы хотелось понять роль госпожи Сулеймановой, до недавнего времени она была специалистом иного порядка, - Неклюдов делал быстрые пометки в блокноте с интересом, слушая собеседника, рекомендованного утром почтенным патриархом министерства иностранных дел Иван Петровичем Безруковым, работающем еще при Громыко.

- Госпожа Сулеманова проживает в Лондоне и осуществляет контроль расходования собственных средств и средств эмира, как инвестиций, при реализации данного проекта мистером Уотсоном одного из ведущих специалистов музея Виктории и Альберта его величества королевы Великобритании. В этой связи она прибыла из Катара в составе официальной совместной английско - катарской делегации, которую интересуют запасники русских музеев. Предполагаются поездки в Петербург и города по "золотому кольцу".

Поблагодарив сотрудника министерства, генерал получил у начальника управления разрешение на встречу с ней только после обеда. Все это время шеф находился на Старой площади, поэтому текущие задачи управления на день генерал - майору Неклюдову пришлось решать самому.

 

Обстановка с бастующими пенсионерами начала нормализовываться, пробок на дорогах не было и Неклюдов, как это и было обговорено раннее, ехал на Коровий вал, где расположилось посольство Катара, как частное лицо на личном "ВМВ" седьмой модели. О предстоящей встрече генерал не думал. Фатима теперь не враг, а дипломатический представитель. Посольство о проблеме в курсе, на встрече с ним настояла она. Его задача заключалась в одном: рассказать матери о сыне. Поблагодарить за содействие в ее лице официальные власти Катара в передаче российских граждан Белашкова и Богачева российскому правосудию, причастных к убийству чеченского эмиссара Яндорбиева - и все.

После протокольных мероприятий, посол оставил Неклюдова с госпожой Сулеймановой наедине. Через небольшой стеклянный столик, инкрустированный золотом, напротив генерала сидела пожилая чеченка. Если бы не ее великолепный, но строгий наряд в обрамлении дорогих украшений, то могло показаться, что она простая женщина из Ведено или Первомайской. Но стоило ей заговорить, как пожилая женщина преображалась. В ней было столько внутренней силы, что ее гипнотическое воздействие буквально завораживало.

- Катар жемчужина Персидского залива, но, к сожалению, там никогда не был, - начал было Неклюдов на хорошем английском, после того как дверь за послом закрылась.

- Катар - одно из немногих оставшихся на земле неиспорченных цивилизацией мест. Январь одно из лучших времен года для посещения нашей страны. Приглашаю Вас, генерал и передадите заодно лично эмиру благодарность по случаю освобождения ваших коллег. Аудиенцию я обеспечу, - поклонившись, женщина, спокойно продолжила уже русском языке. - Алексей Алексеевич, мы знаем друг о друге почти все. Я много слышала о вас в Афганистане, как о честном, смелом, советском офицере. В отличие от многих против кого мне пришлось воевать, вы были отцом солдатам, включая Рамзата, берегли их в бою. Война страшная вещь. Я воевала против советов, не зная, что мой сын на той войне. - Женщина замолчала. Молчал и генерал.

- Я воевала против коммунистического режима, который отнял у меня все: дом, детей, мужа, свободу. Месть и только месть двигала мною! - ее голос сделался стальным, лицо побледнело. - Сейчас я старая женщина. Но я чеченка, хотя и вынуждена жить вдалеке от Родины! Поэтому перед смертью я должна увидеть сына, наверняка внуков. Мой сын живет теперь в другой стране. Страшного слова СССР больше нет, значит, моя семья отмщена ценой целой страны. Аллах, акбар!

Генерала охватила злость. Перед глазами понеслись картины человеческого горя, "черные тюльпаны с грузом 200", уходящими на Москву и Ашхабад, искалеченные девятнадцатилетние пацаны, сотни убитых мирных афганцев, включая детей, но он сдержался, чтобы не сказать этой старухе в бриллиантах кто она на самом деле для других матерей от Урипинска до Исламабада.

- Как вы узнали о разведчике Рамзате Джемангулове?

- Почему Джемангулове, он был зарегистрирован в Ташкентском Загсе, как Назизов, - женщина устало посмотрела на Неклюдов.

- Под моим началом в 1986 году служил ефрейтор Джемангулов. Назизова я не знал.

- У вас есть его фотография?

- Пожалуйста, но вы его оставили младенцем и не сможете узнать сейчас.

- Вы же знаете, что его отняли у меня после того страшного дня 1966, когда город в одночасье превратился в руины. Бетон советскими баями разворовывался разворован. Фундамент домов - новостроек состоял из глины, цементной пыли и кизяка, поэтому они и сложились от первого толчка! - Старуха гневно сверкнула глазами и протянула руку к фотографии, на которой были сняты по пояс раздетыми в "афганках": ефрейтор Джемангулов, рядовой Аглиулин, ефрейтор Закиров, рядовой Алсуфьев. Палец старухи с нанизанным на него платиновым кольцом с бриллиантом, уверено уткнулся в грудь Рамзата. Рука ее задрожала, она близоруко подняла фото к глазам и заплакала, как обыкновенная пожилая женщина.

Генерал по "сотовому" вызвал сотрудников посольства. После того как ей поставили успокаивающий укол, дали лекарства и ей стало легче, Фатима заговорила вновь:

"Рамзат носит медальон с моим изображением. Я узнала этот медальон на фотографии по его оригинальной форме и цепи. Так сделать мог только старый добрый дядюшка Абдулла. Об этом мне поведал перед смертью друг нашего дома и большой человек потом в Афганистане - имам, достопочтенный Абу- Камир".

Женщина омыла лицо руками, задержав их сложенными на груди.

- Вы Алексей Алексеевич, взяли его в плен, когда освобождали моего сына.

Неклюдов вспомнил, как переодевшись в рванье моджахедов, чтобы не засветить "Хамида", остановили его Джип по запланированному сценарию и выкрали под носом целого отряда "духов" их имама и ефрейтора Джемангулова. Имама потом обменяли на трех советских офицеров, захваченных в плен шахом, как выяснилось позже - покровителем Фатимы, а ефрейтора отправили в госпиталь в Союз.

Окончательно успокоившись, Фатима стала снова госпожой Сулеймановой, прибывшей в Россию с рабочим визитом с английско-катарской делегацией по поручению эмира.

- По линии посольства мне помогут найти сына, тем более я знаю теперь его настоящую фамилию. Алексей Алексеевич, помогите и вы через сослуживцев. Афганское братство очень крепкое, не мне вам говорить, что войны сплачивают. Кровь полезно пускать не только людям, но и странам. Это очищает от скверны и застоя в мозгах. Да и еще, генерал информацию о сыне я обменяю на информацию о детях Маскадова, которых ищите! - Протянула визитку, поклонилась и тихо добавила: "Денег не предлагаю, знаю, что не возьмете". - Тяжелая дверь из драгоценных пород дерева плавно закрылась за госпожой Сулеймановой.

Часы пробили 19.00. Сегодня был трудный день. Генерал решил обойтись от традиционного чаепития и отправиться домой, чтобы пораньше лечь и выспаться хорошо. Уже в дубленке, он сунул руку в карман, нашаривая там ключи от машины, и наткнулся на письмо с пометкой "лично в руки". Не раздеваясь, Неклюдов присел на край стола и позвонил в Петербург, наклонив письмо поближе к свету настольной лампы.

- Алло, мне бы Анатолия!

- Отец, тебя к телефону, - в трубке прокатился раскатистый, но молодой басок.

- Слушаю Алсуфьев! Кто? Конечно, рад! Где вы Алексей Алексеевич?

- Жаль, я бы примчался. Ребят бы помянули. Да. Помню, конечно.

- Поддерживал. Рамзат погиб в прошлом году под Нальчиком.

- Да прапорщик был. Нет один.

- Да взрослая дочь в Казани.

- Обязательно. Спасибо, что позвонили.

Генерал сидел в кресле, прикрыв глаза. Дубленка, шарф, шапка лежали на диване. Напротив стола с папкой в руке стоял помощник и читал прошлогоднюю сводку:

- Бой возле Чегема произошел в августе2004 года. В лес для прочесывания вошли тогда сотрудники местной милиции, и попали в засаду; двоих сразу убили, нескольких ранили. Убиты прапорщик Рамзат Саидович Джемангулов 1966 г.р. и сержант Карпов Алексей Владимирович 1980 г.р. Бой велся с вахабистами из организаци "Ярмук", в состав которой, предположительно, входил и чеченский полевой командир Атаев. Его группа нанесла отвлекающий удар: у села Хасанья, что под Нальчиком, боевики из машины обстреляли пост милиции. Уходя от погони, они бросили машину с 10 кг тротила, и ушли в лес. Возбуждено уголовное дело по статьям №№………….

- Достаточно, спасибо капитан! Виктор, отвезите меня домой. Устал. Ключи в дубленке, - генерал потянулся за пеналом с валидолом.

- Есть товарищ генерал. По Нальчику продолжать собирать аналитический материал? Или что-то конкретное интересует?

- Расследование по убийству прапорщика на мой личный контроль!

- Прапорщика?! - Голос помощника перешел на фальшивый фальцет.

- Да именно прапорщика Джемангулова. Такой прапорщик сегодня многих капитанов стоит! Царство ему небесное! Поехали. - Генерал поднялся из-за стола.

 

Часы пробили 20.00. За окном в привычном ритме жила Москва, уставшая, как генерал Неклюдов, от непрекращающихся революций, войн глобальных и локальных, конфликтов, разборок и контртеррористических операций, но обреченная нести эту тяжесть на своих плечах веками до и после Неклюдова.

 

 

Глава 3.

21 января 2005 года Sheraton Doha (Катар)

 

В прохладном номере Diplomatic suites пятизвездочного Шератон отеля госпожа Сулейманова, прибывшая из Москвы пару часов назад, приняла у себя адвоката мистера Уотсона и прибывала в хорошем настроении. Дела в России складывались удачно, в завтрашней встрече с эмиром ей будет, что доложить о предстоящей экспозиции картин для будущего Исламкого музея искусства. В музее будут полотна величайших русских художников: Куинджы, Левитана, Брюллова, что позволит увеличить ее личное достояние на 150 тыс. долларов.

Фатима плеснула в хрустальный фужер кваса, купленного в аэропорту Шереметьево и вышла на балкон. На живописной зеленой территории раскинутой вдоль побережья Персидского Залива и роскошной набережной столицы туристов было немного. Полуденная жара еще не спала, хотя свежий бриз с лазурного моря уже гулял среди вечнозеленых, мохнатых пальм. К чарующей красоте восточных городов, построенных в период нефтяного бума, Фатима привыкла.

Ее мысли были далеко в России: "Седовласый генерал с удовольствием упек бы ее снова в зону, если бы не дипломатический паспорт". - Мимолетным дуновением легкого ветерка пронеслись омерзительные, но уже смазанные временем картины жизни в промозглом бараке на 300 человек; ожесточенная драка за право не быть "чушкой"; наглые приставания "кума зоны" в предложениях "забрюхатить, чтобы не выхаркивать легкие от двенадцатичасового труда на цементном заводе промзоны". Она прошла ад советских исправительных учреждений, чтобы мстить. Это чувство, горячее и сладострастное, охватывало ее в мыслях на зоне, а потом всецело поглотило на войне.

Прекрасное настроение в раз улетучилось, и она вдруг поняла, что по настоящему страшно стало только по прошествию стольких лет, когда узнала, что воевала против шурави, среди которых мог быть ее сын. Мустафа обманул ее тогда, заставил Абу-Карима под страхом смерти солгать Фатиме: "что погибли все - и четырех месячный малыш Рамзат тоже". - Старик признался об этом перед смертью в небольшом городке на севере Ирана, где он доживал свой 84-ый год. Фатима никогда теперь не забудет, как бусинки слез покатились по иссохшему лицу к чахлой седой бородке, и беззубый рот шептал о прощении, которое перевернуло ее жизнь.

Мысли снова вернулись к разговору с генералом: "Так и не позвонил и не сообщил ничего о сыне. И не сообщит!" - Сердце кольнуло и мягко начало сдавливать за грудиной. Фатима прилегла в кресло - качалку и приняла лекарство. Боль отвлекла от внезапной мысли, но она вернулась снова: "Сердце никогда не болело. Видимо пришло и ему время понемногу начинать сдавать. На все воля аллаха. Но почему первую боль она почувствовала именно в Москве? - Фатима пыталась отогнать смутное беспокойство, что боль в сердце неслучайна после нервного срыва в посольстве.

- Естественно прихватит сердце, если представить, что люди с Лубянки уже трясут бедного парня, из-за невидаль откуда свалившееся на его голову счастья, как известие о матушке - диверсантке, замочившей лично десятка три шурави, не считая сотни подрывных операций. - Фатима пыталась успокоить себя. С другой стороны она понимала, что с розыском Рамзата спокойная размеренная жизнь госпожи Сулейменовой за рубежом закончилась, потому что она засветилась перед спецслужбами, и вряд ли они оставят ее теперь в покое за героическое прошлое. Но умереть на чужбине, не увидев сына и внуков, Фатима не могла.

"О всемилостливый аллах!" - услышал ее молитвы и предоставил возможность познакомиться на приеме Ази Акаева с господином Уотсоном одним из ведущих специалистов изобразительного искусства Великобритании. Ази был старый друг, всех земляков чеченцев, эмигрировавших из России, особенно у кого есть нефтедоллары.. Тогда все и закрутилось, тем более, что в этот катарский проект она вложила более 250 тысяч фунтов стерлингов.

Чувство беспокойства возросло. Фатима ушла в глубину огромного номера люкс для дипломатических персон и начала отмерять шаги по богатому персидскому ковру. - . "Завещание, конечно же завещание она оставит Рамзату! Но для этого нужен адрес сына. Она получит его, что бы этого ей не стоило. Время лечит, в последнем письме попытается все объяснить. Ее сын конечно благородный человек, он должен понять. В конце концов, в нем течет чеченская кровь, и зов предков должен быть услышан. Генерал не заглотил и наживку по детям полевого командира Маскадова, которых при ее содействии спрятали в Индонезии; но почему молчат из посольства, ведь она отвалила этому холую пять тысяч?!"

 

Телефонный звонок, которого так ждала, был не из Москвы, и разочарованная Фатима слушала витиеватые восточные извинения помощника эмира за беспокойство, а также предложение в 15.00 выехать на конезавод Аль Шакаб и поучаствовать в совместном просмотре лошадей. Фатима знала, что помимо жемчуга и нефти у катарцев была ещё одна статья дохода, который приносил "живой товар" - великолепные арабские скакуны, который должен быть обязательно предложен высокопоставленным иностранцам. На востоке от таких предложений отказываться нельзя и Фатима приняла его. Поездка немного отвлекла от недавних мыслей, и не утомила, потому что конезаводы находятся не далеко о города.

Госпожа Сулейманова сдержанно улыбалась, рассматривая грациозное плавание в бассейне белых красавцев с огромными черными глазами и слушала лопочущего на английском Али бин Махмуда, который по секрету и только ей, называл четырех -пятизначные цифры, разумеется в фунтах стерлингов, за купающихся скакунов чистейших кровей. Сердце опять кольнуло, Фатима взяла под руку Махмуда и попросила нитроглицерин. Белоснежные одежды араба взметнулись, он засуетился вокруг богатой пожилой женщины, так мало похожей в его понимании на англичанку. В их сторону, на полусогнутых ногах бежал слуга. В одной руке он держал переносную трубку радиотелефона, в другой упаковку таблеток.

Приняв лекарства, Фатима в пол уха слышала фырканье лошадей, плеск воды и не знакомый лепет слуги, наверное, на урду, потому что по-арабски она немного понимала. Все ее внимание было приковано к боли за грудиной, которая медленно уходила. Али бин Махмуд покорно ждал, когда госпожа возьмет трубку. По тому, как черная тень пробежала по лицу англичанки, он понял, что передаваемые вести не благостные и поспешил распорядиться подать автомобиль, предложив лично проводить госпожу Сулейманову к врачу. Госпожа отказалась и попросила отвезти ее в отель.

 

За тонированным окном Форда неслись причудливые дома в форме кофейников, небоскребы, подпирающие голубое небо. Известие о сыне Фатима восприняла спокойно. Аллах принес озарение: "гибель Рамзата перечеркнула все надежды быть прощенной здесь на земле. Остается встретиться с ним на небесах, как можно скорее!"

Ненависть, лютая ненависть к стране под названием Россия стала наполнять тело, захлестывая давно забытым сладострастием экстаза.

 

 

Эпилог.

 

Снег поскрипывал под ногами. Дорожка зимнего парка змеилась между кустами в белых, причудливых шапках снега. Серп желтого месяца бежал за двумя бодрыми еще стариками. Наконец-то деды - спортсмены успокоились, перешли на шаг, размахивая руками, и месяц картинно застыл на ночном небосводе. Отдышавшись, они не спеша, двинулись к ярко освещенному дому генерала Неклюдова.

- Алексей Алексеевич, - тот старик, что постарше, взял генерала под руку, - не спеши с рапортом.

- Нет, дорогой Иван Петрович, пора. Лучше самому, чем взашей погонят за неадекватные меры в борьбе с терроризмом. Все, отвоевался, как твоя визави из Катара, разыскивающая сына в России. Мать моего бывшего солдата, помнишь, рассказывал? Служил у меня разведчик в Афгане с медальоном матери на груди!

- Конечно помню. Некая Фатима, впоследствии госпожа Сулейменова - англичанка, что-то там с музеем исламского искусства в Катаре связано.

- Да, Сулейменова, как я товарищ Петров - Водкин. Она Фатима Адаева, по национальности чеченка 1941 г.р бывшая советская заключенная; она же "Фатима"; она же "шахиня"; она же командир базы в Пакистане по подготовке женщин - диверсантов. Много крови на ней. Страшная баба, я тебе доложу, когда ее видел, мне казалось, что передо мной старая волчица - оборотень. Вчера нашли мертвой в люксе гостиницы Sheraton Doha. Рядом с ней на полу пояс шахида и билет до Москвы. Сердечный приступ. Надо сказать своевременный!

- А вы, уважаемый товарищ генерал, говорите не адекватные меры в борьбе с терроризмом. Все новое хорошо забытое старое, - старик крепко сжал друга за локоть.

Генерал молча открыл калитку, приглашая старого приятеля в дом, и посмотрел в ночное небо. Рогатый месяц скрылся за невидимой в ночи тучкой, и порыв сменившегося ветерка известил, что январь закончился. Тем самым была перевернута еще одна страница в жизни контрразведчика Неклюдова на непрекращающейся для него войне еще с Афганистана.

 

 

 

В. Старовойтов