Курортный роман.

 

Очень короткая повесть.

 

Длительные «автономки» советских подводников заканчивались обязательным отдыхом в санаторных здравницах всем экипажем. Как правило, весь отдых сводился к экскурсиям личного состава, да жизни на берегу по распорядку выходного дня. Медицина отделывалась беглым осмотром моряков, прописывая «нарзан» и витамины. Командир и старпом использовали преференции своего положения в санатории с подводниками не ездили, а отдыхали семьями, как в дополнительном отпуске за особые условия службы. Остальные офицеры подводной лодки, в отсутствии высокого начальства, здоровье не поправляли, а усугубляли. У американских оппонентов требования медицинского освидетельствования неукоснительно соблюдались всеми сродни космическим экипажам независимо от звания и должности.

 

- Кто у кого слизал эту идею «про отдых» остается догадаться с трех раз! – Размышлял капитан – лейтенант Виталий Старов, пересчитывая в волнении оставшиеся деньги, предоставленные суровым тестем в долг в целях мутоновой шубы для своей любимой и единственной дочери, то есть Наталье Старовой.

- Столь дефицитный товар для нашей страны не может служить зимней формой одежды жене младшего офицера в принципе, - подвел итог на последнем «червонце» Виталий, и начал собираться на экскурсию к камню, на котором поэт писал про одинокий парус, ибо экскурсия была в плане замполита на день. Экипаж подводной лодки жил на отдыхе по уставу внутренней службы с необходимой нормой - подчинению старшему по воинскому званию и начальникам. В описываемых ситуациях заместитель командира по политической части был тем самым начальником.

 

Моряки под руководством замполита стали взбираться в полуденный зной на гору, а Старов устремился к питейному автомату напротив. За двадцать копеек можно было получить стакан хорошего вина. Кипарисы, словно часовые вдоль узенькой улочки, стояли на страже автоматов, у которых кроме Старова никого не было. Человек-шар в короткой импортной безрукавке с синими от наколок руками выкатился из магазина и устремился к оранжевому автомобилю марки Форд, таращившемуся фарами на винные автоматы. Утолив жажду, Виталий шагнул в затемненное пространство огромного магазина с маковкой старинного культового заведения.

 

Про магазин и его хозяина - бывшего авторитета, по городку ходили легенды. Одна из них, что в этом заведении, принадлежащем потребительской кооперации, можно приобрести старинный антиквар, валюту, золото и все, что советское государство усиленно охраняло от предприимчивой части своего населения. В каждом правиле есть исключения, которые и составляла авторитетная часть того же населения. Учитывая богатый опыт государства по взращиванию и селекции ее в тюрьмах и лагерях, авторитетов в обществе было немного, как правило, по одному на город.

 

Словно в подтверждение тому, Виталий услышал мягкое тарахтение единственной иномарки курортного городка. Значит человек – шар и хозяин магазина - одно лицо, но Старова интересовали редкие книги, и совсем не сплетни про делишки, проворачиваемые на одном из объектов советского форпоста торговли.

 

Первую половину магазина заполняли вешала и полки с разноцветным заморским тряпьем, а вторую стеллажи с редкими книги и пластинками. Посредине небольшого круга света, падающего сверху из маковки бывшей церкви, в центре зала сидела в черном одеянии старуха и держала в руках кота. Кот довольно жмурился, когда его гладили длинные костлявые пальцы, так похожие в пучке солнечного света на корни сухого дерева. Старуха не отреагировала на громкое «здравие желаю» единственного посетителя. Прикрыв глаза, она ласкала крупного котяру, стриженого зачем-то под пуделя.

 

Старову осталось пожать плечами и начать увлеченно рассматривать книги, с трепетом снимая с полок фолианты Ефремова, Куприна, Ж. Верна… Глаза разбегались, а книги уходили стройными шеренгами ввысь и превращались в единый ковер дорогих переплетов. Обернувшись, словно кто-то окликнул его, Виталий увидел на стеллаже, между толстыми томами Фаулза и Ахматовой, золотые буквы: «МИХАИЛ БУЛГАКОВ» и обмер.

 

В голове колыхнулась яркая картина одной лаборатории НИИ подводного кораблестроения в Ленинграде. В последствии Виталий долго не мог забыть ту теплую атмосферу с молодыми учеными - сверстниками; веселое обсуждение изумительного лозунга под чай с коньяком: «Сделал дело - не забудь уйти», красовавшимся кумачом на входной двери…..Неожиданно Старов вспомнил щемящий запах духов «Опиум» милой Лизоньки, позвавшей его к микроскопу, пока после чаепития механик и их зав.лаб углубились в проблему доработок гидравлики первого отсека. Перед глазами бежали мелкие строчки самиздатовского «Мастера и Маргариты», и Виталий с жадностью пожирал их, впадая почти в гипнотический транс от таинства прочитанного, от состояния неведомой свободы удивительной лаборатории и головокружительного запаха, нимбом нависшего над шелковистыми русыми волосами молодой девушки. Механик уехал, а они остались. Виталий под утро дочитал роман, и они брели с Лизонькой по Заневскому, взявшись за руки. Говорили о писателе, о его безумной смелости написать такое произведение в условиях сталинского режима; осторожно дотрагивались до чуждой тогда темы о Пилате; весело вспоминали о проделках великого мистификатора в Театре Варьете. Старов театрально вскинув руку с зажатой запиской, громко декламировал полюбившиеся строки: «Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым». Лиза мило смеялась, и было хорошо, как бывает хорошо, только двоим молодым людям в белые питерские ночи.

Дурачась, старлей с таинственным видом высказал предположение, что Воланд – генерал КГБ. Шутка не прошла, глаза Лизоньки сделались серьезными, взрослыми и вмиг уставшими:

- Вы либо, дурак, либо провокатор! – Каблучки Лизоньки зацокали по мокрому асфальту. Старова хватил столбняк от ее резких слов, и он остался стоять посреди улицы с открытым ртом. Девушка, не оглядываясь, свернула в черный проем арки и исчезла навсегда, а с ней улетучился и едва уловимый аромат духов, оттеняющих ее природную нежность.

 

Предавшись воспоминаниям, Виталий, с восхищением рассматривал волшебную книгу в черно-золотом переплете и не услышал легкого звона дверного колокольчика.

 

- Вы любите Булгакова? – приятный грудной голос за спиной заставил оглянуться.

Шляпа с большими полями закрывала часть лица с нежным изгибом высокой шеи в дорогом колье; слегка полноватые руки в белых перчатках до локтей красиво лежали над легкой выпуклостью ровного живота в обрамлении вечернего платья, грациозно спадающего до пола. О своем величии, грациозности, а главное о желании ее, она моментально прочитала в восторженном взгляде, который медленно раздевал. Видимо симпатичный парень знал толк в женщинах, если умел так смотреть на незнакомок. Ее, как опытную женщину, открытие подобного не обидело, а наоборот порадовало. Влюбленность, как преамбула курортного романа, при настоящей разнице в возрасте заканчивается только постелью. Они вмиг оба поняли, что это должно произойти непременно, но светский вид дамы и воспитание советского офицера обязывали их выдержать рамки приличия.

 

- Любить не любить произведения Булгакова нельзя. В них заложено непостижимое таинство, их надо бережно читать и хранить, - он произнес фразу машинально, соображая только лишь о возможности или невозможности очередной искрометной близости. Совершенно непостижимая для сравнения мысль скользнула в большом полушарии и чуть не сорвалась с уст: «Так гардемарины влюблялись в Великую Елизавету», но его перебили.

- О, а Вы актер или писатель?

- Нет к сожалению. Капитан – лейтенант, в звании и вся профессия.

- А я просто женщина и хозяйка этого заведения, - красивые губы разомкнулись в милой улыбке. Протянула величественно руку: «Галина Михайловна».

- Виталий, - поклонившись, Старов прикоснулся губами к запястью. Знакомые до боли духи обдали притягательным облаком «Опиума». Мозг судорожно работал в одном направлении; все присказки, сказки, легенды о страсти и чувственности бальзаковских женщин сплелись в одну паутину в центре, которой оказался он. Только не упустить, не сказать глупость, не допустить пошлости.! О ---- о! Боже, только не это! - И Старов сунул руку в карман.

- Гала, Галчонок мо--эй! – Громкий начальственный голос с кавказским акцентом требовал: «Ма—ма, гдэ О—нэа?

Виталий выпрямился и сквозь проем стеллажа увидел, взметнувшееся в их сторону в потоке солнечного света, падающего сверху, корневище длинных пальцев старухи.

Человек – шар стремительно развернулся и покатился в тень книжного раздолья.

- Племянник от первого брака, Виталий! Мой муж Серго Георгиевич! – Ее голос был спокойным и ровным.

Снизу вверх на Старова смотрели пронзительные маленькие глазки. Рука невольно оказалось в сильных и горячих ладонях, встреченных кавказским рукопожатием.

- Виталий морской офицер. Капитан – лейтенант. Отдыхает в местном санатории. Очень любит книги.

- Да, особенно Булгакова. В Мурманске его книг не достать, да что в Мурманске, Ленинграде тоже, пытаясь с правиться с нахлынувшим волнением, быстро проговорил Старов.

- До --- стать можно все, если сильно за --- хо --- теть, молодой человек, - пропел Шар и обвел руками пространство. – Я видел на фотографии вашего дядю. Он был достойный человек?! – Взгляд-буравчик пронизывал.

- Какого лешего я здесь ломаю комедию! Какой племенник, какой дядя был, и где? Извиниться и уйти…, - но бросить женщину, которую уже раздел, пусть пока в мыслях, Старов не мог в принципе.

Пауза затягивалась. Изящным взмахом руки Галина Михайловна сняла шляпу; роскошные рыжие волосы волной упали на узкие плечи; из прекрасных, синих глаз – озер в обрамлении милых морщинок на Виталия полилось столько нежности, капризного укора и обаяния, что он не мог не подыграть и, кабы раздумывая, заговорил: «Вполне, вот с волей…"..

Она, одарив находчивого офицера благодарным взглядом, взяла его под руку и громко сказала: «Брат моего первого мужа, Александр, пусть земля ему будет пухом, прояви волю, и, бросив злоупотреблять алкоголем, возможно из рядового журналиста одного из Ленинградских журналов стал бы редактором Невы».

- Вот это женщина, да ей только в разведке служить с восторгом, - подумал Виталий и чуть посильнее, чем того требовал этикет, прижался спиной к высокой груди.

- Да, там где кончается воля, начинается бэз -- волее! – Палец вскинутой руки подлетел к самому носу Старова. Затем рука - кувалда опустилась на плечо, и с силой сжало его.

- Хорошо Виталий, дарю вашего Булгакова и приглашаю на крестины внука одного замечательного человека!

- Простите Серго Георгиевич, но у меня иные планы на вечер, тем более, что замполит экипажа…., - Старов попытался вежливо отказаться. Сначала в маленьких глазках Серго проскочила искра удивления, а потом нижняя губа, как у подворотнего блатаря, выпятилась вперед вместе с квадратных подбородком, и сердитый голос произнес: «От моих приглашений никто не отказывается. Гаэлла, объясни своему плэмя --- нику о правилах гостей в моем доме! И еще Виталий с Вас хороший тост. Тост для Кавказа, что морэ для моряка. Так?!»

Старов почувствовал, несильный толчок в бок.

- Не сердитесь, мой отказ мнимый. Форма этикета, если позволите. Не более того. Я давно хотел побывать, допустим, на грузинской свадьбе, а здесь такой случай. - Спасибо. Только надо съездить в санаторий переодеться, а то..., - Виталий оттянул футболку и рассмеялся.

Взгляд потеплел, и человек- шар ласково потрепал Старова за шею: «Выглядишь, как хиппи. Парадную форму одень и приезжай на 10 киломэтр по дороге к Бештау . Знаешь? Гэлла дай Виталию свою машину. Ма—ма, собирайтесь едем!».

Она протянула ключи, чуть дольше положенного задержала его ладонь и тихо сказала: «Я буду ждать».

 

Стриженный кот юркнул на половину с книгами.

- Как он ее назвал? Прозвучало как Гелла. Ге -- лла, где он слышал это имя? - Виталий пытался судорожно вспомнить, сделал шаг назад, раздался кошачий вой. Нога судорожно дернулась с мерзкого хвоста; книга выскользнула из подмышек и, раскрывшись, рухнула на пол.

- Мама, сколько раз можно просить не оставлять Артемона одного в зале магазина, и не стричь его так сильно. Корзину с вином заберем с собой. Пока, мой мальчик! – Она махнула Виталию и заступила за стеллаж, ближе к солнечному кругу.

 

Старов бережно поднял книгу. В глаза бросились строки на открытой странице: «Глава 24. Извлечение Мастера», – пробежав первую страницу глазами, Виталий с волнением произнес: «Спасибо за подсказку, вот и Гелла». Поцеловав, черно-золотистый переплет книги, - Старов радостно устремился к выходу, под ненавистный взгляд горящих глаз.

Уткнувшись бампером в громадный Форд, Виталия поджидал красный «Жигуленок». Все девятки номера говорили об избранности хозяина авто.

 

В окружении серебристых елей, в прохладе ниспадающей с гор, на ярко совещенной террасе бархатистый голос французского шансонье заставлял медленно двигаться красивые пары. Одна из них была особенно хороша. Почти в профессиональном танго стройный капитан –лейтенант в белоснежной тужурке вел в танце изумительную партнершу. Все знали, что ей около 35, но бархатная кожа, обворожительный взгляд синих глаз – озер, грация, волновали молодых и пожилых, заставляя напрочь, забыть о ее возрасте. Узкий круг присутствующих гостей знал, что третий год подряд, они будут скоро отмечать 39-летие прекрасной Галины Михайловны.

- Нравиться, кацо? – Серго, обняв за плечи седовласого, крупного старика со значком лауреата государственной премии СССР на лацкане дорого пиджака, налил в высокий хрустальный фужер рубинового вина.

- Она, божественна, правда! Старик пригубил и громко крикнул: - «Браво!»

Гости встали за столом и восторженно зааплодировали. Взявшись за руки, Старов и Галина Михайловна театрально раскланявшись, под несмолкающие аплодисменты заняли каждый свое место за большим, мастерски сервированным столом: она подле мужа по правую руку от властного старика, а Виталий в дальнем конце стола между директором музея и его дочерью, старой некрасивой девой.

 

Серго поднялся, его мощный торс, затянутый в фиолетовый пиджак, закрыл зарумянившееся лицо жены, и только ее пальцы выдавали волнение легким постукиванием по салфетке.

- Друзья, слово предоставляется племяннику моей супруги - подводнику с Северного флота капитану-лейтенанту Виталию Старову.

 

Старов отчетливо услышал наступившую тишину. В голову ничего не приходило кроме строк, прочитанных уже в номере : «Слушай беззвучие….Я знаю, что вечером к тебе придут та, кого ты любишь..». Он понимал, что понравившийся тост расположит к себе сурового Серго и притупит его бдительность или наоборот.

Одобряющий взгляд вынырнул из под малинового пиджака, и капитан - лейтенант заговорил: «Для меня, по сути странника, в силу профессии, каждый город имеет то лицо, какое имеет мечта его жителей, то родное для всех нас, что составляет нашу, самую сокровенную мечту - мечту о вечной жизни и любви, - его сильный и чистый голос несся в ночи, - большой любви к Родине, родителям, женщине и конечно детям. За дорогого малыша, маленького Иосифа – внука многоуважаемого хозяина удивительного города, лауреата государственной премии СССР, Ираклия Аркадьевича Гурами!"

Старик поднялся и пошел с распахнутыми руками навстречу Виталию; принял капитан-лейтенанта в объятия и, троекратно расцеловав, громко обратился к гостям: "Благодарю! Вы, товарищ капитан-лейтенант, можете каждый год приезжать в наш город! Считайте с сегодняшнего дня себя его почетным жителем, пока я здесь градоначальник. А захотите перевестись на Черноморский флот, поможем!»

 

Она стояла спиной, прислонившись к Кипарису, уходящему в черноту ночи и смотрела на остров света, богатства и веселья. Голова от выпитого слегка кружилась, а шея, грудь горели от страстных поцелуев этого сумасшедшего подводника. Грусть - спутница женского возраста тихо нашептывала внутри: «Ты хороша, востребована, тебя можно любить еще. Твое тело забыло настоящую нежность, но возможно это последний шанс не упусти его….».

-Муж, а что муж?! Ее держит подле него только страх, привычка и деньги.- Галина Михайловна зажмурилась, выжатая слезинка скатилась по щеке, она глубоко вздохнула и пошла навстречу женщинам, спускающимся с террасы к фонтану.

 

В беседке пьяный Серго уже без малинового пиджака, обняв двух молоденьких племянниц Гурами, кричал: «Девушка не умеющая приготовить мужчинам Хаш не имеет права выходить замуж».

- А, что такое Хаш, дядя Серго, мы не – мес - тные, мы мос – ковс - кие! - Девчонки весело смеялись.

- Нэучки. Чему Вас учат в столице нашей Родины. Вай! Хаш, этот дивный спутник солнечного утра, когда весь организм просит утешения после трудной праздничной ночи, этот шедевр похмельной кулинарии, приправленный остреньким соусом с маленькими песчинками черного перца! Посы---паэм, посыпаем! –по ночному саду разлетался в разные стороны девичий визг и смех.

 

Старов, уединившись среди благоухающих роз цветника, разбитого в торце двухэтажного белокаменного особняка, лежал на скамейке и смотрел в черноту неба. Его парадная тужурка обнимала диковинный куст в лучах падающего от дома света, наполненного весельем. Мысли разбегались, и собрать их Виталию не удавалось. Галина, оставшись на этой самой скамейке с ним наедине, дала возможность целовать себя. Распалив его страсть, она ударила Старова по рукам, когда он в глубоком разрезе платья подобрался к кромке черного чулка. Вторая попытка закончилась тем, что Галина Михайловна молча встала и ушла.

 

- Виталий поднимайтесь ко мне в кабинет. Там за углом лестница, если Вам ближе по понятиям - трап, то пожалуйста по трапу наверх. Я жду Вас! - створка открытого окна захлопнулась и седая голова хозяина дома скрылась за портьерой.

 

Провалившись в мягкое кожаное кресло, Виталий впервые в жизни пил настоящий кофе. Старик подошел к бару, достал коньяк, маленькие стопки и громко сказал: «Знаете, Виталий, счастливый человек по настоящему тот, который может сказать правду, а Вы, товарищ капитан – лейтенант всегда говорите правду?».

Старов подхватил дольку лимона и, не задумываясь, ответил, что не всегда. Седые брови удивленно поползли вверх.

- Уважаемый Ираклий Аркадьевич, если совершенно искренне - врать приходиться, чтобы не быть белой овечкой. К сожалению, но на флоте теперь так! Вас интересует в этой связи вопрос, что связывает советского офицера и Серго, судя по его не боцманским наколкам? Докладываю, что оказался в вашем гостеприимном доме исключительно по воле Галины Михайловны. Всего восемь часов назад я встретил ее впервые в магазине, когда рассматривал немыслимо дефицитную на севере книгу М. Булгакова. Совершенно неожиданно меня представили Серго Георгиевичу, как племянника первого мужа только за тем, чтобы пригласить к Вам, но..., - осторожно начал Виталий, полагая, что Старик видел их сцену в саду, а теперь, уточнив по телефону, что Старов не политработник и не особист, даст команду выбросить его за ворота. Картина печального завершения вечера была ужасающей. Выхода не было, оставалось лишь рассказать правду и просить дать возможность уехать без скандалов, потому что противостоять Серго равносильно битве с носорогом.

 

Старик действительно наблюдал из окна и видел Галину. Оставив женщин у фонтана, она быстрым шагом направилась в глубь сада, но кто был ее избранник на сей раз, Гурами не знал. Неожиданный гость сам раскрыл тайну, не ведая, что принес своиим откровениями тихую радость старику.

Как-то и само собой разговор перешел на творчество Михаила Булгакова. Рассказчик Гурами был великолепный. Он повергнул в шок изумленного Старова о неизвестной стороне жизни великого, но недоступного писателя - о его пристрастии к наркотикам.

Виталий, слушая ровный голос с небольшим кавказским акцентом, почему верил, что ничего страшного не должно случиться не сегодня и не завтра, а послезавтра он покинет гостеприимное пятигорье и забудет небольшой инцидент увлечения замужней женщиной.

 

Присев на край большого дубового стола, Гурами рассуждал: «Иешуа в романе Булгакова - это не библейский Иисус, он обычный человек, немного странный и совсем не злой, который смертен и испуган перед властью римского прокуратора. Однако это не мешает ему говорить только правду, ибо ложь, по его мнению, тяжкий грех, даже во имя спасения самого себя. Вера в добро главное определяющее качество Иешуа. Его главный постулат - человек вышел из рук создателя добрым: "Злых людей нет на свете, есть люди несчастные».

Он замолчал, потом мягко сказал:

- Виталий, у вас впереди долгая жизнь. Не растрачивайте ее напрасно, потому что несчастными мы себя делаем сами. Я старый человек, вижу, что Галину снова попутал бес. Она взялась искушать, чтобы погубить хорошего человека. Держись от нее подальше. Ее красота дьявольская, по себе знаю. - Гурамми тяжело вздохнул. - Теперь тому - расплата за страсть пятилетней давности в необходимости приема в своем доме ублюдка – мужа, который напоминает еще одного героя романа "Мастера и Маргарита".

 

Дверь кабинета без стука открылась, вошла мать Серго. Она наклонилась к уху старика и тихо заговорила по – грузински, не отрывая пронизывающего взгляда от Старова, потом, пригрозив ему сучковатым пальцем , скрипучим голосом проклокотала: "Держись от Геллы подальше, плэ ---мя -- ничек!"

Виталий вскочил, заливаясь краской, но Гурами властно приказал ему сесть. Затем выпроводил старуху из кабинета, извинившись, быстро набрал номер телефона: «Да машину подать, как обычно к трапу»!

 

Виталий Старов проснулся от стука. Тарабанил замполит, и орал на весь коридор санатория: «Открывай, пьянь! У тебя через час политзанятия с матросами».

Пришлось вставать. Утро несло радость курортного города в открытое окно разноголосицей отдыхающих.

На подушке в лучах солнца играл рыжий локон. Виталий аккуратно взял его в руки и поднес к губам, нежный запах «Опиума» заставил улыбнуться. На подоконнике лежала книга в черно - золотом переплете.

Старов открыл дверь. Ворвался грузный замполит и начал размахивать руками: «Нарушаете, товарищ капитан лейтенант! Где был сегодня ночью!

- У Воланда в гостях!

- А кто это? – Замполит уселся толстой задницей на ее подушку, прихватив со стола бутылку «Нарзана, глотнул и приготовился слушать разного рода приключения капитан-лейтенантов и просто лейтенантов.

- Генерал КГБ! – С усмешкой бросил Старов и, накинув на мускулистые плечи бархатное полотенце, пошел в ванную комнату.