Я жду тебя и гневаясь, и плача, Но в дверь стучат лишь капельки дождя. Твое посланье ничего не значит, Коль не придешь ты пять минут спустя. Ты говорил: “Быть пленником улыбки Чарующей твоей – есть вечный рай, Волшебный голос твой прекрасней скрипки, Хоть Паганини сам на ней играй. Глаза твои как камни дьявольскИе Порой блестят лукаво из-под век, А иногда как дебри колдовские Затягивают вглубь спокойных рек.” Ты мне признался, дождь тому свидетель, В любви до смерти памяти людской, И клялся после ссор, слетая с пЕтель, Что первый поцелуй мой, будет твой. Тебе я жду и гневаясь, и плача, Читаю вслух в десятый раз строку: “Я проводить приду тебя, – ты начал, – Я твой навеки, – и в конце – Люблю!” Уже пора, уже все наготове, А я стою прижав к груди письмо. О, если б дело было только в слове И ожиданье легкие б не жгло. Я ухожу, вини потом себя же, Что не простился с “ангелом” своим. Отныне буду с остальными тверже, Чтоб не сменить один мираж другим. О, боже, он пришел какое счастье, Его бы надо милости лишить, А не раскрыв ему своe безвластье Навстречу сердцу милому спешить. Взамен обиды, теплые объятья, А вместо гнева добрые слова. Ах, как могла его так обвинять я. Ведь рвал он эдельвейсы для меня. Он поднял на руки меня, как фею, Шепча на ухо жаркое “люблю”. Я нежно обняла его за шею, И подарила первый поцелуй. |