ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА ОСТАПА БЕНДЕРА

О ВЕЧНОМ ЖИДЕ

 

И был век, и был год. И ровно две тысячи их пролетело над этой землёй, над теми кельтами, германцами, римлянами, тевтонами, чтоб упереться в контингент, который прорвался, просочился, встрял в эту неведомую Европу и взял её, как те римляне, употребил, как Наполеон, и решил чувствовать себя на своём месте.

И брались приступом доселе неведомые никому «amt“-ы, где на каждое „warum“ выкладывались свои справки, где веско и с достоинством предъявлялись права на жильё, не уступающее ничем вилле Круппа, где пылко отстаивали свои священные права на болезни, отдых, забыв о труде. И держались люди «с этого контингента» с большим достоинством, и не было среди них никого ниже доктора наук, главного инженера или же , на худой случай ,бизнесмена из ещё той жизни.

И веско судили они о новой жизни, вникая и проникая в неё то в виде маклера, предлагавшего своим всего за какие-то пару тысяч адрес квартиры, взятый из рекламной газеты, то страхователя от ущерба от 33-го лица и прочая и прочая.

И были то варвары для местных аборигенов, которые на тарабарском немецком наречии всё более заглушали пение струй великого Рейна и вздохи бедной Лореляй. А были все они беженцами, побросавшими в спешке в багаж все свои бриллианты, только и успев перевести на счёт в Люксембургском банке за безделицу в 120 кв.м. в Москве, только и успев унести свои ноги, амбиции и претензии.

И поток этот не иссякал, пока не выбросил на тот берег еврея в белых штанах, которые купил он «по случаю восемьсот лет назад в Палестине у какого-то рыцаря, отвоевавшего гроб господень», ибо был это Вечный Жид, о котором упоминал ещё Остап Бендер в «Золотом телёнке». И порубали его ещё в 1919 году на берегу Днепра петлюровцы. «И Вечного странника не стало».

И было так всегда. Всегда восставал он, чтобы быть и быть кому-то укором, колоть глаза, бередить душу, скитаться и пропадать.

Ан, гляди, опять восстал и стоял в Ausländeramt“е в комнате № 201 перед непреклонным служителем и загадочным компьютером, выдававшем на своём экране все точные сведения о посетителе, который уже «около двух тысяч лет шатался по всему миру, поражая всех своей живучестью и сварливым характером. Его видели множество раз. Он присутствовал на историческом заседании, где Колумбу так и не удалось отчитаться в авансовых суммах, взятый на открытие Америки. Ещё совсем молодым человеком он видел пожар Рима...» А компьютер безупречно выдавал, что трудился посетитель на великих стройках коммунизма за проволокой на Колыме, таскал полосатую робу в гетто города Балты в 1942 году, побывал в космополитах, был изгнан из сельскохозяйственной академии за лженауку генетику – проститутку империализма и что пересёк границу Германии в 1995 году.

А теперь стоял он и вникал, что хотят от него: справку из Jüdische Gemeinde, что он Вечный Жид – еврей. Узнав, где находится в городе синагога, поспешил он туда, дабы успеть и получить сегодня же вожделенную бумагу.

Дорога его пролегала через весь город, и где-то на середине пути попал он на обширную площадь перед театром, которая была уставлена белыми палатками. Какие-то смуглые гортанные люди возносили вверх знамена и плакаты, на которых были слова в поддержку неких курдов. Герой наш понял, что люди эти именно те самые курды. Потом он в ужасе рассмотрел одну из фотографий, где были изображены турецкие солдаты с отрезанными головами своих исконных врагов в руках. Его гостеприимно начали приглашать в хоровод, который длинной лентой топтался между палатками, но он спешил, он бежал вперёд.

-2- Однако через два квартала его придержали два представительных отрока, держащие в руках раскрытые яркие книжки, на странице одной нашего героя привлекла иллюстрация, где красивый молодой человек с аккуратной бородкой воздевал в гору руки. Это показалось ему до боли знакомым. А отроки уже окружили его и, назвав себя Свидетелями Иеговы, начали пылко охмурять, приглашая влиться в их священное воинство, а узнав, что он Вечный Жид, пали на колени и воздели руки, как тот красивый молодой человек на иллюстрации.

Но он спешил. Он знал, что его ждёт Синагога, которая раскроет ему свои врата, как тот первый храм Иерусалима, разрушенный римлянами.Больше его ничто не отвлекало. Он поспешил и вот оказался уже в святая святых.

Перед дверью главного вершителя и вседержателя он столкнулся с двумя такими же соискателями. Столкнулся и затосковал, поняв, что дело его не простое, что дело его «швах».

Те же два соискателя уже побывали за дверью. Один их них, который держал уже в руках вожделенную голубую бумагу, оказывается был по матери, второй же с кислой физиономией – по отцу.

-Как же так, Фёдор? – вопрошал первого второй. – Ходил ты там в русских, в членах партии, всё имел, на первых местах...

- Ну и дурак ты, Иосиф, - по привычке важно поучал второго первый, - ты и там был евреем, ты и здесь лопухом.

Тут нашего странника пригласили войти и без предисловия предложили показать бумаги, подтверждающие его еврейство.

Герой наш не внял этому и, отрекомендовавшись Вечным Жидом, начал живописать свою родословную буквально от Адама и Евы, плавно переходя от египетского плена к времени разрушения второго Иерусалимского храма, после к эпохе расцвета Испанского халифата и еврейской общины в Амстердаме. На что ему более настойчиво предложили не отвлекаться, а всё же предъявить документы.

Тогда, покопавшись в своей затрапезной сумке, начал извлекать он одно за другим вещественные доказательства и предъявлять их.

Первым пошёл в ход свиток из Кумранской пещеры, в котором упоминался отец нашего просителя Иезекииль, завещавший сыну двадцать пять овец. Потом был лист пергамента, подписанный каким-то Иосифом Флавием и озаглавленный «Иудейскими древностями», где упоминался он в числе отважных воинов отряда Бара Кохбы. Потом шла долговая расписка, подписанная им и выданная на имя Христофора Колумба.

Всё это проверялось аппаратом и тут же отвергалось за отсутствием пятой графы с упоминанием слова еврей. Тогда был подвёрнут правый рукав, где на тыльной стороне руки отчётливо значился пятизначный номер, оставленный на память эсессовцами в украинском гетто, на что последовало пожатие плечами и было ещё раз предложено всё-таки принести метрику. Потом было вежливое, холодное пожатие руки и сопровождение до дверей.

Как в сомнамбулическом сне нетвёрдой походкой вышел наш Вечный Жид из священного заведения и поплёлся в никуда. Шёл он, не разбирая дороги, как вдруг, неожиданно для самого себя оказался на той театральной площади, где всё так же длинной лентой топтался хоровод. Всё так же реяли знамёна и плакаты, так же звучали пламенные гортанные речи тех самым курдов.

Он стоял и отстранённо пропускал через себя бой барабанов, однообразные заунывное визжание флейт, как вдруг кто-то мягко и ненавязчиво подтолкнул его и вплёл в живую ленту хоровода. И он начал топтаться вместе со всеми. А хоровод всё более убыстрял темп. Удары барабанов слились в один последний гул, флейты рвали сердце. Он нёсся за всеми, а сердце рвалось наружу, а воздух не успевал выталкиваться

из груди, а пелена застилала глаза и пот, холодный смертельный пот пеленал всё его тело. А ноги... а руки... а глаза... И он рухнул и остался там внизу, где была уже земля. .Хоровод распался и замер вокруг. Потом его бережно подняли и, прикрыв знаменем, понесли высоко над головами. Машина «скорой помоши», прибывшая вскоре, констатировала смерть, а полицейские в протоколе в графе «Фамилия» обозначили «неизвестна», а в графе «Национальность» – «Курд».

Так ушёл из истории Вечный Жид, не принятый братьями-евреями, но принятый братьями-курдами.

И хоть все мы братья на этой земле, а всё-таки жаль, что на частицу вечности стало для нас с вами меньше.

 

Апрель, 1999.