В Е Ч Е Р А Н А Х У Т О Р Е Б Л И З Г Е М А Й Н Д Ы

 

«Это что за невидаль: «Вечера на хуторе близ гемайнды»? Что это за «Вечера»? Ещё мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дёрнула же охота и меня потащиться вслед за другими». А вам же, развесив уши, слушать, кого ни попадя. И окрутили самозванные витии доверчивых жителей деревеньки на Дюсселе своими презентациями, которые вернее бы прозвать претензациями. Ан гляди, что ни «вечер» – то другой краснобай распинается почём зря. И задаёт – то тон один. Который глядит на меня каждый день из зеркала и кривляется, и подмигивает, и арии исполняет... И разодет-то, как хлыщ какой-то – в смокинге да при бабочке. Тиснул-то всего-то одну книжонку дохлую, а уже ходит Гоголем, прописал сам себя в авторы, Schriftsteller‘ы бусурманские, да поучает всё, поучает... А кто его остановит? Его? То бишь меня? А никто. Пока ни выговорюсь, ни подмечу, ни сбрешу ради красного словца – не дождётесь. «Ещё был у нас один рассказчик; но тот выкапывал такие страшные истории, что волосы ходили по голове». Тот тоже в Гоголях ходил, да с «Вечерами на хуторе близ Диканьки» носился.

Нашему же хутору хоть и немного годов ещё, а своих историй уже набралось не менее. А лежит хутор тот вокруг гемайнды, что в деревеньке на Дюсселе. „А как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге» номер сорок шесть, да никуда не сворачивая, да на нашу ярмарку. Хоть далеко ей ещё до Сорочинской, а шуму и гвалту не менее. Так что слушайте теперь. И вечеров у нас не меряно, и писак по два на каждого. Да ходят все Гоголем и пекут свои небылицы наперегонки. А что до названия, то лучше, чем у самого Гоголя, – всё одно не будет. Бери только и подставляй. Да, тут и подставлять не надо – сами все лезут туда, распоряжаются уже, пером водят. Только поспевай за ними – нам записывать, вам же читать или, рот раскрыв, слушать.

 

« ZAKOLDOVANNOE MESTO»

 

Знаете ли вы Münsterstrasse? Когда вольно и плавно мчит она полные людские воды свои от Nordstrasse и пропадает там вдали на подступах к озёрам Ратингена.

Редкая птица долетит до середины её. Ан гляди! Наш брат уже тут как тут. Стоит на Münsterplatz и гадает: куда ему податься? Тут, если подняться чуть на цыпочки, – увидишь купол синагоги, если двинуть налево, можно заказать хорошее Reise, но ноги твои сами тебя несут в Praxis самого доктора Ципермана. Тем более, что все уже там. И уже давно.

В приёмной доктора колышется жаркая масса всё ещё живых человеческих тел. Всё накалено – до предела. И если бы в ваших руках оказалась бы простая лампочка, то она вспыхнула бы от этого нечеловеческого напряжения. Вы задаёте простой вопрос и понимаете, что допускаете страшную ошибку. Какой последний? Кто последний? Да они здесь с понедельника! Сегодня какой день? Четверг? Идите... Те, кто на лестнице, – со вторника. Они вам скажут, где со среды. Своих с четверга вы находите за два квартала и пристраиваетесь за ними уже за углом. Впереди у вас четыре дня для того, чтобы миновал кризис, чтобы организм сам справился с коварной болезнью, чтобы через квартал сросся перелом, а на втором пропала экзема, мучившая вас треть жизни. Уже на лестнице перестают шататься ваши парадонтозные зубы. И в Wartezimmer вы, услышав свою фамилию, вдруг в ужасе бросаетесь прочь, осознав, какой опасности вы сейчас избежали. Вы уже совсем здоровый. Спасибо, доктор, за всё! Что обошлось без операции, что не направили вырвать лишние зубы, что не успели обратить своё внимание... Спасибо за внимание.

Вы бежите, всё ещё оборачиваясь с опаской, но постепенно успокаиваетесь. Избавление позади. И слава богу, что оно вас не настигло.

Да, редкая птица долетит до середины Münsterstrasse, но вам повезло