Л41 «Мы с тобой Макаренкн» — первая повесть молодого севастопольского литератора Михаила Лезинского. Два года назад в Крымиздате вышла книжка М. Лезинского «Они зажигают огни» с подзаголовком: «Из дневника рабочего». В своей новой книге автор пишет о том ,- что хорошо знает - о работе комсомольской бригады электриков-монтажников, прокладывающей в одном из отда¬ленных районов Крыма воздушную силовую линию. Но главная трудность для опытных монтажников не в этом. В бригаду прислали на трудовое воспита¬ние двух тунеядцев — Лукьяненко и Скрипичкину. Насколько успешно справились ребята с необычной для них ролью воспитателей, и рассказывается на страницах повести с присущими автору легким юмором и доброй усмешкой. Лезинский Михаил Леонидович Повесть Редактор М. Мигуноеа. Художник П. Чистилин. Художественный редактор Р. Голяховский. Технический редактор Л. Фисенко. Корректор В. Ларисс. Сдано в набор 31-1 1964 г. Подписано к печати 12-1II 1964 F. БЯ 00075. Бумага: 79Х90!/аа Объем: 4,75 физ. п. л., 5,56 усл. п. л. 5,65 уч.-изд. л. Тираж 15ООО экз. Заказ К» 481. Цена 27 коп. Издательство «Крым», Симферополь, Горького, 5. Крымоблтипография, Симферополь, проспект им. Кирова, 32/1 МЫ С ТОБОЙ МАКАРЕНКИ «КОНСТИТУЦИЮ НАРУШАЕТЕ, ТОВАРИЩ НАЧАЛЬНИК?» Оборудование для строительства воздушной силовой линии привезли ночью. Машину с прицепом нужно было разгрузить немедленно. До утра она должна успеть сделать еще одну ходку в Евпаторию и обратно. — Позже приехать не мог? — спросил шофера техник строительства Игорь Мартьянов. Шофер Геннадий Сафонов смущенно тряхнул кудлатой головой и развел руками. — Пока этот подписал, пока тот... Пока то получил, пока сё... — Ладно оправдываться ,- буркнул Игорь и, натянув спортивный костюм, выскочил из палатки «поплескаться водичкой». Назад он возвратился бодрый и подтянутый. Спортивный костюм ладно сидел на его стройной фигуре, и сам Игорь сейчас скорее по¬ходил на гимнаста-разрядника, чем на начальника монтажной группы. Люди такого типа осо¬бенно нравятся девушкам. — Что ж ты стоишь? — упрекнул он Сафонова, который в нерешительности топтался посреди палатки. — Поднимай ребят! Монтажники спросонья чертыхались, бешено встряхивали головами, и казалось, никакими силами их сейчас не поднимешь с кровати. Мартьянов ходил от одного к другому и шептал в самое ухо: — Понимаешь, надо. Всего одна машина. Понимаешь, раз-два и все. Одна. Всего одна машина. Раз и... Подошел к Снегиреву. — Понимаешь, Коля... — И-н-н бы жи-нды, — бурчит Коля и переворачивается на другой бок. Игорь умело расшифровывает фразу. Она может означать только одно: «И надо же обязательно ночью». — Ты понимаешь... — старается вразумить Снегирева Мартьянов. — Да проснись же ты наконец! Недовольный Снегирев шепчет про себя какие-то «марсианские» слова и, не открывая глаз, ищет штаны. Вид у Снегирева смешной. Непокорные вихры, как усики радиолокационных антенн, направлены в разные стороны. Он старается прибить их ладонью, но тщетно: с его жесткими волосами даже парикмахер не в состоянии справиться. Вот Снегирев нащупал свои брюки, и Игорь, удостоверившись, что Николай не только встал, но и проснулся, подходит к другой кровати. — Олег! Олег! Синельников! — Чего? — недовольно спрашивает Олег, слегка приоткрывая один глаз. — Ну, чего? — Вставать надо. Машина пришла. — Да, да, — говорит Олег и натягивает на голову одеяло. — Эх ты, — взрывается Игорь, — а еще комсорг. — Комсорг. ну и что ж , что комсорг? — пересиливая сон, спрашивает Синельников. — По-вашему, если комсорг, то и спать не должен? — Вы бы Митрича подняли в первую очередь, — советует Мартьянову Сафонов. — Митрич вам создаст обстановочку. «Действительно, как я раньше об этом не подумал», — мысленно упрекнул себя Игорь. Григорий Волков, или, как его называли в бригаде, Митрич , обладал громовым басом. Бригадные остряки на полном серьезе утверждали, что «на охоте Митрич обходится без ружья. Увидит он, к примеру, зайца да как крикнет: «Стой! Стрелять буду!» — косой сразу падает как подкошенный —- разрыв сердца. Да что там заяц — мелочь. Вот однажды Митричу повстречался медведь...» Вот такие разговоры ведутся о Митриче. Кроме «шаляпинского» баса, Григорий Волков обладал еще и многими другими достоинствами, более существенными, с ними мы познакомимся в свое время. Проснувшись и узнав, в чем дело, Волков вскочил, набрал в легкие побольше воздуха и крикнул: — Хлопцы! Подъем! Хлопцы повскакивали с кроватей, захлопали глазами, ругнулись и стали одеваться. Машина простаивает? Простаивает. Значит, надо сгружать. Монтажники хоть и со сна, на поняли это сразу. Через минуту до Игоря донеслось: — Какого черта... — и еще что-то в том же роде. Разгрузка началась. — Ну, а ты? Особого приглашения ждешь? — Мартьянов подошел к кровати Жоржа Лукьяненко. Лукьянеико не спал. Он с ухмылкой взглянул прямо в лицо Мартьянову и произнес, старательно отделяя слово от слова: — Конституцию нашу изволите нарушать, товарищ начальник? — Какую конституцию? — не понял Игорь. — Обыкновенную. Советскую. Кровью добытую в боях революционным пролетариатом. Забыли, что сказано там о труде? — Помню. — И об отдыхе? — Гм... ты это к чему? — А к тому, извините-подвиньтесь, товарищ начальник, что свои семь часов я еще днем отработал, а сейчас имею все права на честный отдых. Вот в таком разрезе, товарищ начальник. Понятно? — и Жора спокойно повернулся на другой бок. Мартьянов даже задохнулся от негодования. Никогда он не думал, что можно так открыто и нагло отказаться от помощи своим же товарищам. Да еще при этом разводить демагогию про советские законы. В палатку заскочил Олег Синельников. — Игорь Николаевич, где вы потерялись? Мы вас ждем! Куда материалы складывать? — Иду, — ответил Игорь, — только вот этого... — он не нашел подходящего слова, — помоги поднять. Синельников подошел к кровати Лукьяненко. — Жорка? — Он самый. — Вставай , корешочек , — пощекотал Олег Жорины пятки. Ноги быстро исчезли, и раздался храп. — Не видите, что сплю? — донеслось из-под одеяла. — А ты попробуй уговори себя встать, — посоветовал Синельников. — Не получается ,— пробурчал Лукьяненко. Если у Лукьяненко и Синельникова было игривое настроение, то Мартьянов вовсе не был расположен к шуткам. По его выражению, они действовали ему на печенку. — Да что ты его уговариваешь?! — напал он на Синельникова. — Хам он просто, вот и все. Конституцией еще загораживается. Не положено, дескать, по ночам работать. — Игорь Николаевич, — неожиданно сказал Синельников, — а вы не пробовали его послать к чертовой бабушке? —- То есть как? — не понял Мартьянов. — А очень просто, — пояснил Олег, — без него мы до сих пор обходились, и дальше, думаю, обойдемся. Обойдемся ведь? — Обойдемся, — обрадовался Игорь и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. За ним последовал и Синельников. Прицеп отсоединили от машины и затащили прямо под навес. Так его можно было разгрузить немного быстрей; по крайней мере, тяжелые ящики не приходилось таскать далеко. Не прошло и часа, как прицеп был полностью разгружен, оставалась одна машина. В машине находились железобетонные пасынки и громоздкие распределительные шкафы. Прежде чем взяться за них, монтажники решили отдохнуть. Расселись прямо на земле, еще отдававшей тепло, накопленное за день. Закурили. И тут на горизонте появился Лукьяненко. Видно, ему надоело валяться в постели. А может быть, Жора просто вышел подышать свежим воздухом - или... да мало ли зачем выходят на свежий воздух. Увидел Лукьяненко сидящих ребят и усмехнулся. Заложил руки в карманы. — Я думал, и вправду работенку тяжелую подкинули, а они знай себе лясы точат. Принимайте в свою компанию. Жора стоял перед монтажниками, уверенный в себе и в своих словах, сказанных с небрежностью много повидавшего человека. Но если присмотреться внимательней, то на его слегка скуластом лице можно было бы прочесть растерянность. Глаза его пытливо всматривались в сидящих ребят, а толстые губы, казалось, могли в следующую минуту или расплыться в добродушной улыбке, или скептически вытянуться. — Катился бы ты отсюда к чертям собачьим, — беззлобно отозвался Олег Синельников. — Адрес точный , - пробасил Митрич. Лукьяненко потоптался на месте и, видя, что с ним никто больше не желает разговаривать, придал должное положение губам, повернулся и ушел в палатку. Но, побыв там несколько минут, снова вышел: скучно все-таки одному, а сон, как на зло , куда-то исчез. Перекур кончился. Работа снова закипела. Никто не замечал Жоркиного присутствия. Но он этого вытерпеть не мог. Надо было напомнить о себе. — Эй, ты, Лохматый! Крепче держи штуку, а то упустишь, — задел он проходившего мимо Кольку Снегирева. Тот попытался отмолчаться, «Ну его к монахам, этого стилягу! Попробуй только свяжись с ним — шуму не оберешься!» Но с Жорой в молчанки не поиграешь. — Ребенок! Пупок надорвешь. - Чего? — не понял Снегирев. — Здоровье, говорю, береги. Ты ж один у своей мамы, — пояснил Жора, - а бетонная штучка может упасть и отбить тебе ноги. Как ты тогда без ног будешь обходиться? Снегирев не ответил, поспешив пройти мимо. Но Лукьяненко подыскал себе уже новый объект. — Не притворяйся, не притворяйся, говорю я тебе, она же пустая! — Сам ты пустой. — А ты лапоть! — без всякого видимого перехода объявил Жора. — Сам лапоть. — Это ты уж брось, — весело заговорил Лукьяненко, предвкушая словесную баталию,— лапоть будешь ты. Наукой доказано. «Лапоть» Синельников осторожно положил на землю распределительный шкаф и подошел к Лукьяненко вплотную. — Слушай , Жора , может, ты желаешь по морде получить? Так ты скажи, не стесняйся, люди свои. Синельников был секретарем комсомольской организации в бригаде и наверняка знал, что «...применение физической силы объясняется собственной идейной слабостью и...» Никаких «и». Олегу просто вдруг захотелось дать по морде этому белоручке и бездельнику. Дать по морде — и никаких воспитательных целей. Лукьяненко смерил Синельникова презрительным взглядом и небрежно сплюнул, стараясь попасть в лежащий на земле окурок. Олег Синельников маленький, худенький (Лукьяненко перед ним выглядит Ильей Муромцем), что такой может сделать!? Вот если бы Митрич... тот да. Сила. Поэтому Лукьяненко нисколько не испугался и надменно произнес: — Поменьше эмоций, секретарь. Уж не от тебя ли я могу получить по морде? — От меня, — подтвердил Синельников. — Чихать я на тебя хотел с высокой колокольни! — Чихать?! А ну дай руки, — неожиданно потребовал Олег и, не дожидаясь, когда Лукьяненко соизволит пошевелиться, заключил кисти его рук в свои и медленно стал сжимать их. В первую минуту никто ничего не понял, а когда побуревший от боли Лукьяненко заголосил на всю степь, все сорвались с мест узнать, что же происходит. Взорам представилась любопытная картина: Давид укрощает Голиафа. Монтажники с интересом наблюдали за этим редким зрелищем. Каждый со своей стороны что-то пытался советовать, однако на помощь Голиафу никто не спешил — так ему и надо. И никто не знает, что было бы с Жорой через минуту, если бы не Мартьянов. — Синельников! — закричал он еще на бегу. — Да разве так можно, Синельников? —- И, останавливаясь, добавил для большей убедительности: — Так же нельзя, Синельников. Этих магических слов оказалось достаточно, чтобы железные тиски тотчас разомкнулись. — Кажется, тебе немножко больно? — сочувственно произнес Олег. — Надо ж так! Ты уж меня извини, пожалуйста. И вы меня извините, — произнес Синельников, поворачиваясь к Мартьянову, — я забыл, что вы против насилия. Мартьянов молча проглотил эту пилюлю. И как было не проглотить, когда Олег в точности повторил его слова, сказанные несколько дней тому назад. Мартьянов имел очень смутное представление о методах воспитания, но еще со школьной скамьи он усвоил твердо — никакого насилия, только убеждение, убеждение и еще раз убеждение. Вот этими мыслями и поделился недавно руководитель бригады монтажников с комсоргом этой бригады. А сейчас... — Можно было как-то без рук... а, Олег? - с какой-то не присущей ему робостью сказал Игорь. Робость у него появилась оттого, что его чисто теоретические идеи насчет убеждения схлестнулись с жизненной практикой и он увидел, что вовремя дать рукам ход так же важно, как и постоянно думать головой. — Можно и без рук, — не стал спорить Олег, — следующий раз я так и буду поступать. — А тебе, —- обратился Игорь к Лукьяненко, — я бы не советовал смеяться над ребятами. — Я и не смеялся. Я просто шутил. А он (кивок в сторону Олега) шуток совсем не понимает. Обрадовался, что силы много. - Ладно, проваливай отсюда, — нахмурился Олег, — не порть людям настроение. - Возьму и обо всем в газету напишу... Еще секретарь, называется. - Проваливай, тебе сказали. - Пусть все узнают, что комсомольцы занимаются рукоприкладством. - Идите, Лукьяненко, в палатку, — строго официально произнес Мартьянов, по все усиливающемуся тембру голосов поняв, что возможно продолжение воспитания при помощи рук, которое не отличишь от обычной драки. Но понял это не один Мартьянов, понял и Лукьяненко. И поспешил ретироваться. - Гоните? Хорошо. Человек работать хотел... — С этими словами он скрылся в палатке. |