ИДЕТ МАРТЬЯНОВ ВДОЛЬ ЛИНИИ

 

Сильные мускулистые руки, как игрушку, сжимают перфоратор, и скальный грунт нехотя рассыпается, со скрежетом уступая сантиметр за сантиметром. Грохот отбойного молотка и тарахтенье компрессора разносятся по степи. Из-под остро откованной пики поднимается пы¬левой дымок и, подхваченньгй ветром, белит вокруг рыжую, выжженную солнцем траву, оседает на смуглой, прожаренной спине Олега Синельникова.

Мартьянов подошел к котловану вплотную.

-— Олег! — крикнул он. — Олег!

Но Синельников не слышит. Игорь смотрит на его вздрагивающую спину, на ручейки пота, «отпечатавшие» на спине контурную карту, и думает про себя: «С Олегом надо поговорить , чтоб больше партизанщиной не занимался».

«Партизанщина» — это кормление Жозефины. Правда, вчера Игорь не считал это «партизанщиной». Больше того, увидев, что ребята

направляются к Скрипичкиной, Мартьянов поспешил уйти подальше в степь, чтобы не помешать им. Скрипичкину следовало проучить.

Но вот сегодня... Сегодня, когда еще все спали, Митрич принялся убеждать его, что «Синельников много на себя берет», что «прав ему никто не давал издеваться над больным человеком» и что «если ты с ним лично не поговоришь, то я с ним поговорю сам». При этих словах Митрич выразительно показывал свои пудовые кулаки.

«Драк еще не хватало! А может, Скрипичкина и вправду заболела. А Лукьяненко просто так присочинил, что видел ее на танцах в поселке. Не выяснят до конца, а потом травмируют человека!»

Мартьянов пообещал поговорить с Синельниковым и дать «партизану по мозге».

Игорь наклонился над самым котлованом, сложив руки рупором, и закричал во весь голос, стараясь перекричать выхлопы сжатого воздуха и клацанье клапанов:

— Синельников!

— А? Что? — дробь выстрелов прервалась, и Олег взглянул на Мартьянова снизу вверх. — Что случилось?

— Да ничего особенного,—смутился Игорь.

Ему вдруг стало как-то не по себе, что он из-за

«каких-то там Скрипичкиных» должен отрывать

человека от работы. Но дело сделано, отступать

поздно.

Олег понимающе усмехнулся и выскочил из ямы.

— Наверное, о вчерашнем разговор? Видел, как Волков возле вас целое утро вертелся.

- При чем тут Волков, — покраснел Мартьянов, но благо из-за жары щеки Игоря и так были красно-коричневыми и Синельников не

заметил его смущения. — И вообще, — перешел Игорь в наступление, — я не поклонник твоих физических методов. Ты, как секретарь

комсомольской организации, обязан...

— Постойте, постойте, — перебил его Синельников, — свои обязанности я знаю, но и вы, по-моему, от обязанностей не освобождены?

— Ну и что? — пробурчал Игорь.

— А то, — взорвался Синельников, — их по-настоящему надо воспитывать, а вы: «создадим им хорошие условия для труда и отдыха»,

да «пусть они не чувствуют себя оторванными от родного дома». Нет, пусть помнят, что не над папкой с мамкой насмехаются, а что имеют дело с коллективом, пусть знают, что ни один их

проступок не пройдет незамеченным, что им придется отвечать.

—- Перед кем? — вырвалось у Игоря.

— Перед нами, — жестко ответил Олег.

— Н-да, — грустно проговорил Игорь, — задал мне Пастухов задачку.

— Вы на Пастухова не сваливайте, пожалуйста! Илья Матвеевич знал, что делает, когда направлял этих типусов в нашу бригаду.

Вообще, если откровенно сказать, мы все ответственны за этих людей, за их будущее.

Мартьянов невольно подивился сходству мыслей прожившего большую жизнь Пастухова и лишь недавно разменявшего третий десяток Синельникова.

Видимо, Пастухов с Синельниковым понимают то, чего никак не может ухватить Мартьянов.

— Воспитывать, воспитывать, -— начинает злиться Игорь, забывая, что злость плохая помощница, — а как?! Скажи мне, как, и я сегодня же начну это делать.

— А я знаю? Я тоже не знаю, — серьезно отвечает Олег. — Просто надо относиться к ним, — нащупывал мысль Синельников, — как

ко всем. Понимаешь? Не делать различия между, допустим, Снегиревым и Лукьяненко, между...

— Тебя не поймешь, — взорвался Игорь, — то ты говоришь, что надо показать им кузькину мать, то...

— Вы на меня голос не повышайте, Игорь Николаевич.

— Прости, погорячился, — извинился Игорь, — раньше со мной этого не случалось — нервы.

Действительно, раньше с Мартьяновым такого не случалось. А в последнее время он сам стал замечать, что становится раздражительным. Отчего бы это? Может быть, от палящего солнца? Но летом в Крыму всегда много солнца. Конечно, виноваты только «они». Ведь что получается? «Они» связали Мартьянова по рукам и по ногам.

Раньше, в прошлых командировках, было так: Игорь со своим другом Гришей Волковым после работы «нагладятся», приоденутся в лучшие костюмы и марш в город — дело молодое. Тоже, между прочим, на танцы, километров за пятнадцать. Иногда и выпьют в городе по рюмочке, по другой, — что ж тут такого? А сейчас — попробуй выпей с другом! Лукьяненко живо поднимет шум насчет панибратства. Да и девица эта! Только смуту сеет между друзьями. «Митрич на меня даже подозрительно смотреть стал. Уж не ревнует ли? Надо при случае поговорить с Гришкой. Непонятно, что он в ней хорошего нашел?!»

Бродят сумрачные мысли в голове Мартьянова, и оттого-то бывает у него порою муторно и тошно на душе. И оттого, видимо, стал Игорь не в меру вспыльчив и раздражителен. «Воспитывать их надо! А как?»

— Что ты предлагаешь? Конкретно, — заставил себя успокоиться Мартьянов.

— Мне кажется, что не надо бы Лукьяненко все время заставлять ямы копать...

— Так он же больше ничего не умеет делать!

— А мы бы могли научить. Снегирева, например, можно привлечь к этому делу.

— Снегирев сам на яме.

— Не обязательно сегодня. Завтра...

— Завтра анкер надо ставить.

— Так послезавтра, после послезавтра, — взорвался Синельников, — неважно когда, надо только понять, что это крайне необходимо.

— Вот и ты не выдерживаешь, голос повышаешь, — обрадовался Мартьянов, — а мне каково?

Синельников махнул рукой, дескать, что попусту говорить, и включил перфоратор.

Игорь постоял еще с минуту возле него и, тоже махнув рукой, двинулся дальше вдольпредполагаемой воздушной линии, держа курс на расписную широкополую шляпу.

Лукьяненко можно было узнать издалека. На нем была широкополая шляпа с сине-красно-зелеными полосами и красная рубаха. Ох уж эта красная рубаха! Никак он с ней не расстается. На работу — в ней. На гулянку — в ней. Кажется, и на сессии горисполкома он тоже был в ней ?..

Жоре сегодня повезло, лопался мягкий грунт, и он за два часа успел вырыть пол-ямы.

— Как дела? — спросил подходя Мартьянов.

— Дела идут отлично. А у вас? — вежливо поинтересовался Жора.

— Тоже слава богу, — засмеялся Мартьянов и вытер пот со лба, — жара, печет, как в Африке. Сейчас бы в тень, — мечтательно произнес Игорь, — правда?

— Да, не плохо бы, но где ее возьмешь? Мы- рабочий класс, народ сознательный и дождемся терпеливо того дня, когда, как сказал мой друг поэт

 

...настанет день,

И он не за горами,

Когда листвы волшебной сень,

Раскинется над нами ...

 

Кто?

 

— Что кто? — не понял Игорь.

— Кто, говорю, написал эти стихи?

— А я откуда знаю? Что я, со всеми твоими друзьями знаком?

- Так это ж Бернс. В переводе Маршака. Знаете, есть такая зеленая книжка в нашей библиотеке? — Лукьяненко обрадовался: «Ага! -значит, есть такие стихи, о которых всезнающий Мартьянов не имеет представления. Теперь с ним можно вести литературные споры на равных».

— А ну вы мне что-нибудь прочтите, —. попросил он Мартьянова, — из известных.

— Сегодня некогда. Я по делу пришел.

— По какому? Скажите, если не военная тайна.

— Да вот к тебе решил присмотреться. Требуется человек...

— На должность министра канализационных труб, раковин и...

— Я серьезно, — перебил его Игорь, — изоляторы накручивать надо, а людей не хватает, вот я и хотел тебе предложить. Сможешь? Или

ты так себе, больше на язык нажимаешь?

— Могу и изоляторы, — усмехнулся Лукьяненко, — только я больше для черной работы приспособлен. Мне бы парочку ямок вырыть.

Не знаете случайно, где бы можно лопатой червончик подработать? Разумеется, в свободное от работы время?

Мартьянов пропустил шпильку мимо ушей.

— Так говоришь — сможешь. Ну пошли.

— Куда? — удивился Лукьянеыко.

— Вон туда, — указал Игорь на валявшийся в степи столб с крючьями. — На него осталось только накрутить изоляторы, и можно устанавливать опору. Попробуешь навернуть?

— Что за разговор?!

Мартьянов и Лукьяненко подошли к опоре.

— Действуй, — сказал Мартьянов.

Простейшее дело — навернуть изолятор на штырь. Намотал каболки на железный стержень и знай себе накручивай изолятор по ходу часовой стрелки. Лукьяненко однажды видел, как это делает Синельников, — ничего сложного. «А у меня, что ли, руки не такие?»

Намотал. Накрутил. Как будто получилось. Потянул Мартьянов за изолятор, а он возьми и слети.

— Так, милый мой, не пойдет. Изолятор на крюке должен держаться намертво. Сюда смотри. Каболку на крюк наматывают как можно

плотнее. — Мартьянов обмотал стержень и накрутил изолятор. — Вот так. А ну еще раз попробуй,

Лукьяненко попробовал еще раз, но непослушный изолятор не хотел держаться на крюке. Вроде бы Жора делает все как надо, а он, надо ж тебе, слетает.

— Понял, почему? — спросил Игорь, внимательно следивший за Жориными руками.

— Нет.

— А потому, что ты спешишь, каболку накладываешь неравномерно, и у тебя вместо ровного слоя получается гуля. Видишь гулю?

— Вот этот набалдашник?

;— Он самый. Ну-ка, перемотай еще раз.

Жора перемотал и вновь навернул изолятор. Мартьянов попытался снять его — изолятор не поддавался.

— Молодец, — похвалил Игорь.

— Рады стараться, вашество!

— С понедельника будешь на изоляторах, а сейчас весь день тренируйся.

- Серьезно? — обрадовался Лукьяненко.— А как же с ямой быть? — тут же спросил он огорченно. Копать яму у него явно не было желания, но и оставлять ее наполовину выкопанной тоже нельзя.

— С ямой? — переспросил Мартьянов. — Ах, с ямой! Не волнуйся. Яму твою Синельников докопает, — и пояснил: — В порядке обмена опытом. Я ему сам и передам, а ты не

волнуйся, крути себе изоляторы, и точка.

Довольный принятым решением, Мартьянов двинулся дальше вдоль линии...

— Снегирев! Коля! Вылезь на минутку из ямы — разговор есть.

Коля вылез.

— Слушаю, Игорь Николаевич.

— Ты знаешь, для чего нужен изолятор и какую он играет роль?

— Конечно, знаю.

— Какую?—продолжал допрашивать Игорь.

— Да что вы, Игорь Николаевич, разыгрываете меня или экзамены устраиваете?! — обиделся Снегирев.

— Не обижайся. Раз спрашиваю, — значит, для дела нужно. Так отвечай: для чего служит изолятор?

Снегирев пожал плечами: нужно так нужно—и ответил, словно по учебнику:

— Изоляторы являются весьма ответственными элементами воздушной линии, так как они несут электрическую и механическую нагрузку в изменяющихся атмосферных условиях.

— Правильно. С понедельника — на изоляторы. Вместе с Лукьяненко.

— С Жоркой?! — удивился Снегирев. — А он что, умеет накручивать изоляторы?

- Пока нет. Я сегодня видел, как он их накручивает. Слабо. Очень даже слабо. Но у него есть желание — а это главное. Мы с тобой договоримся так: вы оба будете накручивать изоляторы самостоятельно, но его работу ты будешь каждый раз проверять. Понял?

-— Понял.

— Только так проверяй, чтобы Жорка не догадался — нечего зря обижать парня. Понял?

— Понял.

— Помни: работа ответственная, сам только

что сказал. Проверяй самым тщательным образом.

— Да понял, зачем столько слов?

— Это я на всякий случай, — засмеялся

Мартьянов. — А вообще, с сегодняшнего дня ты берешь негласное шефство над Лукьяненко.

Снегирев вопросительно взглянул на Игоря. Тот пояснил:

— Постарайся почаще бывать рядом с ним— где подскажешь, поможешь, побеседуешь... Лукьяненко стихи любит, так ты того, подчитай малость. Да на современников больше нажимай.

Ясно?

«Шефство так шефство», — пожал плечами Коля. — «Надо так надо». И он утвердительно кивнул головой, дескать, все ясно.

— А теперь давай работай... Пойду дальше.

...Идет Мартьянов вдоль будущей линии.