Ставрополь

 

Зелень буйствовала повсюду. Жаркое южное лето сменило весну стремительно. Вслед за нежными ароматами цветения и мягкого тепла пришли теплые ночи, яркая сочная зелень, утомительная дневная жара. Икарус шумно зарулил на автовокзал районного центра. Влад торопился размять утомленные долгой поездкой ноги. Скорее к ней, навстречу любви. Обнять, прижать, целовать ладное девичье тело, прикоснуться к льняным волосам, увидеть веселые искорки в зеленых, по-кошачьи, глазах.

Радовало все кругом, свежая зелень, поющие птицы, неказистые улицы казачьей станицы, вдруг названной городом, веселые узоры в оградах, приветливые неторопливые жители. Влад мчался вперед, зажав в руке конверт с адресом, почти не прибегал к расспросам. Письмо, доброе, дружеское, развенчавшее сомнения и вселившее надежду. Весточка любви. Оно вело его тремя строчками на конверте.

Вот, вот, и он увидит любимую. Вторую руку отягощает сумка с подарками, не забыты родители, младшая сестренка, не забыты предпочтения его любимой. Бесконечные полутораэтажные домики, одинаковые заборы под разной краской. Вот и заветная калитка. Над палисадником ива, во дворе вишня, яблоня, слива. Как он себе и представлял. Медный колокольчик заменяет звонок. Из-под занавеси ее лицо, удивленное. Еще бы, какой сюрприз! Почему-то рука ее показывает на ворота, въезд для машин через заднюю часть двора. Влад перемещается еще на десять шагов вдоль синего дощатого забора. Улыбка и радость в глазах, душа еще не предчувствует ничего.

Светлана в модном ярком спортивном костюме, не вписывающемся в деревенский пейзаж. Голова склонена, и она не идет в его объятия, и не отвечает на любовное приветствие. Сбивчивое объяснение через затворенные ворота на десять минут. И растет камень на душе, и давит, и тяжесть становится непереносимой. И кажется, волосы седеют один за одним, и перехватывает пересохшее горло, так, что невозможно вымолвить ни слова.

- Ты меня понял неправильно… Я хотела оставаться друзьями… У меня есть своя любовь... Ты очень замечательный… Ты еще встретишь хорошую девушку…

К чему слова и глупые пожелания? Где же нежный шепот ночных бесед? Судорожные объятия в не отапливаемом павильоне? Взгляды прямые и смелые, говорящие о любви? Скрип предательской кровати и бегство в уединение? Безумное сплетение тел?

ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Ты дала надежду, внушила любовь, а теперь рвешь по живому! Почему ты не сделала это тогда, когда еще не было поздно, когда искорка любви не разгорелась в пожар, объявший душу?

Никогда, никогда больше не родится улыбка на моих губах, никогда не засмеются глаза. Никогда не родится снова любовь. Грусть и печаль – мой удел на всю оставшуюся жизнь. Сумка и мятый конверт скользнули к ногам из ватных рук. Тело, само повернуло на обратный путь. Закричать, выпустить стон из груди? Поведать всему миру о своем безмерном горе? Перекресток вот-вот уведет с милой улицы, долгожданной и предательской. Нет сил не бросить последний взгляд на то, что любил, звал, лелеял в душе, надеялся и мечтал.

Фигурка в броском тренинге смотрит не вслед ему. К ней приближается счастливый избранник. Высокий, черный, уверенный, беззаботный. Все ее внимание ему, распахиваются ворота и фигурка мчит навстречу беспечному казачку. Будь счастлива, с ним… или с другим, помни хотя бы что я был…

 

Влад очень успешно закончил педагогический институт, весело гулял на выпускном, а спустя два года встретил женщину, которая стала его женой.

 

Тюмень

 

На огне скворчала сковорода. Надо кормить сына. Брызгало масло, особенно, когда в него падали слезы. А они падали все чаще и чаще. Скоро их уже было не унять, они залили все лицо, намочили блузку и обильно смочили колбасные кружочки на сковороде. Оксана застыла с вилкой в руке, невидящим взором уставившись в сковороду, забыв зачем она здесь, не чувствуя подгорающую колбасу. У Оксаны меркло в глазах.

Все кончено. Так только и бывает в жизни. Вчера еще, нет, только что, все было. Жизнь была полна смысла и радости. Но вот это случилось, и все померкло. Теперь нет ничего. То, чем жила, перестало существовать.

Витя пришел проститься. Он сказал, что у него жена и новорожденная дочь. Он останется верен долгу супруга и отца. И даже если он вернется, то не к ней, просто на свое место. Оксана еще сказала слова прощания, еще обняла его на дорогу. Еще просто она не осознала! Оно пришло потом, когда закрылась дверь, когда наступила тишина. Его больше не будет с ней никогда! Туманное счастье, неясные надежды, короткий период яркой любви, умерло все. Она боялась ясности, боялась задать вопрос, она лелеяла искорки надежды, смутные намеки.

Мы встретились так случайно. Но с первого же часа стало понятно, что это судьба. Я потянулась к тебе сразу, ты это почувствовал. Но раньше почувствовала твой зов я. Ты был на вершине обаяния, блеска ума, хитросплетения соблазна. Ты был так отличен от скучных работяг Севера и залетных вахтовиков. Ты был неожиданен, ласков, непредсказуем, нов. Ты попросил потрогать мою грудь, как будто стрельнул сигаретку или спросил, который час. Ты позвал меня к себе в первый же вечер. И я не знала сомненья. Я бросила домашние обязанности, возмущение родителей, четырехлетнего сына. Я летела к тебе через снежную пургу, ночную вьюгу, сугробы до колен.

Я узнала тебя, и поняла, такого как ты просто не может быть другого, а ты восхищался мной. Ты восхищался моим телом, так прекрасно сохранившимся, плоским животиком и полной грудью, несмотря на роды и кормление. Ты восхищался моей опытностью в любви, умением, самоотдачей. Тонким знанием профессиональной медсестры и опытной жены, пережившей трудный насильственный брак. Ты брал, ты отдавал. Так же было и со мной. Ты не жалел себя для меня, я отвечала тем же.

Ты был настоящим мужчиной. Ты знал, что делать и как делать. Ты не знал сомнений. Ты был обаятелен и нежен с родителями, подчеркнуто вежлив с сестрой. Ты завоевал доверие маленького сынишки. Ты всегда точно угадывал какие подойдут подарки, и был щедр. Впрочем, ты не был скован в финансах. Ты легко находил нужный язык и с начальством и с последним забулдыгой. Твой искрящийся юмор осветил мне все лютые месяцы суровой зимы и ранней весны.

Я дала тебе все что могла, то чего тебе не хватало в неуютной жизни одинокого мужчины в чужом затерянном городе. Уют женской руки, заботу и душевное тепло. Проводы и встречи из твоих снежных командировок. Я дарила тебе ласки, о которых ты не осмелился бы даже заговорить вслух. Я была твоя вся!

Я пошла на связь с тобой, зная о жене, зная об ожидаемом ребенке. Ты дал мне лучик надежды. Ты признавался сам, что нет между тобой и ею бывшего чувства. Я сама взлелеяла свою надежду, я сама жила в тумане выдуманных ожиданий. И как я наказана!

ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я не просила у тебя ничего. Пусть бы все было так как есть. Я согласна была всю жизнь играть роль любовницы. Милый, только бы ты оставался со мной. Долг? Что есть долг, приличия, обязанности против любви? Это пыль, ничто. Все уходит, все меняется. Вечна только любовь.

Мама, жалостливая и всепонимающая, осторожно взяла ручку сковороды из Оксаниных рук, и молча отправилась кормить внука. Невидящий взгляд сфокусировался на красно-голубом пламени газовой горелки. Неподвижно Оксана простояла до полуночи, пока не приехала скорая. Знакомый врач, делая укол, заметил только грязные дорожки на горяче-сухом лице.

 

Через три месяца Оксана привела в дом увальня-дальнобойщика. Она снова смеялась и любила. Через месяц они расписались. Через год они съехали от ее родителей в недавно приобретенную квартиру. Оксана была замужем шесть раз. У нее сын и две дочери.

 

Монс, Бельгия.

 

Боль скрутила снова плечи и руки, потом перекинулась на спину и поясницу, стали непослушными пальцы, и опять из-за сжавшихся ребер стало трудно дышать. Снова приступ. Наташа потянулась за таблетками. Четвертый раз за сегодня. Так больше невыносимо. Двукратная доза, так и до могилы недалеко. Что же ты делаешь со мной, мой любимый?

Ты нежен и заботлив, ты ласков и предупредителен. Ты знаешь о моей болезни, и ты готов разделить это бремя со мной. Но ты не знаешь, что убивает меня само твое присутствие, просто мысль о тебе. Врач давно уже запретил любые сильные эмоции. Как нельзя огорчаться и горевать, так нельзя и смеяться и радоваться. Нельзя любить!

Ты вернул мне ощущение жизни, напомнил о реальном мире. Я снова ощутила себя женщиной. Ты дал мне такие удовольствия, которые я не испытала ни с одним из своих трех мужей. Я потянулась к нормальному существованию. В еде снова появился вкус, в вине – хмель. Прогулки обрели смысл, дом обрел уход и заботу. Только две недели скоротечного счастья. И приговор врача: в госпиталь, немедленно, на интенсивный курс, иначе…

Я сказала тебе об этом только что. Как погасли твои глаза, как надорвался голос. Я делала тебе больно, сама переживая боль. ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Моя судьба? Почему ты со мной так несправедлива? Ты сделала из человека просто живое существо, ты лишила меня права на любовь! И зачем же я живу?

 

Наташа провела в госпитале только месяц. Она пошла осваивать профессию пригодную для ее инвалидности. Через пять месяцев врач разрешил ей вернуть своих почти совершеннолетних детей. Ей по-прежнему запрещены любые сильные эмоции. Ей нельзя любить…

 

Железнодорожный перегон Курск – Орел.

 

Последний вагон в составе раскачивало слишком уж сильно. Самовар в коридорчике, возле хозяйства проводников, не давался в руки. Сначала, кончился весь кипяток, потом не было воды. Теперь на длинном перегоне поезд разогнался так, что Ашот не мог ухватить кран. Мешал трофейный чайник в левой руке, и две кружки в правой. Досада захлестнула, вскипел уже не самовар, а горячий армянский мужчина.

Гостеприимный и отзывчивый, Ашот, во что бы то ни стало, взялся доставить кипяток в купе к дружелюбным соседям. Без места, подсевший леваком в плацкартный вагон, Ашот был благодарен приютившему его купе. Сегодня, одно к одному, все беды навалились на достойного дитя гор. Не было билетов ни на один поезд в сторону Питера. Ни один проводник не хотел его брать, опасливо поглядывая на внешность джигита: орлиный нос, трехдневная небритость, пылающий взор. Цыгане украли часть его поклажи. Теперь ему не во что даже было переодеться. Слава богу, что самое ценное осталось с ним.

Уже неделю Ашот пробивался к своей семье на Север России. Карабахская война не просто разорила страну, но и закрыла железнодорожное сообщение через Азербайджан. Лететь со своей добычей он не мог. Еще год назад Ашот спас жену и двух детишек, и вывез подальше от войны в безопасную Россию, к землякам. Сам отправился спасать добро, нужно было рассчитываться с долгами, заработать на новое обустройство. Его любимая Карина не привыкла к бедности и скитаниям. Письмо, переданное через множество пересылок, обрушилось словно топор на голову. «Дорогой Ашот, ты славный отец и добрый муж, но я больше не могу терпеть унижения нищеты, не могу терпеть твоих отлучек и неизвестности. Я встретила другого мужчину. Он добр к моим детям. Прощай, забудь меня, недостойную».

Ашот бросил все, дезертировал, истратил половину вырученного на дорогу в Россию. Осталось только попасть к ней, к детям. Она увидит его, она простит. Разлуку, войну, нищету. Он бросит к ее ногам узел с золотыми украшениями, долларами, зубными коронками, российскими рублями. Хватит на простенькую квартиру. Она вернется к нему.

Ведь эта любовь была между ними. Как вспыхнувшая утренняя звезда, как майская горная весна. Любовь, читаемая по глазам. Свидания украдкой, в тайне от родителей. Потом открытие своего чувства обеим семьям. Борьба за право на брак, преодоление родительской злобы и непонимания. Его сторона не желавшая говорить по-русски, ее родные, обрусевшие и забывшие родной язык. Зато потом, счастье богатой армянской свадьбы.

Как была хороша Карина в подвенечном платье. Какой он был видный жених. Как много он работал, чтобы у них была своя квартира, машина, достаток! Как они вместе смеялись над трудностями молодости! И ведь он достиг всего, и положения, и денег и трехкомнатной квартиры, и новеньких Жигулей. Если бы не этот развал! Ашот бессильно заскрежетал зубами. Сколько он всего передумал в эту неделю! Как терзали его ревность, сомнения, горе! Мужчина в расцвете сил вдруг постарел, сгорбился, появилась седина в висках. Он стал заискивающим и мягким. Впереди была цель, и он платил все, только бы до нее добраться.

Струя кипятка неожиданно плеснула по руке, держащей чайник. Механически он отдернул ее, и чайник врезался в стекло вагонного окна. По нему пробежала паутинка трещин. Ашот в ярости стал бить чайником в это окно. Теперь и этот проводник высадит его, и Ашот просто опоздает со спасением свой любви. ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Моя жизнь?

Тяжелый чайник колотил и колотил в толстое стекло, пока оно не вывалилось наружу, оставив в раме опасные осколки. Одним прыжком тренированное тело ушло в этот проем, в февральскую русскую стужу, в ночную вьюгу, в смерть, на скорости в сто сорок километров в час.

 

О происшествии начальник поезда сообщил по радио. На следующей станции он узнал из местного отделения дорожной милиции, что тело мужчины попало в прыжке на опору электропередачи. Мгновенная смерть. Пассажиров вагона расселили по свободным местам, а вагон откатили в депо, на замену стекла.