* Ты читала об этом только в книжках, наверное, только шепотом с лучшими друзьями и подругами, темной ночью на крыльце сидя, так? Или тебе что-то все же сказали взрослые, - бабушка, может, проговорилась, или от купца какого заезжего или от слуг его узнала о стране, где поклоняются Огню, а не Всевышнему, о степи, в которой – ни пыли облака – страхи пасутся, о людях, в которых даже кровь имеет высокий градус, о том, что живут здесь совсем по-другому – как смерть, от боли до боли, все глубже и глубже, от яда до молока, от горечи до кислости, между запахом сигаретного дыма и запахом бензина, между солью прибоя и предчувствием утренней грозы… Клавиши черные и клавиши белые, - собирается потихоньку мелодия, понемногу растет напряжение, ты слыхала о нас? Ты читала, ты верила слухам? Так кого же черта приперлась сюда? * Они целуются в университетском туалете, руки лезут под длинную юбку, задирают ее выше, - так, наверное, делают изголодавшиеся по женской ласке разбойники, поймавшие сельскую девушку на окраине леса, - подол – на голову, сарафан разорвать, чтобы добраться медвежьею лапой к нежной коже, пастью волчьей к горлу, - она чувствует смрад дыхания, горячая слюна капает с клыков, с клыков… Кровь закипает и твердыми комками выплевывается изо рта, - Они целуются в университетском туалете – вечер, шестой этаж, потные ладони на судорогах кожи, дыхание в дыхание, - солоность губ, холодные, юркие пальчики – в джинсы: «я хочу этого не меньше, давай же, быстрее, путь нас ничего уж не разделяет, входи же скорее, я приподнимусь, чтобы было удобно сильнее, сильнее сильнее…» * В моей душе еще есть место для пепла, писем, стихов по кабельной сети, вечных слюнявых разглагольствований о поэзии (Вот Костя говорит, что поэзия может остановить время, а с тех пор стал совсем седой и худой, а я думаю, что поэзия нифига не умеет, она просто – есть, как любовь – мы ее не всегда видим, а она из нас таки сочится), для твоих карих глаз и моих алкогольных истерик, для пары десятков мелких международных конфликтов и убийств на расовой почве, - 9 за 6 лет в Москве, люди не все наказаны, и те ли, но тех девятерых не вернешь, даже если будешь жить по всем заповедям Аллаха. «Аллах Акбар», говоришь, и я тебе верю, конечно, пока ты здесь – Акбар, и даже я могу сейчас взорвать пару бомб в самолетах, чтобы эти мгновения с тобой были вечны. В моей памяти есть еще место для пары огромных любовных романов и пары романов поменьше, для интересных стихов и твоей любимой суры: «ничего мол не будешь иметь, если не будешь тратить то, что ты любишь», вот только не хочу я тебя отдавать обратно, - не для того моя любовь, и еще, знаешь, у нас так не принято, - чай не у себя ты дома, а если против, так чего же приехала, али чего-то не знала?.. * Они занимаются любовью в каком-то кабинете, ну, знаешь, тот, что сразу направо от лестницы, там еще какая-то кафедра внутри – она всегда закрыта. Дверь только прикрыта, могут и заглянуть – ну и черт с ним, что пара, а вахтеры, ты думаешь о вахтерах?! А не все ли равно? – они занимаются любовью в каком-то кабинете, университет, будний день, четвертый этаж, вечер, все такое… Слюна не своя, такая тягучая, такая, такая… как лава, обжигает, а еще мешается одежда – не всю же стянули, в замке твоих ног, обтираешь белую стену спиною и завернутой блузкой, бряканье застежек ремня, бешеные, тонкие, сумасшедшие пальчики по спине, оставляя полумесяцы – к затылку, по коже: «Быстрее, быстрее, еще быстрее, мой милый, давай же. сделай мне ПО-НАСТОЯЩЕМУ больно, быстрее еще, ну же…» * Мой город тебе – тюрьма, мое лето тебе – зима, твои губы – моя жизнь, твоя душа мне – тьма. А еще есть боль. Ты знаешь, я не то, что б хотел, или нет, я именно хотел и хочу, - вгрызаться в ласку твою всеми клыками, крюком – под ребро, тащить до своей цели, ножом тупым не вспарывать, а скорее рвать улыбку, швырять от стены к стене и в душу блевать, ноги вытирать ей, сладко лгать, а потом поднимать эту ложь наружу, ты знаешь… Умирать с тобой – тысячи раз, возрождаться и умирать снова, не жить с тобой хочу, а скитаться от смерти до смерти, есть боль, но ее на двоих поделим, предварительно втрое умножив, если и шататься по шоссе ночью или играть со взрывчаткой дома – то вместе, сцеплены чем-то невидимым, если остаться, то только вместе и так. мои объятья – веревки и гвозди, казнь, кома зимы, поцелуй – лезвие гильотины. моя нежность – цепь, моя ласка – твоей душе клеть, моя любовь – грех смертный, я не отдам тебя никому. * Они трахаются в подворотне, среди мусорных баков, клочков бумаги, отходов, вони, крыс и гниенья, поцелуй в себя – любовь, иссушающая дотла, изжигающая в нас все остатки души, пепел рассеять по этим дворам немым – они трахаются между домов, в скользком воздухе, пропитанном грязью, коридор упирается в стену, холод и спицы ветра втыкаются в кожу, они замерзают наружу, внутри же у них – пламя, огонь, страшнее которого – нет, он иссушает их кожу и сердце – за миг они старше звезд, за время они чернее ночи и тише пепла, огонь внутри, огонь снаружи – в объятиях их, - камень у спины плавится и капает вниз, испаряются лужи, горит мусор, страшная вонь, они трахаются в подворотне… * знаешь, а мы все же – Обитатели Огня, сжигаем друг друга любовью, травим друг друга горечью спазмов, судорог выдохов, не до веры сейчас, какой там Всевышний?! мы все таки – Обитатели Огня, с жаром внутри и жаром снаружи, корка крови на губах, лезвия языков, высушенность души – одной на двоих говорят – так нельзя. Но мы – все в этом, Я люблю тебя так и только так. Ты можешь страдать или плакать, ты знаешь – ты тоже так любишь… |