Часы

 

 

Старые часы, висевшие на стене над шифоньером, с римскими цифрами и большим маятником, равномерно и громко тикали: тик – так, тик – так, (совсем как маленькие драже для свежего дыхания). Странные вещи происходят в маленьких городах: вот, например, также пять лет назад, когда Лёха только пришёл с армии и занимался тем, что гулял и шлялся с утра до вечера, (а больше в этом маленьком городе заняться молодёжи было нечем), выпивал до потери памяти, искал приключений, а его старший брат носился по трассе (так называется у наркоманов беготня за дозой, включающая в себя: искание и собирание денег, продажу вещей, тащимых из дома, а иногда и воруемых у физических и юридических лиц), и тащил из дома всё подряд. Эти часы – единственный в своём роде антиквариат – висели, также как и сейчас, у них дома и также тикали нетактично по ночам, пять лет назад, приводя Лёху в состояние далеко нераспологающее к релаксации, до того момента, когда вслед за поварешкой не настал и их час. И сейчас, лёжа в кровати, у своей девушки, он смотрел на эти часы с одной только мыслью: « Да… странные, порой, вещи происходят в маленьких городах…»

Вы спросите - почему за поварёшкой? А как вы думаете: какие применения, можно найти этой самой поварёшке, помимо её прямого назначения? Согласен: ею можно ударить неудачника мужа по голове, когда он, забыв о том, что сегодня двадцатая годовщина вашего с ним первого поцелуя, пришёл домой пьяный как свинья, с вывернутыми наизнанку карманами и вместо нежного признания вы получаете дулю в нос; или вылавливать рыбок из аквариума, чтобы поменять воду, когда сачок прогрызла собака, а после этого заехать в лоб и ей; с поварёшкой можно гоняться за мухами, почесать спину, указать направление неудачнику мужу, после звонкого удара. Но мода диктует своё.… И после появления в этом маленьком городе «ханки» - (разновидность наркотика), местные наркоманы придумали поварёшке своё, особенное применение.

 

 

 

 

 

 

 

Однажды, проснувшись после очередного гулянья, Лёша ощутил на себе болезненно-пронзительный взгляд и услышал тихие голоса:

- Эй, Чабан, не разбуди его.- Этот первый, принадлежал его брату. Он недавно освободился из зоны, где сидел за хранение наркотиков, вместе с этим самым Чабаном, которого на самом деле звали Тима. Этот Тима был человеком неординарным. Маленький, шустрый, он никогда не сидел на месте больше получаса, и казалось, будто внутри у него, работал генератор, вырабатывавший энергию.

- Да он уже не спит, - и, увидев, что Лёха открыл глаза, с хитрой ухмылкой кивнул ему, – здорово щегол.

Заглянул Лёшин брат. Он раздражительно посмотрел на Чабана и также произнёс:

- А – а, не спишь… Мамка где?

- Ушла…

- Когда придёт?

- Не знаю…

- Ладно, давай быстро сварим и разбегаемся,- торопливо сказал он Чабану и они ушли на кухню, откуда раздавались ещё несколько голосов.

Он закрыл глаза, отвернулся к стене и подумал, что, идя в туалет, придётся здороваться со всеми этими гостями, отвечать на их покровительственные вопросы, ведь среди них были пацаны авторитетные, и ещё, он слышал знакомые голоса, которые принадлежали Лёшиным ровесникам с их двора. Когда-то, они держались вместе: гуляли, ходили на море, на рыбалку, а когда подросли, то их старшаки впихивали им свою политику. А сами старшаки, по вечерам, напившись водки и обкурившись анаши, ловили всех, случайно забредших на этот район, грузили на водку, на деньги или просто избивали. Они смотрели на это и делали то же самое, только со своими ровесниками. Затем старшаков пересажали и Лёша с друзьями, остались за старших во дворе. Но его друзьям этого было мало. Им надо было выделиться, быть поближе к старшакам и вырасти в глазах ровесников. С этого всё и началось и они сами того не замечая, оказались на игле. Тут и произошёл Лёшин с ними раскол. Он, как черепаха скрывается в панцире, начал скрываться дома с книжками, а они принимали его за чудака: « Как? У тебя такой брат, а ты мифуешь?» - говорили они ему, сидя на лавочке, возле подъезда и передавая папиросу с анашой друг другу, в то время как он шёл со школы. Лёшин брат, был старшаком их старшаков и уже до этого сидел на игле. Лёша видел «прелесть» этой жизни изнутри и не хотел быть похожим на своего брата.

И сейчас, лёжа в кровати, в нём закипала маленькая бессильная злоба. К этой злобе, примешивалась жалость к самому себе и к своей судьбе: « Боже! Когда это всё кончится!? Почему у других, братья как братья – помогают братишкам, матерям. А этот из дома последнее тащит. Ни телевизора, ни магнитофона, только и остались пустые шкафы и серванты, да книги, ах да, ещё часы! Лучше бы их забрал…»

Но как Лёха ни хотел выходить, а физиологические потребности сильнее психологических, и он понял, что не сможет терпеть больше пяти минут. Он встал, раздвинул шторы на окне и ненадолго задержался, глядя на улицу. За окном было обычное утро. Солнце наполовину выходило из-за дома напротив и слегка слепило глаза. Молодые школьницы, сидели возле соседнего дома и смеялись над шутками парней постарше. « Прогуливают, наверное…» - подумал Лёха, - « И чему они радуются? Как лошади ржут!» Одновременно с этими мыслями, он почувствовал острую зависть, беззаботному и молодому смеху. В этом смехе ему казались: порядочные и обеспеченные родители, хорошие братья и сёстры, уверенность в себе, мечты, надежды, любовь.… Мимо школьниц проходила, молодая пара с ребёнком. Они вдвоём, держали его за руки и медленно гуляли около дома. И ему вдруг захотелось, чтобы уже была своя семья и ребёнок. И всё будет так, как во всех нормальных семьях…

Терпеть становилось невозможным, и Лёша пошёл в туалет. На кухне сидели: кто на стульях, кто на корточках, четыре человека, а Лёшин брат стоял над газплитой, держа поварёшку над газом, и в ней варил «ханку». По квартире распространился характерный запах уксуса. Перед тем как зайти в туалет, надо было поздороваться со всеми, и он, пожав руки, обратил внимание на своего ровесника, с которым вместе вырос. Его звали Володя, здоровый крепкий парень, он всегда был лидером во дворе и тяготел к пацанам постарше, считая себя сильнее и умнее своих ровесников. Но сейчас он изменился. Осунулся, стал неряшливым, и ещё этот блеск в глазах, болезненный, острый. Когда – то, девчонки с ним дружили, самые лучшие и красивые, - «но теперь ему, явно, не до девчонок », - подумал Лёша. А тот, повернувшись к Лёше, покровительственно спросил:

- Ну чё, Лёха как дела то?

- Пойдёт…- не желая дальше разговаривать, зашёл в туалет.

На кухне, тем временем, эти пять парней, с нетерпением ждали, когда «ханка» будет готова. Денег было не много, поэтому доз получалось едва на троих, но деваться некуда, тем более, все скинулись поровну. У них уже начинались ломки, особенно у Чабана и они договорились, что первым колоться будет он.

Все, с жадным нетерпением, смотрели, как он медленно опускал шприц в поварёшку и не очень то торопился, прислушиваясь к звукам в ванной.

- Эй, Чабан, давай быстрее, не морозь!- угрожающе сказал Лёшин брат.

- Внатуре, Чабан, ты чё!- говорили остальные.

- Да щас, подождите. Вы чё внатуре, температурите! Видите, не получается!- оправдывался тот и периодически оглядывался в сторону ванной. И как только Лёша вышел оттуда, Чабан полностью набрал шприц, но не стал колоться, а вдруг побежал в ванную и закрыл за собой дверь. Мгновение, они смотрели друг на друга ничего не понимая, ещё секунда и они все ломанулись к двери.

- Тима, открой!- сказал один, дёргая дверь. В глазах у него было отчаяние.

- Ты чё, гонишь, Чабан?! Открывай!- кричал Лёшин брат. Они вчетвером колотили и тарабанили по двери, словно в истерике.

На шум вышел Лёша, еле сдерживая себя от злости, и поразился: такого алчного безудержного желания и одновременно отчаянья, он ещё никогда не видел.

- Седой, он, наверное, уже всю дозу вмазал!- крикнул Володя Лёшиному брату.

- Ты, Тима выходи, а!!!- они замерли, прислонив головы к двери, но в ванной было тихо.

- Давай дёргать – вдруг тряхануло!- сказал Седой. Они несколько раз дёрнули и вырвали щеколду. То, что они увидели, повергло их в депрессию: Чабан сидел на унитазе, облокотившись на бочок, руки свисали вниз; лицо его было белым. Рядом с ним, на раковине лежал пустой шприц.- Вот он внатуре, погнал! Передоз у него! Вдруг ещё мамка придёт. Надо его откачивать! – И Седой, начал приводить Чабана в чувство, хлопая ладошкой по щекам.

- Тима! Очнись! Давай, Тима! Вот молодец, открывай, открывай глаза!- Тима постепенно приходил в себя, но был ещё тяжёлый.

- Всё, уходим Седой. Пошли ко мне, только поварёшку возьми. У меня, его отходим,- сказал один, поняв, что здесь уже ловить нечего. И они, взяв Чабана под руки, повели в другое место.

Лёша закрыл за ними дверь, зашёл в свою комнату и подошёл к окну. За окном он увидел, как его брат и остальные, ведут Тиму через двор, хлопая иногда по щекам. Через три минуты они исчезли. И Лёша посмотрел туда, где сидели школьницы, и заметил, что они уже не смеялись, так как видели наркоманов, проходящих мимо, и что одному из них плохо. Он не отрываясь, смотрел на школьниц, и через пять минут, они уже опять смеялись и хохотали над шутками. Ему вспомнились слова из песни Агаты Кристи: «Не отбрасывая тени, мы по сумеркам плывём; Не отбрасывая тени, мы на облаке живём…» И вдруг он расплакался, но не от жалости к себе…