Время цвета индиго Я так долго валялся и грыз карандаш, и только в три сорок две по-местному понял – завтрашний день, и весь месяц – наш. Цвет души соответствовал цвету небесному. Джинсы цвета индиго, мысли цвета индиго, скачут строчки. Мигают разные знаки, австралийской и редкой собакой динго, лают, но не кусают. Тружусь я аки пчела, помогая крылатой общине подготовиться к долгим заснеженным зимам. Собирая пыльцу хоботком. И отныне октябрь обозначится неповторимым в жизни, которая неповторима, в жизни, которая непостижима. На карте какого-то Третьего Рима, под звуки природы и песни Жим-Жима Обнаружены улицы, парки, гитары, друзья и знакомые. Праздники разные, их килограммами стеклотары принимают тетеньки безобразные… У Фонтана гуляют девчонки, девчушки, и дело начинает пахнуть знакомствами… Но в компании какой-нибудь Кнопочки или Мушки, кажутся разговоры допросами перекрестными… Начинаются сладкие диалоги, и пока истекаем мы липкой патокой. Умирают дети, поднимают налоги, тонет баржа между Приозерском и Ладогой. Маслянистые взгляды, неясные нотки в голосе тонком. Жизни мозаика: запах помады, сапожки, колготки… Я твой – Чип, а ты моя – Гайка. Мы пойдем далеко, метров двести – и роща, и вольется в глаза животворная зелень. Мы увидим часы и центральную площадь, где обгаженный голубями Ленин… На часах 7 P.M. И захочется выпить, и втянуть твою ясноглазую просинь. Ты уходишь. И жалобным криком выпи в мою взрослую жизнь врывается осень… Вариант Все чаще на окнах причудливые рисунки ноября - художника-авангардиста. На небе: медведицы мамы и их Умки. на улицах – грязно, в квартире, напротив – чисто. Скрип снега неслышен. Его мы почувствуем позже. Моя двадцатая осень станет двадцатой зимой. И здесь называть негоже прожитый срок – небольшой, но пузатой датой Снова кто-то прикован к стойке бара, налитые литры выпиты. Только пиво. Расположилась в квартире пустая тара, и от нее стало не так уныло. Открыть окно. Смастерить из подушек крылья. Ведь, в свое время пытались – Икар с Дедалом летать (знаю: они-то по правде были), но безопаснее горные лыжи слалом. Воздушные струи в лицо бьют, дышать мешают. И на ресницах льдинки, и ноги замерзли. Но, как никогда я приблизился к раю. Вот домофон. Вот дверь. И я почти возле. Но потянуло вниз. Такова турбулентность. Если бы жил на этаже десятом, крылья не оправдали бы бесполезность собственную. Как было уже когда-то. Задача Зарифмовывать собственные чувства – сложная логическая операция. Как итог: суррогат ремесла и искусства предстает перед ликом божественной Рацио. Дано: проваляться три дня в кровати. Впитывая космос звуками радио в виде микса из песен Орейро Нати. Зима на головы людям гадила. Но люди не обращали внимания, как не по-блоковски в этом мире: улицы, ночи, стихи, графомания. Канифоль и струну предпочитают лире. Итак. Дано: выйдя на улицу, понять, что снег просыпался дважды. А пока карагач скрипит и ссутулится, осознать, что я живу – однажды. Деревья гнутся, стонут, корчатся, бедные старые эпилептики. Мое путешествие никогда не кончится. Я – Тур Хейердал. Это – мой «Кон-Тики». Жители нового Геркуланума! Спасайтесь в аптеке «Мир лекарств». Боже, сколько же сонных царств в одной упаковочке реланиума… Текст набран. Кодировка – кириллица. И я называю это стихами. Не кантовать, и не трогать руками. Вижу чужие, угрюмые лица. И они восстанут упрямо и смело, применяя для просмотра выжигательную линзу. И останутся Микеланджело и Донателло навеки веков черепашками ниндзя… * * * Когда за окном зима наступает вдруг, а в зале тепло. И открытка дышит любовью. Меня не отвлекает ни Пинбол, ни Нюкем Дюк. И мысли уже третий месяц полны тобою… Телефонный звонок. И голос, и прыгает трубка… и я становлюсь смелее, мудрее, старше… Ты – не какая-нибудь «каждая юбка», ты со мной в виртуальном свадебном марше. Встречи. Учеба. Ты занята, я – не очень. Раз в неделю увижу – 7 дней вспоминаю. Но к четвергу понимаю – нет больше мочи, четыре рамки с фотками я поломаю В пятую вставлю твою….Потому что красивая, потому что – смеешься. Тебе весело. Фотографию подпишу просто – «Ты и я», залюбуюсь, вздохну, прижму, плюхнусь в кресло. Ты мне поможешь покинуть это чистилище. Запретишь пить алкоголь. Хватит «Баг-Бира». И перетеку в рай – тепла хранилище, помнишь, как у Андреева, в «Розе Мира». Нет денег, даже просто приехать к тебе. Я курю, что придется. Бывает, что даже «Приму». Но тебя почему-то тянет к такой голытьбе как я. Ты любишь меня, универ и зиму… Ты просишь меня читать мои же стихи, говоришь, что они красивые. И я милый. И посреди поэтической чепухи ощущаю – я почти серафим шестикрылый. После Нового Года мне подрежут крылья, Ты подрежешь. Так, что взлететь не получиться. На фотографии подпись: «Ты и я». Слякоть. Весна. Но потом погода улучшиться. * * * Поздно вечером бегают маршрутки. где-то в центре, на улице Весенней остановок автобусных промежутки. От зимнего холода прикосновений мы трясемся. Мы почти друг в друге к черту все наши предрассудки. Ты у меня на коленях. В круге девятом – провожу девятые сутки. Обними. Посмотри. Я сам придумаю свою романтическую историю. Есть герои. Есть «ай лов ю». остальное – театральная бутафория. Красные руки. Носы замерзли. но ты со мной. Ты – теплая. Ты – замечательная. Возле. Луна холодная и голая… Давай начнем с тобой возню, такую нежную, воздушную. Шероховатости оттеню. Ты – моя, родная, послушная. Но ты уедешь. Сама. В автобусе. И будет казаться мир жестоким, а я на целом огромном глобусе, самым маленьким и одиноким… Штормовое предупреждение Дали штормовое предупреждение. Мы пили с девчонками «Алигатэ». Смехом журча. До посинения шутили, кривлялись и т. д. и т. п. у нее такие запястья тонкие, и глаза цвета, похожего на цвет сибирской речки Кии, невыразимые тона. у меня такое похмелье жуткое, такой запах изо рта, что только какая-нибудь проститутка мной очаруется. Но когда небо окраситься в оттенки серого Мы будем вдвоем. О-ла-ла. Выключим свет во избежание нервного срыва. Это «Олейна» мне помогла. Дали штормовое. Было холодно. В который раз: синоптики врут. Гостиница. Лифт. Холл и одно небо в окне нарушает уют. Неси любую околесицу: плети, что хочешь. Все стерплю. Я был один, не годы – но месяцы, укуси за ушко. Скажи: «люблю». Ты из какой-то другой сказки: «Шапочка» там, или «Белоснежка», но тебе нужны мои ласки – ласки антагониста Крепкого Орешка. Кусочек солнца в стакане с ядом, полоска света в моих глазах, озоном, наполнена комната, рядом звучит в CD-плеере Иоганн Бах. Соленые губы. И зябко, поскольку открыта форточка – значит, дует. Новый Год, мандарины. Хочешь дольку? Видишь, снежинки, на небе танцуют… У тебя такие запястья тоненькие, и у твоей подруги. И есть браслетик. «Франзони» - черт! Ну, совсем как голенькие, Прикройся. Возьми тигровый пледик. |