Я лежу на обочине пыльной дороги. Переломанный, раздавленный, раздробленный. Перемешанный с грязью. Сам давно ставший грязью. Землей. В войну здесь проходил очередной пояс обороны. Я чуваш, татарин, узбек, осетин. Я русский. Нас, необученных новобранцев неполных восемнадцати лет, бросили на этот безымянный рубеж против армады немцев. С дореволюционными винтовками Мосина с примкнутыми теугольными штыками, с десятком патронов к ним, мы заняли наскоро выкопанные нами окопчики. Гранаты нам не достались. Их не успели подвезти. В километре от нас, ближе к деревеньке, расположился на удобной позиции небольшой заградотряд из обстрелянных уже бойцов с автоматами, пулеметами. Чтобы у нас не возникало мысли повернуть обратно. Не успели мы занять позиции, как началась артподготовка, выкосившая половину нашего состава. А потом пошли танки. Мы и своих-то не видели, а тут черные, квадратные, с крестами на боках. Мы плакали и стреляли, кричали мама и стреляли. Оглядывались назад, на страшный заградотряд, и стреляли вперед. Мы были даже не целованные еще. И нас раздавили, смешали с землей. Уже мертвый, растерзанный железными гусеницами на бруствере неглубокого окопчика, я увидел, как снялся заградотряд из опытных бойцов, побежал в сторону недалекого густого леса. И скрылся за деревьями. Кто за ним погонится, за маленькой кучкой продажных людишек? Вот и немцы на танках, на другой технике, взяли направление прямо на деревню. Они нас даже не заметили, как не замечают попавших под колеса автомашин кошек и собак. Как не замечали моих молодых и крепких внуков, если бы они у меня были, валявшихся на обочине дороги в Чечне. Но не сами же они повылупались, эти внуки. По телевизору показывали, они выперлись в неудобных позах, запорошенные пылью, с провалившимися уже глазницами, носами и щеками. Страшные. Как падаль. Наверное, давно валялись. А мимо проносились военные грузовики. И никому из солдат и командиров не было до них дела. Я видел. Вот и я влился в те двадцать восемь миллионов погибших советских солдат. Я, башкир, калмык, украинец. Русский. А немцев погибло девять миллионов. На всех фронтах. Всех, и солдат, и гражданских. Они до сих пор ищут могилы своих соотечественников на нашей территории, чтобы с почестями предать земле. Ищут сыновья, внуки. Не родственники тоже ищут. А у меня нет возможности вознестись на небо, потому что я никому не нужный. Я не захороненный. Хотя вижу, что там и как. Общаюсь с душами. Для таких как я, общерусских, там, на небе, безапелляционно действует один библейский закон: Как вверху, так и внизу. Или: Что посеешь, то и пожнешь. То есть, мы и там не в чести, несмотря на то, что все люди от души одной. Отделяются от нее кусочки и летят на землю, воплощаются в человеков. Если на земле войны, эпидемии, раздоры, общая душа толстеет, расплывается. Ей становится нечем дышать, она с трудом ворочается. А если на земле мир и покой, она молодеет, наливается силой. Эту силу посылает на землю, с кусочками души вселяя ее в людей. Нации более развитые и там чувствуют себя вольготнее. Как и на земле. А я не могу подлететь даже к могиле Неизвестного солдата в Москве, чтобы пропитаться поклонами с почестями, мне воздаваемыми. Чтобы ощутить, наконец, себя кем-то. Не могу, потому что ложные они. Руководители государства и люди простые приносят венки, зажигают свечи, кланяются вечному огню как те же русские в церкви. С улыбкой недоверия и равнодушия на губах. То ли есть он, этот господь, то ли его нету. То ли существует на самом деле этот неизвестный солдат, то ли его придумали. Может неизвестный тот жирует в той же Германии с Америкой. Или вообще трус и предатель. Кто об этом знает? Как и господа того же. Кто его видел?.. Но самое страшное в другом. Когда выходят на трибуны загроможденные орденами и медалями посылавшие нас на смерть наши отцы-командиры. И празднуют они очередной день Победы. Сияют они с бугорков что медальками, что вставными зубами, что довольными мордами. Они рады, они счастливы. Когда немцев закидывали шапками, им удалось уцелеть. Мордам... Недалеким... Уцелеть... Удалось... До нас ли теперь им, раздобревшим? У них одна отговорка, подкинутая им более умными подлецами: Была война. А мне бы попить, что-ли! Дожди здесь всего два раза в год... ПРЕДАТЕЛИ . Знаешь, дорогой, возня эта в связи с приближающейся датой 60-летия Победы над фашистской Германией, с подсчетами по телеку оставшихся до события дней, напоминает сказку о Золотом Петушке и его приспешниках. Только к тому Петушку прислушивались, а нынешнего, жареного, наподобие цыпленка табака, ни слухом, ни духом. Не способен. Маскерад, латунный тебе хрест. Уж все задницы расклевал - уходит проблема в землю. Вместе с последними истинными ветеранами войны. Героями. В чем дело, спрашиваешь? Как всегда, в нашем яростном татмонгольском менталитете. Надо признать честно, все ж не совсем мы азиаты, а с европейским уклоном - у кого больше, тот и пан. Не поймешь никак? Ну да, ты ж плоть от плоти своего народа… Ничего не изменится, но… снизойду. В какой уже раз. Сразу после войны фронтовики, кто поувертливее, да без кровавых бинтов, портянок-пут, мешающих добиваться признаний народных, позанимали выгодные государственные посты. Нажрались, напились, набили карманы себе, детям, внукам, правнукам. Машины, дачи, агромадные квартиры в "сталинках" в центре. И… забыли о тех, с кем, якобы, окопных вшей кормили, промороженными лошадиными трупами обжирались. Для них ни квартир новых, ни привилегий, ни телефонов. Ни пенсий достойных. Многим до сих пор. ДО СИХ ПОР!!! Не дошло? Аж в гробах нетесаных, на свои трудовые сбережения срубленных, ушли подлинные фронтовики на тот свет. Необмундированные. Медальки с орденочками на рынки снесли, продали-пропили. Потомки. Но с них какой спрос. Так воспитали ТЕ, которые вместе из одного котелка кашу с теми, которые ни каши этой вволю, ни самих ТЕХ в глаза не видывали. Ни на фронте, ни после. В штабах, да на продскладах, в прачечных штаны пропердывали. В политотделах языки икоркой смазывали, чтобы молоть нужное в защиту своих задниц легче было. А если и правда попадались боевые кореша, то с заниманием поста В УПОР замечать переставали. Сталины, хрущевы, брежневы, устиновы, сусловы, черненки, соколовы, гречки, язовы. Хренязовы. И жуковы, маленковы, малиновские, аты-батовы не лучше. Гвардия! Об чем их речь? О себе, конечно. И в первую очередь. Так кто они для своих однополчан, экипажей, звеньев? А? Не слышу? Язык без костей закостенел? Думать не хочется, рабское твое отродье? На их место рвешься, чтобы так же - везде - обманывать, обвешивать, обкарнывать. Оскорблять, топтать, уничтожать. Своих… так называемых. А после показывать патриотизм. Без стыда и совести громким голосом призывать за Родину, за Сталина, за Советскую власть, за ком… За Россию!!! Предатели! Продажные шкуры. С конца войны фантиками, фейерверками, салютами. Обертками закормили. Вместо их содержимого. И обертки эти опять для себя. Из широких окон любоваться. Пош-шел вон, потомок… Буденного с Ворошиловым. А они - истинные потомки скотников с доярками. Выходи и любуйся салютами. Дутыми. На твои бабки выплюнутыми. Не для тебя они. Для тех, кто их УЖЕ не услышит. А ты моли Господа нашего Иисуса Христа, что время на месте не стоит. Что вместо телефонов с черными трубками пришли букашки сотовые. А в квартирах жить дедовских, да довольствоваться во всем мизером от богатейшего в мире государства, тебе еще придется долго. Можешь не сомневаться. Как говорится, плоть от плоти. Или яблочко от яблони… ПРЕДАТЕЛЬ! |