Солист За ужином первоклассник Андрей сообщил, что в музыкальной школе, где он учится петь и играть на скрипке, завтра состоится отчетный концерт. – Ольга Андреевна велела всем родителям прийти. Папа в командировке, тебе, Ксюшка, приходить не надо, ты мне никакая не родительница, а ты мама, приходи, тем более что я солист. – Ты – солист? – засмеялась сестренка. – Ты хоть знаешь, кто такой солист?! – Не волнуйся, Ксюшечка, знаю. Солист – это тот, кто лучше всех поет. А весь хор ему подпевает. – Ой, не могу! Он лучше всех поет, посмотрите на него! – не унималась сестра (кстати, студентка пединститута). – И ты что же, Андрей, действительно, один поешь? – сомневаюсь я. – Ага, в двух песнях один пою. А хор подпевает. Я начинаю волноваться: ''А почему ты не репетируешь? Ты ведь можешь сбиться, можешь слова забыть''. – Да нет, – успокаивает Андрей, – не забуду, там слова легкие. Приходи. На следующий день о том, что Андрей выступает и даже солирует, знают все мои приятельницы, а две, самые верные, идут со мной на концерт. В зале нарядно и празднично. Много родителей. Волнуется руководитель хора – очаровательная Ольга Андреевна. Суетятся ребятишки с голубыми в белый горошек, бантами. Ну, началось! – Выступает младшая группа хора! Песня ''Теленок''! Солист Андрей Степанов!- объявляет ведущая. Дети на сцене расступаются - Андрей выходит вперед. – Господи, хоть бы он слова не забыл, – переживаю я, а вместе со мной и мои подруги. Ольга Андреевна ободряюще улыбается и начинает дирижировать. Запевает хор: – У коровы был теленок – Замечательный ребенок... А дальше про то, какой он, этот теленок, был музыкальный, одаренный. Долго – долго поет хор. Наконец вступает Андрей. Хриплым от волнения, каким – то чужим голосом он пропел: ''Му – у! Му – у'' И песня закончилась. Приятельницы валятся с двух сторон мне на колени, всхлипывают: – Не забыл слова... Вторая песня была про собачку. Здесь Андрей три раза произнес: – Гав! Гав! Гав! Голос у солиста был звонкий и чистый, он уже почти не волновался Карась для Ксюши Серенький летний день, моросит дождь. Мы уже пообедали, а дедушки Алеши все нет. Мы волнуемся, он обещал вернуться с рыбалки трехчасовой электричкой и «побаловать внучку рыбкой». Электричка давно пришла и бабушка собирается пить корвалол. –Ну не волнуйся ты так, – успокаиваю я ее, – клюет, наверное, здорово, дед оторваться не может. Или наоборот, вовсе не клюет, он сидит грустный и на что – то еще надеется. Ксюша, ей три года, за дедушку не волнуется, потому что не умеет, но вот, как это рыбка «клюет» и, главное, чем, – это интересно. Дед Алеша вернулся домой мокрый, уставший, и,бренча пустым ведром, стал оправдываться, что клева из – за погоды не было, но одного карасика он все же поймал для внучки. Бабушка демонстративно молчала. Дедушка принес показать рыбку. Скользкий, жирный карась широко разевал рот. – Зевает,– ласково сказал дедушка,– спать хочет. Сейчас заснет, и мы его для Ксюши в сметане зажарим. Бабушка взорвалась: «Мало того, что он заставил всех переволноваться, так он еще жестокость у ребенка воспитывает своим полудохлым карасем – «в сметане зажарим»! И если уж он хочет жарить своего карася, пусть идет на кухню и жарит молча, без комментариев. Когда дед молча изжарил в сметане единственного карася для своей единственной внучки и стал скармливать его Ксюшке, воспитывая в бедном ребенке не только жестокость, но заодно и жадность, и эгоизм, он еще не знал, чем все это кончится. Карась Ксюше понравился, ела она с удовольствием, но вдруг закашлялась, стала широко, как тот карась разевать рот и реветь. Подавилась! Кости у этого злополучного карася были мелкие, и дедушка где – то просмотрел. Скорей, скорей! Все бегали, суетились, дедушка пытался достать кость пальцами, бабушка уговаривала съесть хлебный мякиш, Ксюшка отбрыкивалась и орала. К счастью, этот кошмар продолжался недолго: то ли от кашля, то ли от проглоченного кусочка хлеба, кость перестала беспокоить девочку и она успокоилась. Дед курил на кухне, а бабушка, капая в чашку корвалол, ругалась на деда, обвиняя его в том, что он сегодня решил свести в могилу всех в этом доме. Выпить корвалол бабушка не успела. Дед Алеша решил загладить вину. Он посадил зареванную внучку на шею и принялся скакать по квартире, изображая коня. Скакали они недолго. Светильники на шнурах в форме молочных бутылок (бабушкина гордость) оказались как раз на уровне пушистой Ксюшкиной головы. Первый удар пришелся по лбу. Сначала закричала бабушка, потом завопила внучка. Дед от неожиданности, не понимая в чем дело, остановился, и светильник, раскачавшись, как маятник, ударил бедного ребенка теперь уже сзади, по макушке. Это уж было слишком! Ксюшка горько рыдала в объятиях бабушки, нарыдавшись, быстро заснула. Бабушка, наконец, выпила свой корвалол. Все накрапывал дождь. Все молчали и друг на друга не смотрели. Дедушка сидел на кухне, курил и думал, наверное, о том, чем бы еще порадовать, повеселить внучку… А потом Ксюшка проснулась. Полежав немного молча и чему – то улыбнувшись, вдруг позвала: «Деда, давай в лошадку играть!» И перестал дождь, и выглянуло солнышко. Я тоже плакал Дети учатся в музыкальной школе. Семиклассница Оксана играет на пианино, а у маленького Андрея – абсолютный слух и он учится игре на скрипке. Они сидят перед телевизором. Выступает известный скрипач Владимир Спиваков. Исполняет что – то очень серьезное, даже трагическое. Лицо мокрое от слез. Оксана назидательно, Андрею: – Вот смотри, как играет настоящий артист. Он играет и плачет. – И что тут такого особенного? Я тоже вчера играл и плакал. – Дурак. Ты, отчего плакал? Оттого, что играть не хотел. А он, он музыку чувствует. – Я тоже, Ксюшечка, чувствовал. Ты меня, знаешь, как больно смычком по спине треснула. Я еще маме про это не рассказал… Пес и лыжный кросс Новосибирск. По всему городу яркие транспаранты: «Сибиряк – значит лыжник». А в 50 – й школе традиционно проводится День здоровья. Дети с первого по одиннадцатый класс в этот день не учатся, они оздоровляются – бегают, прыгают, плавают… Первоклассник Андрей записался на лыжный кросс. – Ты же не очень хорошо ходишь на лыжах!– мягко заметил отец, подгоняя крепления. – Ну что делать. В шахматы я играю еще хуже, а плавать и вовсе не умею. Как-нибудь пробегу, – рассуждал Андрей. Лыжные соревнования проводились так: каждый участник должен был пробежать по расцвеченной яркими флажками лыжне столько кругов, сколько сможет, и за каждый круг получал жетон. Потом все жетоны подсчитывались, и определялся класс-победитель. Андрей в этот день отличился – он заработал для своего класса пять жетонов! На финише его отпаивали горячим чаем, мальчику было плохо. Дома, когда румянец от мороза сошел, ''стайер'' стал совсем зеленым. – Ну, разве так можно! Это что же за День здоровья! И куда ваши учителя смотрят!– сердилась бабушка. – И все же ты молодец, Андрей, быстро бегаешь, – похвалил отец. ''Да, быстро! Это все ты, мамочка, виновата: ''Возьми бутербродик с колбасой! Положи бутербродик в карман!'' За мной всю дорогу собака бежала, нюхала, я остановиться боялся!'' – разревелся Андрей. На следующий день на торжественной линейке награждали победителей. В лыжных соревнованиях первое место занял 1''а'' класс. Улыбнитесь, и я подарю Вам подарок... Максиму 3 года. Новогодняя елка, утренники. Подарки, Дед Мороз и Снегурочка – все это произвело на него сильное впечатление. На дворе скоро лето, а Максим все играет в Деда Мороза – Ты будешь моя Снегурочка, – говорит он своей прабабушке Эмме. – Наряжайся скорее, и мы пойдем поздравлять детишек. Ты у меня самая прекрасная! – набрасывает он на голову бабушке мишуру. Максим складывает в мешок свои игрушки, забрасывает мешок на плечи, горбится, как старик, и идет поздравлять "Ребятишек", то есть нас – дедушек, бабушек, своих родителей. – Улыбнитесь, – говорит он радостно, – и я подарю вам подарочек! Мы улыбаемся, глядя на это чудо с мешком за плечами, и получаем подарки. Заслужили. Подарков в мешке много, и мы все улыбаемся, улыбаемся, улыбаемся… Ворона Новогодний утренник в подготовительном классе шел по плану. Дети играли, пели, водили хоровод, прогоняли Старуху – Скуку. Маленький Антон в костюме зайчика вместе с другими зайчатами играл в снежки, помогал тащить огромную морковку, в которой были спрятаны подарки для всего класса. Старуха Скука пыталась отобрать морковку и оставить детей без подарков. Старухою – Скукой была Катя – соседка Антона по парте. Эту ответственную роль ей поручили потому, что Катя лучше и громче всех в классе умела декламировать. По сценарию эта роль заканчивалась трагически. Дед Мороз превращал Старуху – Скуку в ворону и прогонял в темный лес. Вот Старуху загнали в угол, громко заиграла музыка, погас свет. Дед Мороз в темноте произнес страшным голосом заклинание. Когда свет вспыхнул, на том месте, где только что стояла Катя, дети увидали… черную ворону. Ворону Анна Ивановна попросила в кабинете биологии, где она много лет пылилась на полке в шкафу. Дед Мороз схватил ворону, она "затрепыхалась" у него в руках и громко, жалобно закаркала. Так они добежали до дверей, а назад Дед Мороз вернулся один, довольно потирая руки. Дети испуганно притихли, кажется, кто-то даже всхлипнул, и Дед Мороз понял, что переиграл. Он потоптался в своих огромных валенках и пообещал найти и расколдовать ворону. Потом раздавали подарки, пили чай с домашними сладостями, и, казалось, все забыли об этом печальном событии. Праздник закончился, родители переодевали, укутывали своих детей и уводили домой. Бабушка Антона помогала убирать в классе и вдруг увидела внука. Антон стоял у окна. Перед ним на подоконнике за шторой сидела брошенная, забытая всеми ворона. Грустно смотрела она на мальчишку, который осторожно гладил ее по пыльным перьям и приговаривал: ''Катя, Катя…'' Шалаш Это было в те еще времена, когда весной 22 апреля детей принимали в пионеры, а классы делали подарки в Ленинскую комнату: рисунки, макеты, стенгазеты, пятерки в дневнике… Я предлагаю своим пятиклассникам сделать шалаш, вернее макет ленинского шалаша в Разливе. Сено, я думаю, есть у многих, – кругом частный сектор. – Кто принесет сено, ребята? – А я не знаю… – А мне, может мамка не даст… – Ладно, просите все, а кому дадут, – принесите. На следующий день мне к третьему уроку. Вхожу в школу и вижу директора, которая явно поджидает меня. К чему бы это? Подхалимским голосом здороваюсь и стараюсь проскочить в раздевалку, но не тут – то было: Евдокия Павловна заслонила проход и громовым голосом вопрошает: – Так. Зачем вам сено? – Сено? Какое сено? – не могу сразу сообразить я. – Так вы не знаете, какое, сено притащили ваши дети? Сено, которое валяется по всей школе! И если у меня уволятся уборщицы… – Ах, сено, – догадываюсь я. – Принесли? Мы в музей шалаш Ильича будем делать… – Вы что же, шалаш этот в натуральную величину делать собираетесь? – Ну что вы, Евдокия Павловна, в натуральную… Для этого, сколько сена надо! – Сена хватит! Идемте! Я иду следом за Евдокией Павловной в раздевалку возле спортзала, куда она велела свалить все конфискованное у моих милых, дурных пятиклассников сено. Сена, действительно, хватило бы на хороший настоящий шалаш: оно торчит из сеток авосек, из газетных кульков, из драных пакетов… '' Молодцы все же у меня ребятишки'', – улыбаюсь я про себя. Евдокия Павловна, видя такую реакцию, ехидно произносит: – Все правильно, каков классный руководитель, такие и дети… Потом быстро поворачивается и уходит. И мне кажется, что она улыбается, но не хочет, чтобы я это заметила. "Педагогический приемчик Ессентуки. Кавказские минеральные воды, отдых на свежем воздухе, положительные эмоции весьма благотворно действуют на мои почки. Питаюсь в диетической столовой. Однажды моими соседями по столу оказались симпатичные грузинские дети со своей мамой и тетей. Женщины уже позавтракали и были увлечены разговором, а ребятишки, предоставленные сами себе, развлекались, как могли. Бумажные салфетки, например, стояли на всех столах, кроме нашего, зато на нашем столе, и под столом, и вокруг него – чего только не было: кораблики, самолеты, веера, чертики. Вообще, после них, мне кажется, нужно было устраивать санитарный день. Это была столовая самообслуживания, и мне пришлось унести поднос. Вернувшись буквально через минуту, я умилилась: дети, эти ангелы, уже не баловались. Склонившись над своими тарелками, они ели, искоса поглядывая на меня. Еще подумала, что мамочка провела воспитательную работу. Ошиблась, все еще было впереди. Первую же ложку "диетической" каши пришлось выплюнуть обратно в тарелку, – соль хрустела на зубах. Дети фыркнули и усердно заработали ложками. – Так, кто из вас это сделал?– строгим, хорошо поставленным учительским голосом спросила я. Грузинская мама, наконец, перестала болтать и обратила внимание на своих чад, а заодно и на меня. – Что случилось? Вы почему кричите на детей?! – возмутилась она и стала ласково ворковать с детьми, выясняя, кто из них испугался, когда чужая тетя так сильно на них кричала. Больше все испугался самый шустрый из ребятишек – Георгий, но его тут же подвела младшая сестренка. – Сам насыпал, и сам испугался, – засмеялась она. Мамочка сильно расстроилась: – – Вай, как ты мог, Георгий, так поступить! У тети больные почки, ей ведь совсем нельзя соли, а ты столько насыпал! Как ты мог! Немного успокоившись, она приняла мудрое решение: поставила перед сыном мою тарелку и сказала так: ''Вот, Георгий, раз ты так плохо сделал, ешь теперь тетину кашу. А тетя, – тут она подвинула ко мне тарелку Георгия, – тетя будет есть твою''. – Но, позвольте, он же уже ел из этой тарелки, – опешила я. – Ну и что же, что ел? Вы тоже ели из своей и, мало того, вы даже, кажется, туда плюнули, – резонно заметила она. Я вспомнила, что да, действительно плюнула, и мне стало ужасно смешно, и я восхитилась находчивостью и воспитательным методом грузинской мамы. Доедать за Георгием я, естественно, не стала. Георгий тоже не ел. Когда я уходила, он горько рыдал над моей тарелкой. Пропал арбуз Галина Васильевна сидела в пустом классе за учительским столом и держалась за сердце. Сильно пахло корвалолом. Что могло случиться? Двоечников у нее нет, журналы и отчеты она всегда сдает безукоризненно, классную комнату ее подопечные убрали быстро и чисто: оттерли с парт все, что написали за третью четверть, отскоблили с пола жвачку, вымыли полы, вынесли мусор. Пятиклассников заставлять работать не нужно, они все делают с удовольствием. Кричат только при этом громко, но это от избытка чувств. Может быть, дома что-то произошло. – Что у тебя? – Ты знаешь, у меня такое случилось! Я прямо не знаю, что делать… у меня арбуз пропал, – трагическим голосом сообщила Галина. – Арбуз? – удивилась я.– Откуда взялся арбуз в конце марта? – Откуда взялся? Из шкафа. Помнишь, в сентябре в школе конкурс на лучший осенний букет и поделку из природного материала проводили? Мои тогда первое место заняли. Арбуз этот после выставки затолкали в шкаф. Это сколько же он за плакатами пролежал…семь... ну да, семь месяцев. Я сегодня его обнаружила, выбросить собралась. Думала, пойдут ребятишки мусор выбрасывать и арбуз заодно. Пока отчеты завучам сдавала, они уборку закончили и разбежались. Арбуза нет. – Значит, унесли на помойку – Не знаю. Я их предупреждала, что он за зиму или высох, или скис, и если его сейчас съесть, – умрешь сразу. А вдруг им захотелось попробовать, дети ведь…потравятся,– Галина Васильевна всхлипнула. – Ага, и авитаминоз весенний, – засмеялась я – А кто у тебя убирал? Ну, в смысле – отличники или троечники? – Ты о чем? Мне и троечников жалко… – Чего их жалеть, троечников, – пошутила я, – Дети – то умные были? – Почему «были»?– встрепенулась Галина.– Ты что, тоже думаешь, что в самом деле,– съели? – Да ничего я не думаю, что ты к словам цепляешься, унесли они его вместе с мусором. Галина Васильевна сидит молча, скорбно поджав губы, потом просит вместе с ней сходить на помойку, посмотреть, одной ей как – то неудобно. Ну, конечно, а вдвоем удобно. – Пошли, – без энтузиазма соглашаюсь я. Мы одеваемся и идем к мусорным бакам на территории школы. О Боже, там уже роется бомж. Мы пристраиваемся рядом. Галина Васильевна перетряхивает мусорные пакеты. Бомж недовольно поглядывает на нас, что – то бурчит себе под нос. Ну что? Ни в одном из ящиков арбуза нет. Галина Васильевна совсем расстроилась: «Съели!». Мы стоим на весеннем солнышке и вдруг видим, что во двор многоэтажки рядом со школой въезжает машина «Скорой помощи». Галина Васильевна бледнеет и почти бегом бежит в школу:«Звонить!» Мы обзваниваем всех подозреваемых в поедании скисших арбузов, – везде длинные гудки. – Ты что думаешь, они в такую погоду, да еще в каникулы, дома сидят? Вечером позвонишь. Родителей попугаешь. – Я до вечера не доживу, – вздыхает Галина Васильевна и кладет под язык таблетку валидола. – Ладно, пошли домой, я только свои планы поурочные заберу. Она открывает шкаф, собирает свои бумаги, вдруг закрывает лицо руками и мелко трясется. Когда я увидела, что Галина Васильевна закатывается от смеха, я испугалась по -настоящему. Нервы…Интересно, в школе еще медсестра, или уже ушла. – Не надо никакой медсестры, – хохочет Галина Васильевна,— посмотри! На полке в шкафу рядом со стопками тетрадей лежит Арбуз. На нем набекрень надета желтая шерстяная лыжная шапочка, забытая кем-то лет десять назад, поблескивают глазки из жвачки, улыбка до ушей. К Арбузу прикреплен бумажный плакатик, на котором красным фломастером печатными буквами написано: «Поздравляем с Висной, Галина Васильевна!» – Грамотеи! С «висной»! Учишь, учишь! Узнаю, кто писал...! – ворчит Галина Васильевна, но я вижу, что она совершенно счастлива. А как зовут Вашу птичку ? Вот тоже случай в лифте был. Едем вниз вместе с маленькой незнакомой девочкой. Она задрала вверх голову, смотрит на меня, улыбается: – Гулять пошли? Надо же, какая любопытная девочка. И какая общительная. – Нет, – отвечаю, – на работу. – Да? – удивляется девочка.– А как зовут вашу птичку? – А ты откуда знаешь, что у меня есть птичка? – Ну, как же, она же у вас на шапке сидит. О! Этот хулиган моду взял на голову садиться. Я хватаю в руки зеленого нашего попугайчика, устроившегося на моей меховой шапке. Он недовольно верещит. Пришлось возвращаться. Спасибо любопытной девочке. – Ты спрашивала, как зовут птичку. Федечкой зовут. Такса Только что закончился ливень и на асфальте лужи. Две девчонки несут по улице собаку таксу. Они идут рядом, одна держит передние собакины ноги, вторая – задние. Собака какая-то уж очень длинная, даже для таксы. Все бы ничего, но девчонки тоже не хотят промочить ноги и прыгают через лужи, и собака у них на руках от этого то растягивается и становится еще длиннее и тоньше, то сжимается, выгибая спинку дугой. Как гармошка. – Вы же ее разорвете пополам, бедолагу, – не выдержал старик-прохожий. А «бедолага», похоже, счастлива и довольна жизнью, повизгивает и старается дотянуться и лизнуть в лицо девчонок, ну хотя бы ту, что несет ее переднюю часть. |