* * * Как наша жизнь порой нелепа, как любим мы порою слепо, и гениальную строку, как бы в преддверии удара, мы самый лучший свой подарок не другу дарим, а врагу. И так снисходит вдохновенье... Пишу я в трепетном волненье, но строчек ряд едва ли жив. А где-то там, в безумном пенье с веселым смотрят удивленьем, как зарождается мотив. У ПОЭТА ВЫШЛА КНИГА Июль, жара, средина лета… В аллеях парков городских бомжи гуляют и поэты, соображая на троих. А на шоссе вдруг тормоз взвизгнет, а на шоссе рессорный скрип… Проносятся любимцы жизни под сладостный болельщиц всхлип. Издали книжку в «Геликоне». Теперь сомнений больше нет, и Рудис, словно вор в законе, стал коронованный поэт. А ты не создан для бумаги, хоть наследить успел на ней, твоих столбцов бредут варяги – чем безысходней, тем верней. Нет у тебя надежной ксивы, Твой статус-кво на волоске. Проходишь гордый и красивый ты по нейтральной полосе. Издали книжку в «Геликоне». Настала Рудиса пора. Вегоновцы в его «ВеГоне», скандируют ему «ура». Поэт выходит к людям. Слезы скупые по щекам ползут. Благодарит без всякой позы за то, что оценили труд. Благодарит семью и школу, а также Машин с Динкой вклад, Житинкину поклон до пола, Мошкова вспомнил «Самиздат». Издали книжку в «Геликоне». Житинкин, гранд тебе мерси, а я твержу, как фраер, в зоне: «Не верь! Не бойся! Не проси!» Но как-то раз, гуляя в парке, как фавн, стремителен, суров, вдруг увидал сей книжки гранки в руках хорошеньких особ. Я подошел, смешно представясь: «В сети известный графоман». Они же вздрогнули, уставясь на оттопыренный карман. Переложив под мышку пушку, продолжил, щерясь, як сатир: «Простите, леди, я не Пушкин, да, но и Рудис не Шекспир… Издали книжку в «Геликоне», и этой книжки теплый свет, сердца двух женщин переполнив, внушил им, что и я поэт. Еще встречаются особы, не западающие, блин, на мерсы шестисотый пробы олигархических мужчин. Порою, сладостные всхлипы извлечь из них нам не в укор способны страждущие типы, из слов рисующие вздор. Издали книжку в «Геликоне». Житинкин, черт тебя возьми, в моем беднейшем лексиконе нет слов признания в любви. …и строчек пять из книги Юры прочел на память, впопыхах. Моя курьезная фигура уже им не внушала страх. Одна шепнула пред рассветом: « Тобой заполнен весь мой кров как эманацией поэта с тех ярославских берегов». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
