Эх!

 

Город Навои. Где-то по дороге из Ташкента в Бухару. Навоийский химкомбинат. Вторая очередь ещё строится, первая уже работает.

 

Девяносто пять процентов работающих – молодёжь. Цех ацетальдегида – промежуточная стадия между цехами ацетона и уксусной кислоты. Вот там и были мы. В смысле, работали. В 1969 году.

 

И был среди нас Серёжа Щербаков. Русый, кудрявый красавец, саженные плечи, осиная талия, выпуклая, тугая попка. Силы неимоверной. С тремя особенностями. Первая – на правой руке большой палец с двумя фалангами. И с двумя, соответственно, ноготками. Если, шутя, хватал этим пальцем за руку, синяк был обеспечен.

 

Вторая – азарт, переходящий в разнос. В любом деле. Работал Серёжа слесарем, и когда надо было обработать, скажем, какую-то деталь напильником, увлекался так, что приходил в себя тогда, когда деталь уже кончилась и напильник начинал визжать по закалённым губкам тисков. В конце концов, нашлась ему узкая специализация: затягивать крышки ректификационных колонн. Гайки там были огромные, ключи соответственные и риск лишиться оборудования - минимальным.

 

Для цехового комитета профсоюза большим соблазном было вовлечь Сергея в какую-нибудь спортивную секцию или команду, но, после двух пробных футбольных матчей от этой мысли отказались.

 

Не потому, что был он неспособным, бегал он охотно, только недолго. Если в течение первых пяти минут ему не давали мяч, он брал его сам. Неважно у кого. В его мозгу мяч и ворота соединялись прямой линией и надо было их совместить в одной точке. Что он и делал. Без всяких там финтов и дриблингов Серёжа мчался на мяч, сметая по пути своих и чужих, нацеливался на ближайшие ворота и останавливался только в сетке, вместе с мячом и вратарём.

 

 

Жили мы в восьмиэтажном общежитии химкомбината. Первые шесть этажей занимали мужчины, два последних – женщины. Не специально, просто женское общежитие обещали построить попозже. Но получилось весьма и весьма…

 

 

При таких внешних данных должен бы быть наш красавец отчаянным сердцеедом, но… третьей его особенностью была невероятная, немыслимая застенчивость. «Здравствуйте!» он ещё выговаривал, да и то краснея при этом, а чтобы завести разговор, познакомиться – это было для Серёжи непреодолимо.

 

 

И вот однажды, воскресным утром, появляется он в нашей комнате с таким убитым видом, что стало ясно: шерше ля фамм. И точно…

 

 

Накануне вечером в его комнате устроился небольшой сабантуйчик. Соседи по комнате пригласили соседок по общежитию посидеть за бутылочкой винца, которое нечаянно купилось где-то в городе. Пригласили и Сергея за стол. При всей своей силе пьяница он был никудышный, быстро захмелел … и осмелел. Близость женщины, её запах, грудной, хрипловатый голос постепенно овладели им настолько, что он опять увидел на одной прямой две вещи, которые непременно должны быть совмещены. Соседи, поняв его состояние, быстренько ретировались, но одна гостья, та самая, осталась.

 

Окончательно потеряв самообладание, парень двинулся к ней. Она заскочила за стол. Стол полетел к двери, за ним – табуретки, оказавшиеся на пути. Она кинулась на балкон, но не успела даже крикнуть: Серёжа сгрёб её в охапку…

 

 

- Просыпаюсь утром, ничего не пойму: в комнате всё разбросано, ребят нет, на соседней кровати какая-то женщина. Посмотрел – вроде спит. Потом чувствую, что-то не так, побаливает внизу. Думаю, неужели я что-то с этой женщиной сделал?! Побежал быстренько в туалет – точно, было! Вернулся в комнату, а её уже нет, ушла. Что теперь будет? А вдруг она пожалуется на меня? Что делать?

 

 

- Ты хоть запомнил женщину-то? Как зовут? Узнаешь, если встретишь?

- Да знакомили нас, но я забыл. А узнать – точно не узнаю, пьяный был.

- Да, - посочувствовали мы женщине, - это даже представить трудно, что ты с ней сделал. Всё, посадят тебя, друг сердечный, готовься к дальней дороге да казённому дому.

- Шутите всё, - обиделся Сергей, - а я теперь по общежитию боюсь ходить, в каждой женщине она мерещится. Как в глаза глядеть?

 

 

Через пару дней, когда сидели мы в его комнате за вечерним чаем, открылась дверь и вошла молодая, симпатичная женщина. В руках её была небольшая хозяйственная сумка, из которой выглядывало горлышко. По внезапно вспыхнувшему ярким пламенем лицу Сергея стало ясно: это она. Узнал всё-таки.

 

 

- Ребята, я хотела бы поговорить с Сергеем. Один на один.

Пожав плечами на умоляющий взгляд друга, мы вышли из комнаты. Подождали, на всякий случай у двери. Тихо. Через пяток минут в замке щёлкнул ключ.

- Да-а, - посочувствовали мы. Теперь уже Сергею.

 

***

 

Моя комната находилась на шестом этаже. Один из моих друзей жил на пятом, другой – на четвёртом. Как-то поздно вечером спустился я к одному из них. Посидели, поболтали. Возвращаюсь в свою комнату, захожу – темно, тихо. Неужели уже спят? Вроде недавно сидели за чаем, читали книжки? Ладно, могу и в темноте найти свою кровать и раздеться.

 

А почему, впрочем? Ведь точно не успели уснуть. Включаю свет…

 

 

Все кровати заняты. Девушками. Они по очереди поворачивают головы, равнодушно смотрят на меня и отворачиваются. Без слов.

 

Мгновенно соображаю: был на пятом этаже, а возвращался, как с четвёртого, проскочил два этажа вместо одного. Оказался на седьмом, женском! «С лёгким паром», дорогой!

 

 

Выключил свет, выскочил из комнаты, как ошпаренный. Пришёл к себе, рассказал соседям, размышляю: «А почему они молчали? Потому, что каждая подумала, что это пришёл свой, к соседке. Значит… Ну что тебя дёрнуло свет включать? Эх!»

 

11.04