ЦИКЛ «ПЕШКОМ ПО ДЕТСТВУ» Родной край, ты помни нас. Вместо пролога. Тяжелые ветви сосны, пригнутые мокрым снегом, от порыва ветра выпрямились. Снежные комья посыпались на лежащего у дерева человека. Он застонал. Потом, опираясь на винтовку, тяжело поднялся. Прижался лицом к стволу, жадно вдохнул острый запах смолы, застывшей в трещинах коры янтарными каплями. Надо идти. Обязательно. Иначе смерть, но не хотелось даже шевелиться. Желание остаться лежать на снегу, забыться, как его товарищи, полегшие под пулями врага, было велико. Казачий отряд вырвался из кольца окружения у Ордынки и наметом ушел через Обь в сторону Ерестной. Это они думали, что ушли. Но красные предугадали этот маневр сотни. Когда уставшие кони вытащили отряд на крутой противоположный берег реки, из леса по нему ударил пулемет. От внезапного огня казаки даже не успели оказать какого-либо сопротивления. Большая часть полегла сразу на месте. На снегу вместе с лошадьми лежали лучшие бойцы. Других, поднявших руки в надежде на пленение, хлестко залпами сбивали с коней из лестной чащи. Никто не ушел. Он, атаман, не стал отворачивать в сторону. Когда пулемет затих, есаул рванул коня на него. Свистнула шашка, ахнул пулеметчик, старик с бородой, схватившись за лицо. И атаман ушел. Унесся в глубь молчаливого бора. Наверное, не смогли ничего с ним поделать бы загонщики – лес укрыл его. Но молодой парень с криком: «Тятьку убили!!!» - палил и палил из винтовки в темноту сосняка, пока не кончились в обойме патроны. Одна из пуль нашла верного друга, конька боевого. Захрипев, конь повалился на бок, придавив казака. Кое-как выбравшись из-под убитой лошади, есаул побрел в сторону от животного. Начавшаяся мартовская поземка заметала его следы, делала темный бор какой – то вообще не проходимой чащей. Есаул помнил, что где – то здесь, на берегу Оби, они летом нашли старый заброшенный скит. Вернее, от него осталась лишь глубокая землянка да погост из нескольких могил. Он тогда запретил что- либо трогать, хотя в жилище казаки нашли не только старые книги, но и несколько икон древнего письма в серебряных окладах. И сейчас жила надежда на это убежище. Опираясь на винтовку, казак со стоном шел по глубокому снегу к заветной землянке. Вот и погост! Где – то должен быть вход. Разрывая уже ничего не чувствующими руками сугроб у старой сосны, он нашел лаз. Заполз во внутрь, прижал дверь спиной. Сейчас отойдет немного и постарается зажечь печурку. Только отдохнет. А сон накатывался мягкими волнами летнего тепла. Сейчас… Сейчас… Поземка заметала последний путь казака Семена. Есаул Ильиных заснул навечно. И скоро мороз побелил лицо уже ничего не чувствующего воина. Глава первая. Указка Татьяны Ивановны обвела какие-то черные чашки: - А это посуда наших предков. Здесь есть не только глиняные плошки, но и железный котел. Все предметы старины нам принесла в музей Таня Санина. Их семья живет в Старой Каменке и местные бабушки по просьбе Танечки отдали в школу ненужные для них вещи. Географичка все рассказывала и рассказывала восьмому «Б» о прялках, таганках и сохе в углу, но мальчишки её почти не слушали. Вот что таскали в старое здание школы члены географического кружка всё лето! Музей открыли! Хоть и не новость, но экспонаты еще пацаны не видели. Чего только один штык трехлинейки стоит! Правда, ржавый сильно, его в речке нашел Сашка Поливанов. Он еще и несколько монет медных приволок. У них в Старой Каменке на песчаной косе, когда по осени Обь отступает, много чего можно найти. Не зря же городские пацаны летом по берегу в глине роются. Но дачники разъезжаются до ухода воды. И берег остается местным. А еще на Лысой горе эти юннаты или, как там, географы, нашли наконечники стрел и каменные топоры. Собрали камни и визжат от восторга – стоянка древнего человека! Умора! Все это началось с раскопок на берегу у Ордынска, там ковырялись археологи – до сих пор траншеи остались, прямо через весь прибрежный лес. Но то ли ничего не нашли, то ли еще что, но забросили. А наши отличники заголосили – и у нас есть стоянки! Какая глупость! Построили ГЭС и вода все залила, недаром село в гору поднялось. А вот на месте бывшей деревни осталось несколько домов на взгорье, все остальное ушло под воду. Поэтому находят там старые предметы и монеты. Митька это точно знал, так как Сашка Поливанов в музей географички отдал лишь часть и то, по его мнению, ненужную. Например, ствол ружейный, внутри шестигранный, не отдал же! А замок заржавелый, с пудовою гирею, приволок! И несколько монет двойных отдал. Ему Татьяна сразу пятерку поставила в журнал. Хитрый, гад. Теперь недели две не будут спрашивать. Пацанов поставил под бой. После уроков, благо того осень еще теплая, собрались на бревнах у Сереги Ломакова. Компашка их еще сохранилась, не было только Сашки, после происшествия на острове отец все же выпорол его, запретил раз и навсегда ходить с ними. И ушел Сашка. В школе поздоровается и все. У него другие друзья появились. Себе они и название придумали - Басмачи. Так, лопухи деловые. Из отличников. Хотя Митька с одним дружил. Из-за книг. У того мамка работала в библиотеке, увлекались все чтением. И Митька нет-нет, да урвет книжку. Чего один Шерлок Холмс стоил! Да ладно. Были все в сборе. Солнце, хотя и осеннее, но светило жарко. И вообще, кто учится первые недели? Дома картошка выкопана, до вывоза сена с покосов еще рано, коров гоняют пастись за село. Родители на пацанов смотрят сквозь пальцы – отгуляли лето, жалко мальцов, учеба впереди. Да и класс восьмой считается выпускной, после него из нескольких классов набирали с трудом на один девятый, что бы тащиться до десятилетки. Так восьмой и считался выпускным у деревенских. Потом разбегались – кто в СПТУ Ордынска, а кто и в город Новосибирск учиться на рабочих, в ГПТУ. Вот-вот. Делят на сельских и городских. И родители пытаются дитяток выпихнуть на крыло. Пора самим кормиться. И в их компании были почти все восьмиклассники. Выпускники будущие. Только Туз сильно хочет учиться дальше. До десятого, а потом в институт податься хочет. И непонятно, что ему среди нас надо. Видимо, так получилось – к «басмачам» Сашка ушел, а нам Туз, тоже Сашка. Кстати, это не фамилия. Прозвище приклеилось еще с пятого класса – на вопрос учителя, сколько получится, если от какого-то числа отнять другое, сумма получалась одиннадцать. А Ильиных, не долго думая, ляпнул: «Туз». Так и остался картою на свою школьную жизнь. Отец Саньки, дядя Семен, беседовал с его друзьями, жаловался руководству школы, по поводу прозвища, но Туз остался Тузом. И вот он здесь, в этой компании. Не потому что она плохая или хорошая, просто Сашку тянуло к разнообразию. Благополучие и интеллигенция – это было здесь ему не нужно совершенно. Он мог курнуть разок из бычка пущенного по кругу, посмотреть неприличную картинку, утащенную из вещей старшего брата Илюхой. Он жил. А в ответ, не скупясь, волок из дома различные вкусные продукты, конфеты и прочие сладости. И сидела дружная компания на бревнах у забора и решала, что будет делать в эти последние теплые дни осени. - Я предлагаю махнуть на великах в Ерестную. Ну, если не в деревню, то на залив, сейчас там никого нет, место классное – Сережа спрыгнул с насеста-бревна и от своей идеи воспрянул. - А что? Я беру палатку, котелок пятилитровый, чайник – сейчас это отцу не нужно. - А я, - Туз гордо всех оглядел. - Сетёшку, тушенку, картошку. И тут все загалдели: «Воду, воду! Хлеб, лук!» На Митьку выпало на старой пилораме насобирать в коробку короедов, подкопать червей. Все понимали, что основная надежда на Сашкину сеть. А поскольку у каждого были удочки, то наживка святое дело. Из дома на путешествие с ночевкой отпросились почти все – не пустили только Сашку Поливанова из Старой Каменки – не с кем было оставаться с сестренкой - родители уехали в Ордынку на свадьбу. Мальчишки посочувствовали неудачнику, но, похоже, Поливанов не огорчился. Сбор был назначен на обеденное время, то есть в три часа, у клуба. Бывшая церковь, как принято было раньше, стояла на пяточке взгорья. Хоть и украшали её всякие вывески, но красоту старых мастеров под ними спрятать не удавалось. И вывеска «Клуб» кое-как скрывала точеный в сосновых венцах крест. - А почему в три? – спросил Митька. - Почему, почему. А по кочану. Я теть Веру уговорил портвейн нам продать, в походе пригодится. – Серега сидел на корточках перед велосипедом и качал переднюю шину. - А даст? - Не ваше дело. Я всегда отцу у неё беру. Все, решено уже. – Сережа плюнул на палец, смазал слюной сосок – золотник вместе с ниппелем были в порядке. – Ребя, я готов. – Сашка тоже подвел к клубу готовый к походу велосипед. Глава вторая. Когда Митька укладывал рюкзак, то подошел отец, посмотрел, посмотрел и принес свой классный плотницкий топорик. - В лесу, если даже на час идешь, без топора ни шагу, - батя протянул его Митяю. - Да ты бы, отец, вообще не пускал его! Сопляк еще, а туда же. – Мать ругалась, а сама в газету заворачивала кусок сала. - Не ворчи. На покосе у Битков в бору трое суток один жил и ничего не случилось. Взрослый уже стал. – Отец смял мундштук папиросы, бросил в ведро у крыльца. - Папань, да ты же мне там, на покосе, шалаш у родника поставил, сам каждый вечер от мамки огурцы с молодой картошкой возил и молоко. Чего же бояться было? Только мотоцикл загудит, как сороки мне уже привет передают. - Езжай, сын, может, эта осень крайняя будет, - отец никогда не говорил «последней». Папироса – одна осталась, рюмка крайняя. Говорил: «Последний перед смертью привет бывает, а в жизни все крайнее». У магазина мальчишки подождали Серегу, забрались в седла двухколесных скакунов и по тяжелой песчаной дороге покатили в сторону деревни Ерестной. - Слышь, Митяй, на днях мне Цыпа письмо прислал. Наш шахтер школу бросил, работает на каком-то стволе учеником электрика. Деньги, пишет, матери и младшим нужны. – Серега с трудом крутил педали велосипеда. Груза-то у него было поболее, чем у других. В жизни всегда так – грузят того, кто везет. – А тебе пишет Танька? На этот дружеский вопрос Митька вдруг обиделся, крутанул рулем и передним колесом ударил в нависшие сумки багажника у Сереги. От толчка тот потерял равновесие и плюхнулся в песчаную обочину. - Ты чего Митька? Я же просто спросил, а ты в дыбки? Митьке и самому стало стыдно за себя. Он помог Сергею поднять велосипед, поправил мешки на багажнике. - Не пишет. Витка Стальцев в конце школы нынче получил письмецо, но ничего не говорит – не хвалится. Наверное, тоже ей не интересен. - Что-то вы на ней зациклились. Девчонка так себе, не красавица. - Да что ты понимаешь в девчонках? – Так, в споре, друзья и догнали уехавших вперед Илюху с Тузом. Глава третья. Через несколько километров от основной дороги, по лесному большаку, мальчишки подъехали к лесной речушке. Небольшой бревенчатый мостик без перилец перебрасывал ленту дороги на ту сторону. А, может и на эту. Осенью бурлящий поток иссяк, превратился в ручеек, но все знали, что это лишь одна видимость. По весне этот ручей чуть не уволок лесовоз в Обь. Сильна вешняя вода! На устье намыла она хороший залив, песчаный по берегам и глубокий, каменистый по центру. Любимым местом он был для заезжих туристов. Как только «Ракета» или теплоход до Камня – на - Оби начинали ходить, так на этом месте всегда две- три палатки заезжих стояли до позднего лета. А то они и на машинах пробирались в это урочище. Илюхин дед, когда был жив, рассказывал, что раньше здесь была глухомань, разбойники шалили. А в гражданскую есаул Ильиных бедокурил, с партизанами воевал. Он и зарубил отца деда, старого пулеметчика, когда казачью сотню взяли в клещи. Банду уничтожили, а есаул ушел. И исчез навсегда. Наверное, через Алтай в Китай сбежал. Фотография деда-партизана долго у Ильи хранилась, пока он её, с согласия отца, не передал в местный музей географичке. А в школе Туза дразнили: «Ильиных, а Ильиных, это твой прадед с красными воевал?» Из-за этого всегда неприятности были. А потом Сашка перестал внимания обращать на насмешки, не стал больше махать кулаками у деревянного школьного нужника с очередным обидчиком. Не обижался – и всё! Мальчишки выехали на крутой берег Оби. Слева, вдали через реку, в мареве виднелся Ордынск, а вверх по течению, километров в десяти, на повороте водной красавицы, в обрамлении высоких сосен по берегу протянулась и деревня Ерестная. Здесь же у ног путешественников, широкий, метров на сто, залив. Он втягивался в заросли черемушника, тальника, пропадал в ручейке. А тот в свою очередь, исчезал в глухомани берега. Караканская полоса сосновых лесов протянулась по правому берегу Оби от Бердска до Малетино, а может и дальше, до Барнаула. Мальчишки верили, что здесь живут и медведи и росомахи, а кто-то говорил, что тигра видел. Из Китая приходил. Врут, конечно. Но лосей видели сами в прошлом году у Хмелевки. Самку с двумя лосятами. Они стояли у дороги и жевали кору осин. А потом ушли в глубь леса. Мальчишки спустились вниз, к воде. Выбрали отличное место. Здесь уже были вбиты колья для костра, стояли столик из жердочек, скамейки вкопаны вокруг. Кучкой лежали колышки для палатки. Хозяйственные стояли тут туристы. Даже яма под мусор была выкопана у большой и старой осины. А в кустах черемухи Сергей нашел родничок, обложенный камнями. Хорошее место. Они быстро установили палатку, натаскали валежника для костра. Митяй нескольким заходами разрубил и приволок здоровенную сосну. Она была завалена подмытым берегом Оби и лежала на песке отступившей реки. Сучья сложили кучкой, а подсохшие поленья ствола сразу же разложили вокруг будущего костра. Все. Нет. Еще не все. Илья и Сашка Туз полезли в воду ставить сеть. - Ближе к реке, перекрывайте вход в залив! – По берегу бегал Серега, размахивая руками. - Пацаны, не слушайте его! Вон туда, к камышу ставьте! Там должна щука быть! – Митька не меньше Сереги хотел скорейшего улова. Но мальчишки просто перегородили залив по центру. Если рыба есть, то она должна есть! Попадется в ячеи, хоть оттуда поплывет, хоть туда. А пока размотали удочки. И не зря. Чебак на короеда брал как сумасшедший. Попадался и подлещик. За каких то пол часа надергали ведерко. Сразу же почистили рыбу, картошку. И не успело солнышко сесть за реку, как над весело потрескивающем костром висел котелок с готовящейся ухой. Нарезав хлеб и лук, Сергей позвал ребят за стол. Первым откликнулся на призыв Илья, конечно. С ходу зацепив кусок хлеба и луковицу, он начал вкусно жевать, макал головку лука в кучу соли. - А у меня еще есть поздние огурцы. Мамка из теплицы нарвала, - Туз вытащил из рюкзака полотняный мешочек, высыпал с десяток зеленцов на стол. Туда же полетели Илюхины пирожки, сало Митяя. Серега достал фляжку солдатскую. Он успел туда перелить стекляшку «Солнцедара». Но мальчишки наотрез отказались от вина. Хмыкнув, он сам глотнул из горлышка, закрутил емкость и засунул в мешок. Илья на стол поставил пятилитровый котелок с дымящейся ухой, подал железную кружку вместо разводяги. - Черпайте все сначала жижу, а потом и гущу будет удобнее зацеплять, - авторитетно заявил Илья. – Я в уху немного пшена подсыпал. Для вкуса. Но эти слова были уже пустым звуком. Через каких – то пять – десять минут от ухи остались лишь горки рыбных костей. А тут и чай подоспел. Его готовил так же Илья. Все смеялись – чай и дурак сготовит. Ан нет! Илюха вскипятил воду, набросал в посудину наломанных веточек черемухи и ягод шиповника, а потом, когда настой стал давать аромат, бросил в воду горсть смородинового листа. - И пить только без сахара, - гордо заявил новоявленный повар, - а то весь вкус потеряется. - Ну ты, Илья, и мастер на все руки, - выдохнул после первого глотка настоя Сашка Туз. Он пил из красивого голубого бокала со снегирями на стенке. Когда кружка накалялась, - то снегирь становился алым и по мере остывания кипятка превращался из красного в коричневую птицу. Эта кружка, со слов Туза, была подарена еще бабкой матери вместе с приданным. А сейчас он её брал в походы, берег очень. Чай получился отменным. А сеть решили не проверять до утра. Лучше дров побольше заготовить на ночь – все равно никто спать не будет. С этим и порешили. Глава четвертая. Ночь наступила неспеша. Из сумрака вечера она превратилась в темноту. Нормальная осенняя ночь. Тихая, спокойная. Без ветра и заморозков. Как летом. Только все знали – это уже осень. И луна взнеслась в эту ночь, в её темноту, повисла фонарем над соснами, провесила серебристую дорожку по реке – взяла власть над ночью. И было легко над этой неумолимой красоты – как в сказке. А как это в сказке? Никто не знает. Смотря на эту россыпь серебра, Митька вспомнил остров. Год назад, в последнюю, а не как батя говорит – крайнюю, ночь на этом клочке земли посредине реки, он так же смотрел на трещащий костер, а рядом сидела Плотина Танька. И ничего не надо было тогда. Это была сказка. Но не расскажешь пацанам об этом – засмеют. А зимой мать Плотиной уехала в Семипалатинск к сестре. И увезла Таньку. И все. Сказка кончилась, осталась легкая грусть. Вон Витьке написала, вернее, ответила. Тот не стал Митьке врать, говорит, всю зиму писал. А ответила – и писать перестал. А Митька не смог послать письмо, хотя Зойка, Танькина подружка, ему адрес подкинула. Стыдно было почему-то за себя, за свои стихи там, на берегу острова, когда открылся Таньке. Не написал и все тут. Костер пощелкивал сучьями, облизывал пламенем чурбаки ствола, которые они сдвинули в середину, в угли. Огонь то вспыхивал, прыгая вверх, в темноту ночи, то сползал вниз, под толстые поленья для того, что бы опять вознестись. Уже был выпит чай, перестали зубоскалить. Всем вдруг захотелось в палатку. Забрались, укрылись кто чем горазд. - Ну, Илья, рассказывай о своем боевом деде, - в бок Илюхи толкнул рукой Серега, - он же где-то здесь воевал? - Смейтесь, смейтесь. А по рассказам деда, именно под Ерестной был последний бой красных партизан с белыми. Они их окружили еще под Кирзой, гнали до Ордынки, а потом, как будто упустили, открыли проход к Ерестной. В засаде был дедов батя за пулеметом, а дед с другими партизанами залегли в чаще, за стволами сосен. Когда белые вылезли на берег, их всех и покосили. Дедов отец стал новую ленту вставлять в пулемет, а атаман белых подлетел на коне и срубил партизана шашкой. Дед это все видел и стрелял в атамана. Утром нашли убитого коня в бору, а беляка и след простыл. Это все мне деда рассказывал. - А я своих дедов не знаю. Они в Отечественную погибли. Интересно, один с Алтая, а второй из Новосибирска, а внуков и не видели. – Митька заворочался, ложась поудобней. - Серега, а твой дед где? - Расстреляли отцова батю, говорил что-то про Сталина. – Сережка стукнул крышкой фляжки. Глотнул. - Ты, это. Прекращай. – Мальчишки знали, что дома у Сереги не все в порядке, отец гонял мать, сильно пил. Вот и Серега стал у бати под пьяную лавочку таскать спиртное, что бы тот не пил. А сам начал тайком прикладываться. Страшно было всем. Но Серега парень что надо, умница. Выдержит. Точно будет инженером. - Сашка, а ты что молчишь? У тебя должно быть все в порядке, вон как хорошо живете. – На реплику Ильи Туз ничего не ответил. Он спал. Или не хотел говорить. Незаметно разговор затих, умолк и болтливый Илюха. Глава пятая. Под утро Митька проснулся от холода. С него Серега стянул с себя угол одеяла. Байковое, а грело. Поскольку Мить кА остался без ничего, то он выполз из палатки. Густая роса лежала на пожухлой траве, на палатке. Луна уже склонилась над рекой, рассвет топтался, не наступая, ожидая ухода ночной хозяйки. Митька посмотрел на кучу березняка и вздрогнул. На фоне светлеющего неба, между сосняком и осинником залива стояла крупная кошка. Рысь! Митька потянулся к чурбачку, в который был воткнут батин топор. А когда повернул голову, то ничего не увидел. Еще не придя в себя от нахлынувшего предательского страха мальчишка побросал в костер все запасы сосняка, насыпал в угли несколько горстей сухой хвои. Задымившись, она вспыхнула сразу. От пламени иголок занялись веточки сучьев и вскоре костер полыхал, освещая все вокруг на десяток метров. От света пламени проснулись и остальные обитатели палатки. - Чего не спится, Робинзон Крузо? – Серега, зевая, пододвинул к костру чайник, снял с него палкой крышку. – По воду схожу к роднику. - Не ходи. Я сейчас там рысь видел. – Митька все еще сжимал в руке топорище. – Честное слово. Вон там, - и он указал на осинник залива. От их голосов проснулись окончательно и остальные. Илья сразу стал шурудить костер: «Звери света бояться!» А Серега лишь хохотнул: - Вот что ночь с нами делает! Страх в трусы забрался, яички сжал! - Серый, честно, я видел её! Вон там! – Митька хотел во что бы то не стало доказать свою правоту. Он залез в палатку, из рюкзака вытащил фонарик. - Пошли все. Рысь не кинется, если не убежала. – Все засмеялись, но первым никто не шел. Серега забрал у Митьки топор, взял фонарик. – Веди. – А сам пошел впереди. На круче берега там, куда указывал Митька, ничего и никого не было. Только старый пенек. Все тут окончательно развеселились и пошли назад к костру. - Митька, а я следы кошки лесной на песке затер, что бы пацанов не пугать. И ты молчи, больше не заикайся о звере. Все равно рысь убежала. От признания Сережки Митяю стало тепло на душе. Значит, он все же видел кошку. Потом Серый подтвердит правоту, а сейчас он помолчит. Пенёк так пенек. До утра мальчишки сидели у разгоревшегося костра, грелись, пили чай. Когда выглянуло солнце, Туз пошел к роднику. Вернулся он удивительно быстро, поставил ведерко с водой, набрал полную грудь воздуха и заорал: - А рысь – то была! Я сейчас у колодца следы видел! Вот такие! – И он сложил две ладоши вместе. Илюха вытаращил глаза: - Врешь?! – Посмотрев на спокойных Серегу и Митяя, сразу поверил. - А она нас не съест? - Нужны мы ей. Приходила попить мимоходом, да её Митяй увидел нечаянно. Пошли сеть проверять. – Серега первым залез в воду. За ним, так же раздевшись догола, залез Сашка. - А вода еще теплая! Как парное молоко! – Он брызнул водой на стоящих на берегу Митьку и Илью. Они отскочили в сторону. И страх унесся, как туман исчезает с порывом ветра. В сети набилось не только рыбьей мелочи, в дальнем от мальчишек крыле запуталась здоровенная щука. Сашка выпутал её из ячеек сети и выбросил на берег. Илья бросился к рыбине, запнулся за чурбак, загремела и раскатилась посуда, но щука была придавлена к песку. - Илюха, ты кружку Туза разбил! - Митька оторопело смотрел на раздвоенную птицу – снегиря. Его холодное коричневое тельце было развалено точно по середине. - Всё. Тебя Сашка пришибет. Точно. - Я же не хотел! – Илья пытался сложить части бокала, но в руках были только две половинки. Первым из воды вылез Серега. Натянув штаны, он смотрел, как Сашка комкает сеть, выходя на берег. - Только без драки. Что-нибудь придумаем. – Серега встал между мальчишками. – Драться не дам. Вы меня знаете. - Эту кружку бабке дед подарил, когда уходил на войну. - Какую войну? У тебя же деда нет! – Серега пытался оттолкнуть Туза, но тот наступал и наступал на Илюху, не глядя на стоящего перед ним мальчишку. - Ага, а мамка моя родилась от духа святого. На первую мировую дед уходил. И себе кружку купил. И бабке. Что бы вспоминали друг – друга, когда пить чай будут. Что я теперь её скажу? Гад, ты Илюха. Даже не подходи ко мне. И вся прелесть утра на берегу залива исчезла в один присест. Мальчишки молча собрали вещи, упаковали в мешки и рюкзаки, закрепили на багажниках велосипедов. - Пацаны, поехали по берегу, тут есть тропинка. На километров пять дорога короче будет. Все равно торопиться некуда. Впереди целый день. На предложение Сереги все согласились и вскоре вереница из четырех велосипедистов двинулась по круче берега домой. А за спиной остался еще один привал. И больше к нему никак не вернуться. Это был не крайний, а последний привал на этом участке жизни деревенских пацанов. Глава шестая. Первым по берегу ехал на своем «Урале» Сашка Ильиных. Следом за ним на сборном уродце катил Серега. Митька и Илья замыкали цепочку. Тропинка вилась то в притирку к обрыву, а то сворачивала в глубину бора, мелькала между могучих сосен и вновь выскакивала на свет, к кромке берега. Через полчаса сделали привал. Велосипеды поставили к деревьям, а сами сели на круче, на поваленное дерево. Серега раскурил «Байкалину», пустил по кругу. Курили все, хотя Митьке это было противно. Докурив, Серега бросил окурок под берег. -Парни, поругались и хватит, мы же так хорошо отдыхали. А завтра в школу топать. И рыбы целый мешок наловили. А щуку мы тебе Саня отдадим за кружку разбитую. -Да пошли вы…-Туз поднял свой велосипед и поехал по тропинке. Выругавшись, Серега позвал остальных Митька, замыкавший цепочку, услышал за спиной шум. Оглянувшись, он увидел белоснежную «Ракету». Теплоход шел как бы над водой, поднимая брызги за кормой. От вметающей тучи водной пыли светилась в лучах утреннего солнца огромная радуга. -Пацаны, смотри как красиво! – на оклик Митьки все повернули головы. И вдруг тут же раздался крик. Сашки на крутом берегу не было. Вместе с велосипедом он упал с пятиметрового обрыва вниз, на песчаный берег Оби. Мальчишки побросали велосипеды и сгрудились у зависшей над водой огромной старой сосны. Сашка сидел на песке, зажимая рукой голову. Велосипед и рюкзак валялись рядом. Все попрыгали по глинистому уклону к нему. Первым упавшего поднял Серега. Но Туз не плакал. Он рукой указывал под берег. Завалившаяся сосна открыла вход в заброшенную землянку. Доски, когда – то бывшие дверью, рассыпались и из лаза торчал скелет в лохмотьях. -Мертвец! – От шепота Митяя всем стало не по себе. -Давно лежит. Одни кости остались. Надо посмотреть. Серега, - перебил Илья, - А может, милицию вызовем? Пусть они и копаются. -А тебе не интересно? -Страшно как-то. Мужики, а может уедем от сюда? – Илья явно трусил. Спор решил Сергей. Он полез на кручу, сбросил свой мешок вниз. Спустился сам, вытащил из мешка фляжку, кусок белой тряпки. -Пока Сашку не перевяжем, никаких движений. – Он усадил Ильиных на кусок отвалившейся от кручи глыбы, свинтил колпачок с фляжки и вином начал промывать пробитую голову. Рана была сущий пустяк – видимо, какой то деталью велосипеда сорвало кусок кожи не голове. Больше крови, чем какой-нибудь опасности. Промыв рану, Серега чистой белой тряпицей перетянул голову, другим куском обтер лицо от крови и «Солнцедара». Впрочем, где кровь, а где вино было неясно, цвет один. Оттащив велосипед и рюкзак по песку подальше от кручи, мальчишки начали думать, как попасть в лаз. Самое верное было залезть на обрыв, пройтись по стволу и спуститься к открывшемуся входу. -А что делать со скелетом? - Илью волновал вопрос не этики, конечно, а обычный страх. -Да ты не боись. Мы с Митькой полезем, а вы с Сашкой внизу нас подстрахуйте. Надеюсь, бомба там не заложена. Бомжик какой-нибудь крякнул, а вы боитесь. Митяй, полезли, - Серега первый вновь пополз на кручу. Глава седьмая. Митька пристроился за ним, кое где подставляя плечо, а где просто держал ладонь под кедом мальчишки. Забравшись на берег, они от Сережкиного велика отмотали веревку с багажника, прошли по стволу дерева ближе к лазу в боковине обрыва. Митька петлей захлестнул веревку вокруг сосны, подергал, пробуя прочность. Потом, опираясь ногой на кривой сук, осторожно спустился до уровня лаза. Стараясь не смотреть на скелет, наступил рядом. Глинистая почва держала. Перед глазами открылось все внутренне помещение, вернее, пещера. Достаточно широкое углубление было укреплено бревнами, уже сгнившими. Посередине трухлявый жердевый стол, а справа от входа слепленная печурка. В дальнем углу слева на Митьку строго смотрели несколько суровых стариков с икон, под ними на цепочке висела чашка. Но все это только было окинуто поверхностным взглядом. Основное внимание привлекал скелет в истлевшем полушубке, пимах. Он лежал на спине и откинутая голова скалилась приоткрытой белой челюстью. -Бурая шапка, наверное, папаха, - рядом стоял Сергей, - видишь, даже кокарда видна. – Он осторожно взял значок. Тот легко отделился от клока шерсти. -Видишь, кругляшки цветные – это знак белых. Я такую кокарду видел в журнале. Русская армия носила в первую мировую. -Смотри, винтовка! И шашка рядом! – Митька протянул к ней руку. -Не тронь. Милиция разберется. -Да я только потрогаю. – Мальчишка осторожно потянул ножны на себя. С небольшим усилием они отделились от скелета, вернее, от лохмотьев одежды. Митька потянул за красивую ручку. Из ножен поползла полоса белого металла. -Вот это да! Гляди, здесь что то написано! – сбоку ножен на темной пластине были выдавлены какие то буквы. Сережка рукавом кофты решил очистить надпись. -Старые еще буквы…Благородию Семену Ильиных от нижних чинов, 1916 год. Вот это да! Сашка, как твоя фамилия у этого! Сергей осторожно положил ножны с шашкой на прежнее место, потянулся было за ржавым наганом, но Митька его оттолкнул: -Не тронь от греха подальше. Они еще некоторое время осматривали землянку, но кроме икон и старых толстых книг здесь ничего больше не было. -Смотри, сумка какая – то. – Митька из-под тлена одежды потащил что то похожее на сумку почтальона, но меньшего размера. От напряжения она развалилась, из неё посыпались обоймы с винтовочными патронами, россыпь других, тупоголовых, видимо, для нагана. Какие то тряпки трухлявые. И голубая кружка со снегирем на боку. Мальчишки онемели. Митька поднял её, повернулся к стоящим внизу Сашке и Илье. Сашка, кажется, тоже что-то понял. -Саня, а как деда твоего звали? -Если отец Семен Семенович, то, то значит Семен, а что? -Смотри. – Митька показал вниз стоящим копию разбитого фарфорового чуда. – Ты рассказывал, что дед и бабка друг - другу дарили. Перед той еще войной. -Да пошли вы! Такого быть не может. – Сашка махнул рукой. – Слазьте и поехали, участковому сообщим. - И фамилия на шашке «Семен Ильиных». Стойте! Илья! Саня! Но стоящие внизу уже сцепились в дреке. Глава восьмая. После уроков Митька отозвал Серегу и Илью за угол школы. -Сегодня Сашка не пришел на занятия. Деда будет хоронить. Им из Новосибирска гроб с остатками привезли. -Не остатки, а останки, - Поправил Серега -Я не пойду. Этот дед моего прадеда убил, белый он. – Илюха засопел. – Кружку разбил, подумаешь. А тут…. -Туз не причем. Тогда бились все насмерть – кто кого. Им обоим не повезло. Только одного сразу похоронили, а другой ждал своего часа. Надо же, Сашка нашел его! Поехали на кладбище. Мальчишки подъехали на велосипедах на «Калиниху», когда могилу уже закопали. У креста на коленях стояла Сашкина бабка. Она молчала – уже свое отплакала, когда узнала подробности обнаружения последнего пристанища мужа, на сырую глину поставила две половинки разбитой кружки. И осыпавшая последняя листва с берез золотом укрыла могилу. Сашка увидел друзей. И отец Сашкин увидел их. Подтолкнул сына к ним и отвернулся. Более полувека тайну стычки на берегу Оби хранил Караканский бор. И раскрыли её потомки тех участников кровавой битвы. Что ты еще скрываешь край родной? Какие тайны? |