А я простой советский заключённый

 

На Украине.

 

- Мне дали свидание с Андреем. Поедешь со мной? – тётя Ира смотрит вопросительно на Николая.

- Конечно, тёть Ир, я его уже года три не видел.

На такси от центра Кривого Рога до лагеря, где сидит двоюродный брат Андрюшка, около получаса езды. Забор, колючка поверх него, вышки по углам.

Проверили нехитрую посылочку, проводили в комнату для свиданий. Барьер, как прилавок, сверху стеклянная перегородка, на стойке – телефонная трубка. Вошёл Андрей, увидел Николая, улыбка раздвинула губы. Передние зубы изжелта-чёрные. Либо наркота, либо чифир. Подошёл к барьеру, братья положили руки на стекло с разных сторон. Поздоровались.

- Пятнадцать минут, - суровый надзиратель и не думает уходить, наоборот, встал так, чтобы видеть одновременно лица обоих.

- Андрюха, Андрюха, вот уж никак не думал, что так вот встретимся. Как ты тут? Тяжко?

Андрей косится на вертухая:

- Нормально. Привык. Молодец, что приехал, братан. Лучше о себе расскажи.

Минуты пролетели.

- Мам, на днях освобождается мой товарищ. Он зайдёт к вам. Помогите ему, ладно?

- Да чем же мы можем помочь-то? – пугается тётя Ира.

- Не волнуйся, ничего особенного.

Последнее символичное рукопожатие через стекло. Сгорбившись, сцепив за спиной руки, Андрей уходит.

Через пару дней – звонок в дверь. Худощавый, быстроглазый парень улыбается смущённо:

- Я от Андрея, он говорил вам?

- Говорил. Проходите.

Аккуратно присев на стул, гость внимательно оглядывает квартиру. Чувствуется, что он не знает куда девать руки, то положит на колени, то обхватит локти, то скрестит на груди.

- Перекусить? Чайку?

- Нет, нет, спасибо, - торопливо и чуточку испуганно, - Я хочу просить вас проехать со мной по магазинам. Надо кое-что купить.

- Что конкретно? В какие магазины?

- Сначала я хочу купить костюм. Для себя. Только не знаю, что и как выбирать. Вы же знаете, что сейчас носят, вот и подскажете, ладно? А потом в продовольственный.

Витя, так звали только что освободившегося парня, настойчиво предлагает Николаю тоже купить костюм за его, Витины, деньги, подарком, но тот решительно отказывается. Тогда Витя уже в продовольственном магазине начинает приставать к тёте Ире:

- Мамаша, ну давайте купим продуктов и для вас. Что вы хотите? Всё куплю. Деньги есть.

- Ты их в лагере заработал?

- И в лагере и из общака подкинули, - Витя в который раз демонстрирует пачку денег.

- Вот и держи при себе. Пригодятся. Пока начнёшь работать, пока первая получка, много времени пройдёт.

Так и не уговорив никого, он покупает сто пакетиков байхового чая, сто «вагонов», как он называет. И с десяток полиэтиленовых пакетов. В хозяйственном отделе выбирает тонкую бельевую верёвку.

Возвращаемся домой.

- Слышь, Никола, - Витя заметно осмелел, появилась некоторая наглинка в поведении, - помоги запаковать «вагоны».

- Каким образом?

- Вот так. Высыпаешь чай в плёнку, примерно по двадцать «вагонов» в каждый пакет, потом вкладываешь этот пакет во второй и туго-туго завязываешь.

- Зачем это?

- Ты, давай, делай. Потом объясню.

Пока Николай пересыпает чай, Витя режет верёвку на куски, сантиметров по восемьдесят – сто. Двойные пакеты с чаем перевязываются этими бечёвками.

- Ну, всё. Мамаша, вы можете вызвать такси?

- Сейчас?! – тётя Ира смотрит на часы, - куда ты собрался на ночь глядя?

- Да мы с Николой съездим в одно место. Не беспокойтесь, я плачу. И за Николу не волнуйтесь, вернётся целый-невредимый.

- Коля, скажи хоть ты ему… Куда он тебя хочет увезти?

- Ничего, тёть Ир, съезжу, раз надо. Обещал ведь Андрею.

С таксистом Витя ведёт себя по-хозяйски:

- Так, командир, давай к зоне да побыстрее. Плачу два счётчика.

Средних лет, плотный, невысокий мужчина недоумённо смотрит на парней:

- Ребята, заказ был на вокзал. Какая зона?

- Не бойся, мы – туда и обратно. И сразу на вокзал. Не обманем.

- Имейте в виду, вызов зафиксирован диспетчером, записан и адрес и фамилия.

- Говорю – не бойся, Давай быстрее, время идёт.

Перед последним поворотом, метров за сто до угла лагерного забора, Витя командует:

- Стоп, командир. Разворачивайся и жди, мы с Николой сходим поближе.

Парни подходят к зоне. Вчерашний зек берётся за конец одной из бечёвок, раскручивает над головой пакет с чаем и бросает его через запретку. Через пару минут все пять пакетов улетели в зону.

- Ну, понял теперь? – Витя торжествующе смотрит на Николая, - сейчас и Андрюха твой побалуется чифирочком. С нашей помощью.

 

***

 

На Урале

 

Ивдель. Городок на Заполярном Урале. Золото, лес, … лагерь.

Майор Сергачёв, начальник медчасти лагеря, частенько приезжает на базу старательской артели. У старателей закон – первоклассная банька, отличная столовая и непременный биллиард. Баня топится ежедневно. Обшитая сосновой реечкой, просторная, с сухим и влажным паром, с запасом берёзовых, дубовых и лиственничных веников, с бассейном три на три. Специальный рабочий поддерживает идеальную чистоту.

Столовая – почти а-ля фуршет. Только с русским размахом. Горячее вам положит повар, а вот холодное мясо кусками – в большом эмалированном тазу в зале – подходи и выбирай. Рядом двухведёрные кастрюли со сметаной, молоком, компотом, киселём. Там же – кипяток, чай, кофе, сахар, печенье. Вместо стаканов – эмалированные кружки. И снова стерильная чистота и порядок.

Ну и кто же после баньки, «сингла», а чаще «дабла», не возьмёт в руки кий?! Какой мужчина откажется побывать у старателей в гостях?

Сегодня майор озабочен. В лагере буза. Мужики, затюканные администрацией и блатными, взбунтовались.

- Слушай, майор, если у вас там буза, ты-то почему здесь? Наверное, калечат друг друга зеки? Кто их лечить должен?

- Я и буду. Только потом. Администрации блатные тоже поднадоели, поэтому решили внутреннюю охрану вывести, а наружную усилить. Пусть поразбираются маленько.

Разборки продолжались три дня. Результат: один блатной в морге, ещё трое блатных и пятеро мужиков в санчасти.

- Легко отделались, - майор с треском залепил полосатого в угол, - зато теперь с полгода будет порядок.

 

***

 

На Чукотке

 

Чукотка. Трасса Иультин – Эгвекинот. Двести восемь километров по ущельям, с одного склона сопки на другой. Зимой грунт можно взять только на взрыв или на оттайку. Зеков привозили несколькими рейсами. Если надвигалась пурга, конвой садился в машину и уезжал. Зеков успевали вывезти не всегда. В этом случае они сбивались в кучу и двигались по направлению к лагерю. Спасение было только там. Бежать – всё равно, что застрелиться. Уцелеешь в пурге – выцелят местные охотники-чукчи. Они знают: чужих в этих местах не может быть. Значит и не будет.

Штольни, штреки и прочие горные выработки бурили вручную. Один держит в руках бур и поворачивает его между ударами кувалдой, которой орудует другой. Шпур, глубиной метр шестьдесят, бурили таким способом минут сорок-пятьдесят. На забой надо пробурить, в среднем, восемнадцать шпуров. И только половина из них – горизонтальные, или нисходящие. Вторая половина – восходящие. Попробуйте махнуть кувалдой снизу вверх, да чтобы удар получился, а не дохлое касание.

Двое зеков вышли на устье штольни, закурили. Поглядели на часового раз, другой… Молоденький солдат на вышке поймал взгляды, насторожился. Зеки достали пачку взрывчатки, десяток патронов по двести граммов в каждом, один из них приладил пачку себе на пояс, другой начал обматывать её огнепроводным шнуром. И поглядывают на вышку, вроде примеряются.

Закончили «экипировку». Помахали часовому руками. Один из них приложил окурок к концу шнура, тот, подумав немного, пыхнул струйкой огня и подул дымом. «Заряженный» зек с криком: «За Родину! За Сталина!» бросился к вышке.

«Хана! Взорвут, суки!» - Часовой, забыв об оружии, скатился с вышки и, спотыкаясь, падая и кувыркаясь, понёсся вниз по склону.

Зек остановился, не спеша стал карабкаться наверх, на устье. Шнур догорел, выплюнул ещё одну струйку огня и затих. Вытащив из кармана отрезанный капсюль-детонатор, зек выбросил его в снег и пошёл добуривать забой.

 

***

 

В Узбекистане

 

Зарафшан. Уч-Кудук. Города в пустыне. На станции Навои от основной магистрали отходит железнодорожная ветка. Несколько часов пути и вот Кизыл-Кудук. Что-то вроде полустанка. Пяток небольших домишек, да дорога, уходящая в пески. Высадившихся здесь объединяет конечный пункт следования – Зарафшан. Поскольку ничего другого в радиусе сотни-другой километров просто нет. Поезд потащил оставшихся в вагонах в Уч-Кудук. Это родной брат Зарафшана. И песня у них одна на двоих.

«Урал» с брезентовым верхом и скамейками в кузове стоит в сторонке. Ждёт, когда прибывшие осмотрятся.

- Давайте, помогу, - Николай подхватывает чемодан своего вагонного партнёра по шахматам. Профессор Новосибирского университета едет в гости к сыну. Сын живёт и работает в Зарафшане уже несколько лет. Сейчас он – начальник водовода. Для пустыни – бог. Раньше, до того, как протянули четыреста километров трубы, воду привозили вертолётами. Сейчас её перекачивают несколько насосных станций из реки. Хозяйство большое и сложное. Профессор сыном очень гордится. Заслуженно.

Дорога на удивление хорошая. Метров с десяток шириной, асфальт без выбоин и колдобин. Кое-где переметён песком, но «Урал» этого не боится. Вокруг – невысокие барханы, редкие кусты саксаула, иногда вдали можно заметить верблюда. Говорят, это дикие.

Внезапно появляется мираж. На линии горизонта – высотные дома. Ни малейшего признака приближения к жилью, всё те же барханы, песок и вдруг – дома! Конечно, мираж. Но вот к домам добавляется ярко-зелёное пятно деревьев, ещё немного и открывается весь город. Там, где зеленеют чинары – лагерь строгого режима. В городе одноэтажных домов нет, тот, что показался первым – шестнадцатиэтажный. У дороги на въезде в город постамент. На нём – огромный камень, на камне надпись: «Здесь волей партии, руками народа будет построен город Зарафшан».

- Услужливый дурак опаснее врага, - смеётся профессор, прочитав шедевр камнеписи.

- Гостиницы пока нет, кому некуда пойти – вот общежитие. Комендант устроит на пару дней. А там решите вопрос с работой, получите жильё, - шофёр показывает на трёхэтажное здание.

- Николай, идёмте со мной, у сына трёхкомнатная квартира, для Вас местечко тоже найдётся, - профессор решительно берёт Николая за рукав.

- Спасибо, - так же решительно отказывается тот, - я пойду в общежитие. А вот в гости – зайду обязательно. Познакомлюсь с Вашими детьми и постараюсь отыграться в шахматы.

- Ну, тогда запоминайте. Вон тот дом, второй этаж, квартира седьмая. Непременно заходите.

Общежитие пустое, грязное, какое-то безжизненное. Жильцов почти нет, выбирай любую комнату, поселяйся и живи. На стенах, под стеклом «Правила для проживающих». Всё, как всегда, а вот это что-то новенькое: Параграф такой-то: «Если жилец почувствует недомогание, он обязан обратиться к коменданту общежития». Следующий параграф: «Если комендант общежития обнаружит, что жилец плохо себя чувствует, он немедленно вызывает скорую помощь». С чего бы такая забота? Ещё по дороге Николай узнал, что здесь кроме золотого карьера работает урановая шахта, руду добывают заключённые лагеря строгого режима. Так вольные вроде бы не должны работать вместе с зеками, а зеки не живут по городским общежитиям. Ладно, завтра в отделе кадров разберёмся.

Золотой карьер расположен в шестидесяти километрах от города. И ещё один мираж: электричка из двенадцати вагонов. В пустыне. Отдельная ветка, соединяющая город с карьером. Проезд бесплатный, как и общежитие.

Начальник отдела кадров, седоватый мужчина лет пятидесяти с цепкими глазами, крепким, хватающим рукопожатием и военной выправкой, был обрадован:

- Да у Вас все подземные специальности: бурильщик, крепильщик, машинист электровоза, подземный электрик! И по всем высокие разряды! Прямо сейчас выписываю направление в шахту. Какая у Вас семья? Двое детей? Видели высотку под отделкой? Через три месяца сдадим, четырёхкомнатная квартира в нём Вам обеспечена. Зарплата для начала – шестьсот рублей, через пару месяцев, если зарекомендуете себя соответственно, поднимем до восьмисот. Годится?

- Погодите, я ехал не на шахту, о ней я и не слышал, пока не приехал. Меня интересует работа на карьере по добыче золота. Я не хочу добывать уран, мне ещё и тридцати нет.

- Карьер временно законсервирован, - сбавил напор начальник. – Да Вы напрасно переживаете. Техника безопасности у нас на высоте. Я сейчас объясню. На стрелках стоят счётчики Гейгера, слышали про такие? Так вот, идёт состав с рудой, если радиация выше допустимой нормы – стрелка автоматически переводит состав в отвал, если нет – на выдачу. Так что всё предусмотрено.

- А что же я буду делать со своими специальностями за стрелкой? Моя работа в забое. Чтобы состав загрузить, надо обурить забой, взорвать и подобрать взорванную горную массу. Крепить тоже надо забой, а не стрелку. Счётчик Гейгера получается не для меня.

- Ну, в конце концов, случаи заболевания у нас очень и очень редко случаются, многие работают по десять лет и ничего.

- Ну да. Силикозом тоже не все подряд заболевают. Один респиратора не снимает, а через полгода – готов, выводят на пенсию, другой без респиратора годами работает и ничего. Но рисковать не хочу, спасибо за предложение.

- Подумайте хорошенько. Надумаете – приходите.

Николай вышел из здания управления. Электричка пойдёт в город в шесть вечера, а сейчас можно уехать машиной, которая привезла на работу заключённых. Они обустраивали, как сейчас бы сказали, инфраструктуру. Прокладывали кабели, устанавливали опоры под эстакаду, отсыпали подъездные пути. Трое конвоиров, один из них с собакой, привели двух зеков копать траншею под кабель. Воткнули два флажка, двое встали у флажков, третий, тот, что с собакой, расположился чуть в стороне посередине. Объявили:

- Копать от флажка до флажка. Шаг за флажок – побег – стрельба без предупреждения.

Зеки нащипали стружек с опалубных дощечек, которые принесли с собой, разложили небольшой костерок, достали кружки и приготовились заваривать чай.

- Ну и сколько же времени они потратят на эту траншею? – спросил Николай у одного из конвоиров, - Уже десять часов, пока чифирок, пока покурят и назад надо ехать.

- А им спешить некуда. У них срок по десять-пятнадцать лет. А подгонять бесполезно, ещё хуже будет, - равнодушно ответил солдат.

 

***

 

Город Навои. И город и химкомбинат строят заключённые. На химкомбинат их водят пешком, поскольку лагерь рядом, на городские объекты – возят бортовыми машинами с крытым верхом. Зеки сидят в кузове на низеньких скамеечках, между будкой и кабиной стоят двое-трое конвоиров с оружием наизготовку. Машины в городе не останавливаются и даже не тормозят на перекрёстках. Мчатся с сиренами по улицам до точки назначения.

Вольных, пришедших устроиться на работу, в отделе кадров химкомбината предупреждают: один контакт с заключённым – замечание, принесёшь ему чай, водку, возьмёшь от него письмо на волю – уволен. И дают подписать бумагу, где это изложено в письменном виде.

А как без контактов, если один цех должен давать продукцию, второй находится в стадии предварительного запуска и отладки, а третий только начал строиться? На технологической линии работают только вольные, на строительстве – только зеки. Так что контакты были. Разные. Кто получил квартиру, заказывал заключённым мебель. Они умудрялись делать отличные табуретки и кухонные столы. Такса: одна табуретка – пачка чаю, один стол – две пачки чаю и пачка сливочного масла. За бутылку водки всю кухню обставят. Водитель водовозки несколько месяцев привозил водку и продавал заключённым. К потолку бочки приварил изнутри несколько крючков, обвязывал горлышки бутылок проволокой и подвешивал их на эти крючки. Потом заливал воду. Конвой заглядывает в бочку, багром по дну пошарит – всё в порядке, проезжай. Но, всё равно попался.

Контакты обратного порядка тоже случались. Червонец платили зеки женщине за один «контакт». Для ориентировки: зарплата в цехе, находящемся на отладке, не превышала семидесяти рублей в месяц.

Ну, ещё и нескучно было с ними…

- Ты работать сегодня собираешься? – бригадир строителей ткнул носком ботинка сидящего на корточках мужичка в серой робе.

- Турункулют у меня, начальник, болею я.

- Это ещё что за болезнь?

- Полное презрение к труду и выпить хочется, начальник.

Лето. Жарко. Заключенные куском дюймовой трубы пробивают дырки в рабочих ботинках – делают «босоножки».

Технологическая цепочка располагается снаружи. Несколько этажей с колоннами, всё оплетено трубами. Заключённый забрался на трубы отдохнуть. Чтобы не упасть, пристегнулся монтажным поясом к одной из них. И спит. Снизу его не видно, сверху солнышко не достаёт, ветерок продувает.

Не только столяры случались среди них, были и художники. Закончат строительство цеха, побелят, а потом, чаще всего в помещении ЦПУ (центрального пункта управления), разрисуют углём и стены и потолок. Сюжет, как правило, один: женщина и много мужчин. Позы самые разнообразные, куда там «Камасутре». Смотреть на шедевры ходили раздельно: сначала женщины, потом мужчины. Или наоборот.

На проходной появилась фотография, охрану территории завода не снимают на ночь. Все понимают: зек спрятался в коммуникации, на пересчёт и в зону не выходит. Попытка побега. Такое случается, когда заключённый отсидел половину срока, вот-вот будет решаться вопрос об УДО – условно-досрочном освобождении. А он не хочет этого. Не надеется на себя. Ведь случись что на УДО – за день до конца срока залетишь за проволоку и будешь всю половину мотать заново. А за попытку побега и срок не добавят, поскольку за охраняемую территорию не вышел и УДО автоматически отменяется. Но рёбра посчитают, это уж точно. Причём не только конвой, за то, что заставил их круглосуточно торчать на вышках вокруг завода, но и свои, потому что его бригада уходит теперь последней, весь контингент стали пересчитывать дважды: на выходе с завода и на входе в зону. А это лишний час на корточках. Кто-то из вольных знает, где прячется человек, носит ему воду и «тормозок», но не было случая, чтобы донесли. И не было случая, чтобы зек выдал сочувствующего. Через пару-тройку дней появится на свет, получит своё, и снова пойдёт отсчёт оставшегося срока.

Зеки, строящие жильё в городе, с вольными не пересекаются: строгий режим. Но, по-своему, веселятся тоже: отлавливают в своих бараках клопов, заворачивают в бумажку и подкладывают в электроарматуру домов, которые строят. Пока дом не заселён, эти твари спокойно сидят в розетках и выключателях. Появились люди – вот они и мы-кровососы.