Антон проснулся как всегда к полудню. Закрытые занавески, освещаемые ярким солнцем, создавали впечатление какой-то «пасмурности» в комнате. Он любил созерцать эту таинственную «пасмурность». На улице было тихо, дверь в его комнате была закрыта, и казалось, что он единственный человек на Земле. Это чувство очень нравилось ему. По обыкновению он полежал в кровати еще некоторое время, потом встал, неряшливо потянувшись, и пошел в ванную комнату для того, чтобы умыться. Антон был достаточно велик ростом, слегка худощав, но в то же время достаточно крепко сложен. Его загадочные карие глаза всегда блестели откровением, честностью; в них всегда виднелось что-то грустное и печальное, но в то же время они не были лишены живости… Края рта были чуть приподняты вверх, что говорило о том, что человек он достаточно веселый, но улыбался он редко, в чем-то он даже стеснялся своей улыбки, ибо она казалось для него первым признаком легкомыслия… Антону восемнадцать. Наступи еще один день. Еще один день, похожий на все остальные. Ничего примечательного, пустая монотонность, по крайней мере, так казалось Антону. Он не был бездельником, его это угнетало. Есть такие люди, которые просто не могут ничем не заниматься, им нужно постоянное движение, действие, которого сейчас Антон совершенно не ощущал. Ему казалось, что все, что бы он ни делал, совершенно не имело никакого смысла. Было необходимо постоянное умственное развитие, самосовершенствование, и он старался делать все для этого. Но иногда наступал такой период в его жизни, что ему просто необходим был отдых, но Антон совершенно не хотел мириться с этой мыслью. Отдых был необходим не по собственному желанию, а просто из здравых соображений, но Антону казалось, что он не должен притормаживать совершенно, казалось, что нельзя делать какие-то «простои», бессмысленные паузы в жизни. Но они были необходимы. Эти монотонные дни, окутывающие его душу безграничной тоской, порой вводили его в состояние депрессии. Нужно было как-то развеяться. Единственным выходом было что-то делать, без разницы что именно, лишь бы Антон видел в этом какой-то смысл. Умывшись, он принялся готовить себе завтрак. Приготовление пищи приносило Антону несравнимое ни с чем удовольствие, для него это было что-то вроде искусства, как бы банально это не выгладило. Позавтракав, он вернулся в свою комнату, в которую все также таинственно и слабо проникал солнечный свет. Немножко побродив по комнате, Антон включил музыку, именно она могла его спасти от надвигающейся тени депрессии. Музыка. Музыка человеку необходима. Порою не меньше воды и воздуха. В моменты радости, в моменты злобы, грусти, тоски, счастья она помогает человеку жить. Это частота, на которую настроена душа, поэтому та бабочка, которая скрыта глубоко в человеке, обретает спокойствие и гармонию, когда он слушает музыку. Закрывая глаза от удовольствия, медленно дыша, пытаясь не мешать проникновению мелодии глубоко в сердце, Антон слушал старые джазовые записи. Мелодия буквально вливалась в его душу яростным потоком чувств и эмоций, которые музыканты так старательно и так ярко вложили в мелодию. Он слушал, ощущал дух того времени, представлял себя одним из посетителей кабака, где часто выступали молодые джазмены, которые по прошествии нескольких лет становились всемирно известными людьми, а некоторых из них даже называли гениями. Слушая слегка минорный ритм джаза, Антон попадал своим разумом в какой-то совершенно другой мир, мир, где жизнь его полна гармонии и ярких красок, мир, где душа его обретает рай и не чувствует той боли, которую ей причиняет реальный мир… Мир грез. А шторы все также блекло освещают маленькую комнатку. В тот самый момент, когда Антон уже почувствовал то, душевное спокойствие, которое приходит при прослушивании тех сказочных мелодий, которые так страстно просит душа человека, раздался звонок в дверь. В тот момент Антону показалось, что этот звонок вонзился в его сердце ржавой стрелой, он неохотно поднялся с кресла и пошел открыть дверь. За дверью его ждал Максим. Взгляд Антона показался Максиму каким-то странным, немного злым и, казалось, что он был совершенно не рад видеть своего лучшего друга. Все еще немного заспанный Антон, всмотревшись в своего гостя, стоявшего в темном подъезде, наконец-то впустил Максима в дом. Максим был тем человеком, которому можно было рассказать обо всех переживаниях, таящихся в душе человека. Он был достаточно умным, и поэтому он мог понять мысли другого человека, его чувства и переживания, а не просто мотать головой, делая вид, что все прекрасно понимает и что его это тоже волнует. А он понимал, и его волновало. - Привет. Ну, как ты? Давно что-то тебя не видно и не слышно. Почему не звонишь-то, я уж начал переживать за тебя. Вот решил зайти повидать тебя. В жизни Антона наступил очень сложный момент. Он в какой-то степени потерял самого себя, или просто еще не нашел. Сейчас он совершенно не знал, зачем он живет на этом свете. Глупый человек скажет, что люди живут только для продолжения рода. Другие же пошутят, лукаво улыбнувшись, и скажут, что живем мы исключительно для того, чтобы в последствии умереть. Антон – романтик. Он уверен, что человек живет в этом мире ради какой-то высшей миссии… Но вот только какой? Именно этот вопрос (и другие, не менее глобальные) и мучил Антона последние несколько недель, что он провел у себя дома, закрывшись в своей тихой комнате… - А! Что? – переспросил Антон… - Как дела, спрашиваю? Что-то ты какой-то странный стал, дружище. Не приболел случайно? – Максим почувствовал какую-то странность в поведении Антона, которая, по его мнению, не могла не броситься в глаза. - Ах, нет, что ты… Я здоров, вот только настроение в последние дни так себе. Душу что-то постоянно изнутри гложет, а я вот все не могу понять что именно. – Антон сказал это, слегка заикаясь, немного теряясь в словах, чуть запутываясь. - Главное, что с тобой все в порядке. А-то я начал даже переживать… - взбодрившись, произнес Максим. - Ммм. Макс, ты уж не обижайся, но сейчас я хочу побыть один еще несколько дней, мне надо разобраться кое с чем… - Ничего, ничего. Я тебя понимаю, у самого так иногда бывает. Тем более, что мне уже пора – Максим произнес это так, что Антон сразу понял, что друг на него не в обиде за такую «гостеприимность» и на душе у Антона стало как-то легче. - Спасибо… Антон пожал руку своему гостю и тот сразу же удалился, пожелав удачи своему другу. Снова эта комната. Кровать была еще не застелена, а на часах уже было 14:32. Комната была чистой и хорошо прибранной. Ее хозяин не мог в ней находиться, когда в ней царил беспорядок. Лишь несколько книг, разбросанных по комнате, придавали какую-то неряшливость интерьеру, но одновременно казалось, что так и должно быть, что это лишь придает особый шик этой комнате, внося в нее какую-то творческую частицу, насквозь пропитанную сумбурным мышлением ее хозяина. В комнате практически всегда играла музыка. В углу стоял телевизор, причудливый черный ящик, который включался только поздно ночью, да и не для того, чтобы его кто-то смотрел, а лишь для того, чтобы было проще уснуть под монотонный голос очередного комментатора. Диван, на котором спал Антон, кресло, на котором никогда никто не сидел и небольшой столик, на котором лежала стопка тетрадей с дневниками и стихами Антона. Антон в кои-то веки сел в кресло, закрыл глаза и вспомнил то, о чем он думал вчера ночью. Сегодня ему казалось это смешным, но еще вчера у него чуть не случился приступ паники от собственных мыслей. Его всегда мучил вопрос: что ждет человека после смерти? Он верил в Бога, верил в загробную жизнь, но одновременно что-то не давало ему верить в это. Ему казалось, что когда человек умирает, то умирает и его душа. И есть ли вообще эта «душа»? Что если жизнь – это всего лишь биологический процесс, и после того как человек умрет, будет лишь пустота и беспросветная тьма, которая даже не будет его окутывать по той простой причине, что окутывать нечего. Просто «ничего»! В свои 18 ему казалась, что значительная часть жизни уже прожита, и осталось прожить еще каких то две трети, пройти чуть больше половины того пути, которым зачем-то обременен человек. В конце этого пути пропасть. А быть может, все-таки душа попадет в загробный мир? В рай или в ад? - Нет, это невозможно – пробормотал себе под нос Антон. А откуда человек знает, что вообще возможно? Человек живет на своей планете, на которой действуют законы, присущие лишь это планете и он считает, что все их изучил и хорошо знает. Он уверен, что иначе и быть не может, что все может объяснить наука и т.д. Но он никогда не думает, что знания его ограничены той самой планетой, на которой он живет и теми законами, которые на ней действуют, ну или, по крайней мере, законами, с которыми знаком человек. Человек на столько глуп, что уверен в том, что знания его могут описать все процессы, протекающие в жизни и за ее пределами. Все относительно. В нашем случае – это наша жизнь и наши знания. Антон вспоминал вчерашнюю ночь. Веки царапали сухие белки, и ему казалось, что сердце его вот-вот выпрыгнет из груди. Страх смерти сводил с ума Антона, он практически сжирал его душу изнутри, медленно, мучая ее, причиняя ей ни с чем не сравнимые страдания. Панический страх перед неизвестностью заставлял сердце Антона биться предельно быстро, что еще больше пугало его. Иногда хотелось кричать, вскочить с место и куда-то бежать, от чего-то бежать. Кое как он попытался отогнать от себя эти мысли и включил музыку погромче. - Еще пару таких дней и я сойду с ума!!! – говорил он себе. – Черт, надо что-то делать, но что? Он схватил ручку, сел за стол, схватил тетрадь и начал судорожно водить по ней своей массивной рукой. На мгновение задумавшись, он продолжил также быстро записывать какие-то понятные лишь ему строки. Писал он настолько быстро, что понять написанное было очень сложно. Строка представляла собой некое подобие кардиограммы. Антон писал стихи. Творчество было для него неотъемлемой частью жизни. Самозабвенное творчество. Он просто не понимал людей, которые говорят, что никогда не смогут писать стихи и что в стихах нет ничего интересного, и они попросту глупы и бесполезны. Чарующее сплетенье строк заставляло Антона чувствовать себя живым, не лишенным чувств человеком. Красками жизни и души ложилась рифма на белый холст «художника». Искренность. Антон мог вывернуть душу наизнанку, показать все, что храниться за пределами его мирского существования, все мысли, переживания, все, все, все… В каждую новую строчку Антон вкладывал частичку себя, частичку своей души. Белесая бумага очень быстро заполнялась яркими красками эмоций творца. От его стихов исходила какая-то особая энергия, теплота и становилось как-то легче после прочтения этих строк… Приподняв голову и прикусив нижнюю губу, Антон, чуть прищурив глаза, потупил взгляд в потолок, и, посидев так около минуты, наложил последние штрихи на свое произведение. |