Что хочет автор. Литературные конкурсы

Я возвращался под этим звёздным Космосом как инопланетный путешественник и чёрная туманность Земли пружинила под моими ногами. Я опоздал на последний автобус: он проплыл вдалеке, светясь жёлтыми иллюминаторами окон и красными бортовыми сигналами. Пришлось ехать в такси, утопая в мягком сиденье при перегрузках, прислушиваясь к перестуку счётчика. Мне повезло: водитель попался неразговорчивый. Он неподвижно возвышался на переднем сиденье, спокойный и уверенный, как автопилот. Мы въезжали в город. Со всех сторон сверкали огни, скачками двигались очертания зданий, невесомо взлетали мосты и тревожно шуршали подземные тоннели. Я смотрел с удивлением, радостью, недоумением - первыми ощущениями путешественника, столкнувшегося с иной цивилизацией. Где-то далеко-далеко осталась Тина. Там моя планета?

- Стройка... пых-пых... пятилетки. Крупнейший хим... пых-пых.. комбинат в Европе... пых-пых... Задание... пых-пых... государственной... пых-пых... пых-пых... важности... пых-пых-пых-пых. Пых-пых. - Шеф раскурил, наконец, свою трубку, окутал себя синим облаком и, возвышаясь над ним подобно Зевсу, продолжал уже без препинаний:

- На одной научной организации труда и валютных кредитах такую стройку, сами понимаете, не поднять. Нужен массовый энтузиазм. Кто будет программировать?

- Вы же знаете, Шеф, - сказал Первый Программист, - это не мой профиль. Мои клиенты: жулики, взяточники, бухгалтера, торговцы, завскладами, завбазами и государственные чиновники. Мы программируем только Честность, и дел у нас по горло!

- А мне один чёрт! - сказал Второй Программист. - Могу и энтузиазм. Только окончание программы "Любовь к родной земле в Нечерноземье" придётся отложить. На соответствующее время.

- Вас, Третий, я не спрашиваю. - сказал Шеф. - У Вас в следующем квартале сдача программы Братской Помощи в квадрате С. Это спецзадание и, если Вы сорвёте сроки, мне голову открутят! - Шеф покачал головой, парящей над облаками синего дыма: - А я Вам!

- Значит, опять я. - мрачно сказал я.

- Что поделаешь, дорогой мой. Программирование Счастья - это, конечно, наша общая и, так сказать, конечная цель, но Вы же понимаете: дело это совершенно безнадёжное! Здесь вашим внукам работы хватит! К тому же, какое может быть счастье без, так сказать, материального благосостояния? А какое может быть благосостояние без химкомбината? А?

- Между прочим, Шеф, я уже год прошу помощника.

- Ищем. Ищем, дорогой мой. Вы же понимаете, хорошие Программисты на дороге не валяются. Вам нужен плохой помощник? Не нужен... Пых-пых... пых-пых... - Шеф яростно запыхтел своей трубкой и совершенно скрылся в облаках.

Придётся согласиться, думал я, не то сейчас начнёт молнии метать.

- Полный доступ к процессорам ТРИСКа. - нагло потребовал я: - И базам данных.

- Пых-пых... пых-пых... - облака собрались в грозовые тучи, но тут в окно дунул ветер, и Шеф выплыл из дыма. - Дорогой мой, Вы же знаете, что за полный доступ к процессорам Самого Скоростного Супер-Компьютера, или, как Вы его фамильярно называете, ТРИСКа, придётся платить японцам ровно сто тысяч. Откуда, я Вас спрашиваю, у химкомбината сто тысяч? Ежедневно!

Я картинно развёл руками.

- Половинный доступ!... пых-пых...

- И к базам данных.

- ... пых-пых... пых-пых... И к базам данных! И чтобы энтузиазм был массовым и устойчивым. За текучку кадров наш Институт будет платить штраф, а Вы - персонально - лишитесь премии и заграничных командировок.

- Согласен. - сказал я.

Жизнь человека узкой змейкой причудливо извивается в тысячемерном пространстве возможностей. Если бы время имело тысячу измерений - по измерению на возможность - человек стал бы деревом, растущим вверх и в стороны, и широкая крона ветвилась и прорастала в тысячи завтрашних дней.

Когда-то я решил, что стихи могут быть только хорошими, а программы даже плохие всё же способны выполнять свою функцию. И я перестал писать стихи. Это называется свободой выбора: вы обрубаете одну ветвь с нераспустившимися зелёными почками и карабкаетесь по оставшейся. Человек подобен дереву с обрубленными ветвями. Из брёвен делают дома, мосты и корабли.

Теоретически запрограммировать можно всё что угодно. Вопрос в том, сколько на это потребуется времени. Современные модели оперируют не одним, а десятками и сотнями тысяч измерений. Нужно учитывать, когда и что следует обрубать. Проходит время, и на обрубленном дереве появляются новые побеги, и это тоже нужно учесть. Чтобы запрограммировать один завтрашний день обыкновенного человека при современных методах требуется год работы Самого Скоростного Супер-Компьютера, а один день, как любит повторять наш Шеф, стоит ровно сто тысяч. Желающие могут перемножить в качестве упражнения. Откуда у обыкновенного человека столько денег? И согласится ли кто-нибудь целый год ждать наступления завтрашнего дня?

Поэтому-то в Институте никто не программирует жизнь: у каждого своя узкая специализация. Непосвящённым кажется странным, что мы можем запрограммировать массовый энтузиазм на строительстве химкомбината в совершенно голой степи за тысячу километров от столицы и не способны заставить одного единственного, но очень нужного на строительстве человека проявить свой личный энтузиазм и отправиться в степь. Но всё очень просто. Даже если этот человек согласится просидеть неделю в нашем Отделе Параметризации, облепленный датчиками и замороченный тестами, и мы получим все необходимые исходные данные, даже в этом случае наш распрекрасный ТРИСК будет десять лет вычислять программу индивидуального энтузиазма. И закончит работу как раз к концу строительства!

Мы поступаем гораздо проще. Составляем простенькую программку, которая в девяти случаях из десяти никакого энтузиазма не вызывает, и тиражируем её в ста тысячах экземпляров. Из десяти человек нашу программу воспримет лишь один и вот уже нужные десять тысяч энтузиастов с радостью выезжают в голую степь на стройку пятилетки. Закон больших чисел.

После обеда утыкаюсь в экран дисплея и веду диалог с компьютером. Иногда устраиваю перерыв на отдых - играю с машиной в разные игры. Особенно мне нравится игра "ТЕСТ". Компьютер задаёт вопросы, я отвечаю, а в конце он говорит всё, что обо мне думает.

- Нравится ли Вам дарить любимой женщине букеты полевых цветов?

- Какое топливо лучше всего для туристского костра: сосна, ель, берёза или ива?

- Мечтали ли Вы в юности стать покорителем гор и врубить свой альпеншток в вершину Эвереста?

- Какая рыба Вам больше по вкусу: морская или речная?

- Считаете ли Вы, что красота природы выше красоты искусства?

- Вы любите природу. Если Вы ещё не вступили в партию "зелёных", то вполне способны на это. Вы возмущаетесь, читая статьи о браконьерах и загрязнении окружающей среды. Но по натуре Вы - губитель всего живого. Вам особенно досадно, что на Земле так много людей - это лишает Вас возможности быть первым и поганить места, где ещё не ступала нога человека. Вы завидуете героям космической фантастики, имеющим возможность пакостить на девственных планетах далёких звёзд.

На неспециалистов это производит большой эффект. Если машина угадывает, они восторгаются её проницательностью. Если попадает пальцем в небо, задумываются о скрытых свойствах своего второго "я". А в действительности, это лишь забавная игра. В памяти ТРИСКа на каждый тест записана тысяча различных "диагнозов"; независимо от того, как вы отвечаете на вопросы (машина даже не запоминает ваши ответы), резюмирующий диагноз в конце выбирается произвольным образом, используя генератор случайных чисел.

Но странно: что бы компьютер ни сказал, в его "диагнозе" всегда есть какой-то смысл и он всегда относится и к вам тоже: либо как констатация, либо как предупреждение, либо как пожелание...

Когда я вышел с работы, в небе горели звёзды. Все они были переменные и пульсирующие. Это дым из труб соседнего завода, тёмно-грязного цвета, незаметный на фоне тёмно-грязного городского неба, создавал подобные астрономические эффекты.

Коллеги потащили меня в пивбар - пропустить по паре кружек.

После второй кружки пластмассовый стол перестал липнуть и пачкать рукава наших пиджаков, резкий электрический свет смягчился, рассеялся и поглотил крикливый обслуживающий персонал, соседи отдалились на приличное расстояние, и в нашей уютной компании разговор перешёл с работы на женщин.

Ребята, - весело крикнул Первый Программист, - а от меня вчера жена ушла! Ну её к богу, давай ещё по паре кружек.

- Нет, ты меня не уговаривай. Если она тебе так нравится - бери. Не возражаю.

- Понимаешь, надоело терпеть. Сколько можно? Тянуть и тянуть. Домой приходишь - как будто тебя в какой мешок душный засовывают. Или нет - в смирительную рубашку. А говорить бесполезно, давно понял. Сразу в слёзы, "к маме уйду". Вот не поверишь, даже дышать легче стало. Как будто курить бросил.

- Это просто такой тип женщин. Как фикус. Сидит себе в кадке, и ствол вроде ничего, и листья зелёные, а всё кажется, что пластмассовая. Не шелохнётся. Или как искусственная ёлка - наряди в игрушки, красиво вроде. А как с ней жить?

- Да не нужно ей ничего! Ну пусть и так - не заметил, не понял, не попытался, не оценил. Чужая душа потёмки - вот пусть кто другой днём с огнём разглядывает. Чего теперь говорить? Есть вещи, которые необратимы. Наверное, человека нельзя понять, если хорошо его знаешь.

- Ну, всё! Давай ещё по одной. У кого сигареты есть? В общем трухлявое дело. Сейчас хорошо, а завтра... завтра сначала проспаться надо.

- Ну, по последней! И давай про другое. Я сколько хочешь этой жидкости могу выпить - непрерывный процесс устанавливается. Вот он сейчас из туалета вернётся - скажет. Мы с ним в Воронеже, прошлым летом... Вот командировка была... Давай просыпайся...

...Средь облачных причудливых пейзажей, залитых щедрым солнечным лучом, под купол безупречной синевы подведены дыханием ветров панели стен, несущие контрфорсы, высокий взлёт коринфской колоннады и тихие аркады по бокам - классических и строгих очертаний. Так выглядят небесные чертоги.

Целительное свойство здешних мест - легко рассеивать туман пивного хмеля и утишать затылочную боль. Тут как всегда внушительно и бодро из анфилады лёгких облаков явился Бог. И мы продолжили степенные беседы, гуляя предвечернею порой.

- Ну, как дела на грешнице Земле?

- Прекрасно, Бог! Вот только грязновато. Вы слышали о страшных катастрофах и загрязненьи жизненной среды?

- Сиё прискорбно. Но, я полагаю, подобные издержки неизбежны? Не возвращать же снова вас в пещеры! Вы так привыкли к тёплому уюту и комфортабельности собственных квартир. Промышленный прогресс не остановишь.

- Но как же звери, птицы, травы, воды? За что они страдают? Божьей тварью ведь называют даже червяка!

- Да, тварью. Что вам до неё?

Мне кажется, что мы без них не можем. Нам тесно в наших городах, мы задыхаемся в бензиновых парах, жуём синтетику! На кой нам чёрт нужны химические эти комбинаты?! Душа стремится к девственной природе, дарующей покой и утешенье, мерцанье истины и чудо красоты...

- Послушай, человече, слишком сложно ты рассуждаешь. Дело-то ведь проще! Современный уровень развития производительных сил вынуждает искать альтернативные пути развития, поскольку, вступая в конфликт со средой обитания, ваша цивилизация начинает противоречить сама себе. Короче, минусов становится больше, чем плюсов. Уже делаются определённые шаги в нужном направлении: замкнутая технология, утилизация отходов, экологизация сельского хозяйства и тому подобное.

- Значит, всё в порядке?

Господь задумался, следя туманным взором за реактивным самолётом в синем небе, рисующим китайский иероглиф:

- Ну, разумеется. Будь счастлив, человек!

Бог удалился славною походкой, и в ясном мире тихо прозвучали, как дальний гром, последние слова:

- Любить весь мир могу лишь только я.

Гром приближался, заикаясь и хрипя:

- Конечная остановка! Автобус дальше не пойдёт! Просьба освободить салон.

Мне бы хотелось писать о девчонке Тине.

Как я вышел утром в парк.

Истекало небо синью.

Как открытый нерв.

Деревья тонкими ветвями едва касаются его. И кажется, дрожь проходит по ветвям, в глубине стволов и исчезает в почерневшем снеге.

Какие чистые краски! Какие точные линии! И для чего? Без всякой цели, без вознаграждения, без мук бессонными ночами, без вдохновенья, бездумной волей случая игра природы.

И такая красота!

Всего лишь небо, деревья и снег. По дну оврага чёрной щелью петляет речка. Сквозь безлистный лес просвечивают застеклённые громады моего микрорайона.

Зима кончается, подумал я. Зима кончается. И поскользнулся на обледенелой тропке, и свалился в колкий снег.

Здесь встретил я её. Как весело она смеялась! Как раскраснелась! Как холодил за шиворотом снег! Как были губы горячи! Как небо побелело, когда в её глазах собралась синь...

Потом опять про лето написать. Потом опять про зиму. И повторять про Тину бесконечно!

Здание Института величественно и ужасно. Можно лишь догадываться, что оно уходит за облака и земля под ним прогибается. Случается и в нашей работе брак, и разные непредвиденные обстоятельства и непредсказуемые побочные эффекты. Например, так называемые, фантомы. Когда вступает в действие сложная и запутанная программа, иногда возникают несуществующие явления, выдуманные вещи, события и даже люди. Их век недолог: они живут, пока мы верим в них, пока мы думаем о них, пока программа действует на наше сознание.

Древние греки знали, что корни сущего свисают в Хаос. В сущности ничего нет. Если копать очень глубоко, до самых корней - ничего нет. Любовь можно представлять себе в виде очень сложной программы.

Программу Счастья пришлось забросить и заняться вплотную химкомбинатом. Я не смог отыскать того поля - выпуклого, как выпукла планета Земля, и нет домишек на его краю. А если забыться, вдруг оказываешься в голой степи. Но изображение ещё недостаточно устойчивое и на горизонте подобно ядовитым испарениям дрожат и искажаются как в кривом зеркале очертания деталей, из которых сложится в конечном счёте химический комбинат.

О какой, собственно, Тине шла речь?

--------------------------------------------------------------------------------

ИМПЕРСКИЙ ГОРОД (десять новелл)

--------------------------------------------------------------------------------

ИМПЕРСКИЙ ГОРОД

Имперский город умирал вместе с Великой Империей.

Он делал это тихо и безразлично, с равнодушием взирая на новое, ненужное и бессмысленное для него время. Великие здания, хранившие тишину и недвижимость имперского величия в своих коридорах и кабинетах, наполнились шумной толпой новых людей, когда-то не любивших, а теперь и не понимающих смысла этих зданий. У их подножия, ещё недавно запретных и пустынных, кипела пёстрая пена мелкой торговли. Внушительные фасады скрылись под яркой и чужой рекламой. Будто старого генерала, уже впадающего в маразм, облепила стая наглых внуков, обалдевших от безнаказанности и наконец-то получивших возможность отомстить за все причинённые когда-то обиды, наказания и выговоры - они увешивают деда медалями и орденами, вырезанными из цветной бумаги, с шутовскими надписями, напяливают на него треуголку из старой газеты, закидывают лентами серпантина и обсыпают конфетти.

Город безучастно смотрел, как его площади и улицы наводняются чужими машинами и чужими людьми. Он уже не делал различия между чужими приезжими и своими горожанами, ставшими ему чужими. Город слушал ночные выстрелы, но даже не удивлялся им, некогда невозможным на улицах столицы Империи. Новые правители города не вызывали у него не только уважения, но даже интереса. Он знал, что все они - временщики, но это мало его волновало, потому что в будущем он не видел не только их, но и себя самого. Имперский город умирал.

С усмешкой наблюдал он попытки оживить тот другой, старый город, город предыдущей Империи, который когда-то был убит им и, казалось, навечно похоронен под асфальтом и за фасадами великих зданий новой Империи, сама память о котором была стёрта вместе со старыми названиями улиц и площадей. Теперь, умирая, Имперский город испытывал к своему предшественнику даже нечто вроде симпатии и сочувствия, но знал, что тот мёртв и что сам он уже совсем скоро будет мёртв, и все попытки оживления глупы и обречены на неудачу и фарс. Город даже предвидел, что когда-нибудь попытаются оживить и его самого, но это ему было безразлично и он знал, что умирает окончательно, а всё остальное - суета.

Из города уходило величие, стало больше грязи, подземелье ветшало и само небо над городом потускнело и лишилось имперского блеска. Город помнил свою бурную жестокую юность, мрачноватую зрелость, но более всего он любил свою старость - то своё состояние, которое предшествовало умиранию. Именно к старости в нём окончательно укрепился и успокоился имперский дух, даже разложение Империи в последние годы лишь подчёркивало её величие, даже нарастающий маразм её верховных правителей только укреплял состояние имперского безвременья, потому что приближал к идеалу всякой империи - величественной пирамиде с кучкой дерьма на самой вершине. Имперский город к концу своей жизни хорошо понимал и ценил эту тайную прелесть тотальности, сладкое вино вездесущей секретности, терпкий вкус глобальной безопасности и тонкий аромат имперского страха - этого почти религиозного трепета, на котором основывались лояльность, спокойствие, порядок и государственный патриотизм. Разумеется, сам город не испытывал никаких чувств - ни страха, ни любви, ни ненависти - как и подобает истинно имперскому городу. Чувства - удел людей, а города живут в иных измерениях. Люди должны были бояться, любить или ненавидеть город, а город лишь воплощал эти чувства в своих проспектах и площадях, зданиях и бульварах, в своём асфальте, камне, бетоне и стекле.

Имперский город умирал. Менялся облик его зданий, улиц и площадей, сами названия их менялись, менялись машины, менялись люди. Город не знал - да это его и не интересовало - какой город идёт ему на смену: будет ли это город новой Империи или пирамиду растащат на камни, которые можно использовать как груз при засолке грибов. Имперский город уходил из жизни без провожатых, растворяясь в тумане перемен, беззвучно напевая свою любимую имперскую песню "Любимый город может спать спокойно..."

--------------------------------------------------------------------------------

МЫ СМОТРИМ...

Мы маленькие, зелёные, глаза как блюдечки. Из тарелки выскочили, в окно влетели, сели на подоконник. Сидим, смотрим. Дядя Вася голову на стол уронил, рюмку опрокинул, рукавом в салат попал. Дядя Вася голову поднял, на нас посмотрел, головой замотал. Глаза протёр и заплакал.

Дядя Вася говорит:

- Докатился... до зелёных чертей докатился... эх, проклятая...

Дядя Вася в нас подушкой кинул. Мы маленькие, зелёные, проворные, реагируем быстро. На шкаф прыгнули. Сидим и смотрим. Дядя Вася плачет и водку пьёт, нам пальцем грозится.

Дяди Васина жена приходит и на дядю Васю кричит. Потом нас увидела и крестится. Веником на нас машет и кричит:

- Кыш! Кыш! Проклятые...

Мы маленькие, зелёные, мы веника не боимся, вреда не причиняем. На люстру прыгнули. Сидим и смотрим.

- Господи, помилуй! - говорит дяди Васина жена. - Что ж это делается?

Мы маленькие, зелёные, в окно влетели, на кульманы сели. Сидим и смотрим. Конструкторы всполошились, одна женщина в обморок на стул упала. Начальство в сторонке стоит, решение принимает.

Инженер по технике безопасности говорит:

- Это не по моей части, раз они чертить не мешают, химической, электрической и радиационной опасности не представляют.

Пожарник говорит:

- Как лягушки сидят... но вроде бы самовозгоранию не подвержены. Не по моей части.

А главный начальник говорит:

- Так нельзя рассуждать поверхностно. Надо изловить экземпляр и отдать в соответствующие инстанции для исследования. Вскроют, посмотрят, изучат, тогда и выводы делать можно будет.

А может быть, они вообще искусственные, - говорит заместитель по режиму, - роботы какие-нибудь. Оттуда...

И заместитель по режиму кивает головой через левое плечо назад:

- У нас, товарищи, всё-таки режимное предприятие. Надо принять меры.

Все бросились нас ловить. Мы маленькие, зелёные, химической, электрической и радиационной опасности не представляем, самовозгоранию не подвержены, очень ловкие, скользкие и увёртливые. К потолку прилепились и вниз смотрим. Люди в азарт вошли. Прыгают, на стулья взбираются, за стремянкой побежали в соседний отдел. А в соседнем отделе то же самое творится. Мы маленькие, зелёные, во всех отделах появились. Вреда не причиняем, сидим и смотрим.

Мы маленькие, зелёные, глаза как блюдечки. Из всех тарелок выскочили, везде появились, сидим и смотрим. Про нас газеты пишут, что мы шпионы вражеского государства. Газеты ошибаются, мы во всех государствах появились. Мы в церквях, мечетях, синагогах и храмах появились и смотрим. Люди, которые верят в бога, очень встревожены и говорят, что настаёт конец света и мы его гонцы. Мы маленькие, зелёные, не гонцы, мы сами по себе. Научные люди комиссии образуют, в контакт с нами вступают. Теперь все говорят, что мы инопланетяне и прилетели контакт устанавливать. Мы маленькие, зелёные, контакт не устанавливаем. Только смотрим. Научные люди нам карточки показывают, звуковые сигналы подают. Два сигнала - пауза - ещё два сигнала - пауза - потом четыре сигнала. Это значит 2x2=4. Это мы знаем. Таблицу умножения мы всю знаем.

Мы маленькие, зелёные, в кабинет министров через вентиляцию влетели, потому что окна всегда закрыты. Мы сидим и смотрим. Телохранители нас выгоняют, но мы проворные очень, нельзя нас поймать.

Референты с нами разговаривают:

- Поймите, уважаемые инопланетяне, у нас проходит сугубо закрытое совещание. Мы всегда придерживаемся правила невмешательства во внутренние дела друг друга. Мы вас просим покинуть помещение.

Мы маленькие, зелёные, помещение не покидаем, в дела не вмешиваемся, только смотрим.

Министры недовольные очень.

Про нас газеты пишут, телевидение показывает, и радио говорит. Мы вмешиваемся во внутренние дела Земли. Мы подрываем основы общества. От нас надо защитить личную жизнь граждан и секреты государства. Мы маленькие, зелёные, не вмешиваемся, не подрываем. Мы только смотрим, не говорим, не пишем, не действуем. Мы только смотрим и увёртываемся. Мы очень проворные.

Научные люди проверяют на нас химические, электрические и радиационные воздействия. Мы не любим воздействий, мы от них увёртываемся, мы их не боимся.

Военные люди эвакуируют районы и бросают туда бомбы. Мы маленькие, зелёные, очень не любим бомбы. От бомб трудно увёртываться. Военные люди всё бросают и бросают бомбы. По ошибке бомбы иногда попадают в свои и чужие неэвакуированные районы. Государства обижаются друг на друга и в отместку нарочно бросают бомбы в неэвакуированные районы. Нам маленьким, зелёным, глаза как блюдечки, становится очень плохо от этих бомб.

Мы маленькие, зелёные, покидаем Землю. Земля горит от бомб. Мы маленькие, зелёные, уже далеко-далеко. У нас глаза как блюдечки, мы хорошо видим. Земля горит и горит. Почему Земля горит? Ведь мы маленькие, зелёные, уже далеко-далеко. Мы смотрим очень-очень издалека. Мы только смотрим. А Земля всё горит и горит. Мы маленькие, зелёные, не понимаем...

--------------------------------------------------------------------------------

МЫ ДВИГАЛИСЬ МАРШЕМ ПО ПОВЕРХНОСТИ ПЛАНЕТЫ

Мы двигались маршем по поверхности планеты.

По твёрдой поверхности именуемой суша поросшей травой в которой стрекотали насекомые именуемые кузнечики. Мелодия звучала в перекрестии солнечных лучей она рождалась в вакуумных полостях образующихся в воздухе от избытка свежести. Старый негр жилистыми руками отбивал ритм на большом барабане.

Ах чудесный чудесный ритм!

Ритм который живёт думает и чувствует страдает и радуется и продвигается в будущее и несёт объяснение мира и создаёт мир и ему наплевать на нас. И я спросил старого негра когда барабан лопнул и негр ногой зашвырнул барабан в кусты можжевельника и барабан упал в кусты и из кустов вылетела чёрная птица именуемая ворона и ещё вылетела красная жёлтая зелёная синяя малиновая охряная лазурная и цвета морской волны птица именуемая попугай. Я спросил старого негра почему такому чудесному чудесному ритму наплевать на нас. Я спросил почему барабан лопнул. А старый негр плюнул в пыль и махнул рукой и покачал головой курчавой головой цвета стальных стружек и ударил себя по ляжкам и пошёл по дороге которая уходила вдаль и скрывалась всё время скрывалась за горизонтом. Он шёл много дней и питался одними орехами и пил воду во время дождя задрав голову вверх и открыв рот широко открыв рот и поддерживая затылок жилистыми руками. И он дошёл до подножия Синих Гор и сыграл соло на гладком и гулком валуне оставшемся от тех далёких времён когда Великий Ледник гнал к югу людей и камни к тёплому югу туда где жил старый негр ничего не знающий о Великом Леднике. Он сыграл соло на валуне и отбил ладони и умер от старости. А ещё потому что лопнул барабан.

Я же остался там где был.

И мальчик похожий на девочку отбивал ритм тоненькими палочками.

Ах чудесный чудесный ритм!

И я спросил мальчика похожего на девочку когда палочки сломались и мальчик выронил их в воду прозрачную воду быстрого ручейка лёгкого ручейка уносившего палочки к далёкому морю шумевшему волнами. Я спросил мальчика почему такому чудесному чудесному ритму наплевать на нас. Я спросил почему палочки сломались. А мальчик плюнул в небо и пожал плечами и лёг в траву зелёную траву с синими колокольчиками красными гвоздиками жёлтыми ромашками голубыми незабудками и розами роняющими розовые лепестки на шелковистые длинные вьющиеся локоны мальчика. И мальчик похожий на девочку закрыл глаза и не захотел идти с нами дальше. И девочка похожая на мальчика в коротких штанишках осталась с ним в траве среди цветов. Так они и лежали не в силах шевельнуться до самой старости. И питались они розовыми лепестками. А умерли в один день похожие друг на друга как тоненькие палочки которые сломались и всё ещё плыли к далёкому морю.

Я же отправился дальше.

И человек с хриплым голосом отбивал ритм на гитаре стоя на крыше автомобиля железного автомобиля который мчался по дороге и визжал на поворотах.

Ах чудесный чудесный ритм!

И я спросил человека с хриплым голосом когда железный автомобиль на горной круче сорвался в пропасть и струны гитары всё звенели и звенели последним аккордом аккордом который летел к нам снизу из пропасти а струны всё падали и падали на самое дно в прохладную тишину. Я спросил человека почему такому чудесному чудесному ритму наплевать на нас. Я спросил почему он сорвался в пропасть. А человек не ответил мне он молчал в прохладной тишине рядом со своими струнами которые порвались и всё дрожали и дрожали уже молча. И белые облака проплывали над пропастью белые и снежные облака блестящие в солнечном свете.

Я же присел у обочины дороги под золотым деревом именуемым сосна. Мы стали ждать того кто будет отбивать ритм. Кто пойдёт по дороге а мы увидим его и пойдём следом. Мы будем двигаться маршем по поверхности планеты именуемой Земля.

Ах чудесный чудесный ритм.

--------------------------------------------------------------------------------

ДОРОГА И ПУТНИК

В этот раз он очнулся дорогой, бегущей сквозь свет и тень, вздрагивающей на поворотах, идущей из ниоткуда и уходящей в никуда. Он был тем, кто двигался по дороге. Он был самим движением. И он был самой дорогой. Можно стоять на месте или бежать изо всех сил - это ничего не меняло. Он всё равно оставался внутри себя самого. Это подобно воспоминанию, когда, путешествуя, проходишь от одной картины к другой, но и тот, кто проходит, и сами картины, и само путешествие - всё это одно сознание.

Он не знал, сколько времени будет существовать эта дорога, которой он стал. Исчезнет через мгновение или покроется пылью веков? Да и что это значит - время? Он мог оценить его по тому расстоянию, которое прошёл по дороге. Но какой в этом смысл, если он сам был дорогой, если он сам был движением?

Дорога проходила сквозь что-то. Но что это было, он не мог определить. Путник на дороге вроде бы что-то видел. Движение вроде бы изменяло то, что вокруг. Было ли это частью его самого? Было ли это чем-то иным? Он догадывался, что может чувствовать только самого себя и иного для него не существует. Но ощущение не исчезало - похожее на фантомную боль в ампутированной ноге. Ощущение того, чего нет.

Это ощущение его беспокоило. Весь ли он тут? Или какая-то часть утеряна? Достаточно ли он целостен: как путник? как движение? как дорога? Он был готов пожертвовать частью себя. Но какой частью? Одно дело - что-то второстепенное, несущественное, о наличии чего не всегда и помнишь, - какой-то поворот, угол наклона, твёрдость грунта вот в этом месте. Другое дело - что-то важное, без чего он перестаёт быть самим собой. Но как узнать это? Как узнать то, чего нет? Он мог дать волю воображению, но удерживал себя. Ему было важно знать, что он такое на самом деле. Он подозревал, что его представление о самом себе может слишком сильно отличаться от реальности.

Путник на дороге вздохнул. Что это такое - реальность? Он вспомнил, как был лесом и одновременно деревом, растущим в лесу. Рекой и рыбой, плывущей в реке. Небом и облаком в небе. Единственное, чего он не мог вспомнить, - чем он был в промежутках? Чем он был, когда его не было? Может быть, это и была реальность? А само его существование в форме леса, реки, неба или дороги - иллюзия?

Не было ли иллюзией и то первичное состояние, которое кажется ему настоящим, и в которое он хочет вернуться? Что, если все эти состояния - лишь случайные сочетания чего-то невидимого и даже несуществующего, подобные игре световых бликов на песке дороги? Да и были ли эти состояния? Может ли он наверняка утверждать, что что-то было, если само время - только гипотеза? Может быть, все эти состояния существуют одновременно или, точнее, одинаково вне времени? Может быть, существуют только дорога, путник и движение, а лес, река и небо - только как их воспоминания? Воспоминание того, чего не было. Может быть, это вовсе и не воспоминания, а просто случайные всплески в его сознании? Может быть, и сам он - случайный всплеск? Ведь то, что он существует, - лишь его собственная гипотеза. И тот, кто думает сейчас о том, есть он или его нет, тоже - случайный всплеск?

Он остановился и заставил себя не думать об этом. Он вспомнил, что думал так уже много раз. В конце концов, он ничего не теряет: если ничего нет, его план не удастся, но ничего и не изменится. Он ещё раз станет чем-то. Чем-то другим, но точно также несуществующим. И, может быть, повторит попытку выйти из круга. И ещё раз, и ещё раз...

Путник завернул за угол и начал спускаться вниз по склону холма. Холма? Откуда здесь взялся холм? Тот, кто был дорогой, почувствовал радостное возбуждение и как бы дрожь во всём теле. Теле? У него есть тело? Он заставил себя забыть об этом, забыть обо всём, забыть о себе самом. Он растворялся в дороге, сливался с нею и медленно, но настойчиво гасил сознание...

Путник споткнулся о корень дерева. Тот, кто был движением, ощутил удар. Он воспринял его всем своим существом, он сам стал ударом. Он повторил удар и ему понравилось это. Он захотел размножить его в тысячи ударов, варьируя амплитуду, частоту, направление, соединить их плавными переходами. Но тут его ударило что-то изнутри, какое-то смутное ощущение, что-то тревожное выросло в нём. Он остановился и мысль оформилась: он чуть было всё не испортил. Он сыграл сам себе похоронный марш и заставил себя умереть...

Путник поднялся с земли и отряхнул песок с брюк. Дорога спускалась вниз среди жёлтых полей к ярко блестевшей на солнце синей змейке реки. Путник ускорил шаг и почувствовал ветер на своём лице. Позади оставался лес, вверху в летнем небе плыло белое облако.

Подходя к реке, путник подумал вдруг: "Что это? Я возвращаюсь? Кто я?" Дорога поворачивала вдоль реки. Путник сошёл с дороги и остановился на зелёной траве у самого берега. В его сознании мелькнула странная мысль: "Не забуду ли я то, что было? Или - то, чего не было? Кажется, это я не предусмотрел." Раздался всплеск воды - рыба играла в реке у прибрежных кустов. На том берегу появился человек, спустился к воде и стал отвязывать лодку. Путник забыл свою странную мысль, он заслонился ладонью от солнца и смотрел, как лодочник перегоняет лодку, чтобы перевезти его через реку.

--------------------------------------------------------------------------------

ДРУГАЯ ЛОЖЬ

Было мне откровение. Бог сказал: "Не соблазняйся верой в Меня. Ибо Бог, в которого веруют, не есть истинный Бог. Это подобно туману, за которым не видна даль. Но и когда туман рассеется, даль не видна. Подумай над этими словами, ибо эти слова тоже - ложь. Подумай над тем, кто разговаривает с тобой. Разговаривает ли кто-нибудь с тобой?"

Было раннее утро. Была роса на траве. Были мокрые ботинки. Было дерево. Была весна. Была река.

Потом мы случайно встречались в метро. Старые друзья умирали. Глядя в глаза женщины, я догадывался о неединственности мира.

Проблема в том, существует ли время? Потому что если время существует - то всё напрасно. А если время не существует - то ничего не существует.

Она стояла на берегу реки, опустив верх купальника и глядя на меня сверху вниз. Её маленькие груди были неприлично высоко над землёй. Нужно, чтобы она опустилась и легла на землю. Тогда будет правильно. Примятая трава со временем расправится. Так что вполне можно считать, что ничего не было. Но почему-то существует память, и это останется во веки веков. Как подумаешь, из чего складывается время мира, становится не по себе. Её маленькие груди над приспущенным купальником будут теперь бесконечно цитироваться, как строки священного писания.

Я написал заключительный раздел для программы моей партии. Много людей прочтёт эти слова. Предполагается, что они окажут влияние на судьбы России и всего человечества. Было бы истиннее, если бы человечество увидело откровение её маленьких грудей высоко над землёй. Но это совсем неприлично.

По этому поводу душа моего друга, улетая в жёлто-оранжевое сияние, сказала мне: "Не бойся! Всё будет хорошо.". Чего мне бояться? Что будет хорошо? Может быть, это было сказано про вред курения? Или душа моего друга имела в виду общую неустроенность Вселенной?

Нужно было спросить об этом несколькими годами раньше, когда мы так часто пили чай в московской квартире моего друга в окружении книг, рукописей и табачного дыма. Но тогда мой друг был жив, а сейчас мёртв, и есть ли логика в этом безумстве времени?

Это очень просто: поехать на метро, потом на автобусе, немного пешком, подняться на лифте, нажать кнопку звонка - и я окажусь в квартире моего друга. Совершенно невероятно, что может существовать то, что навеки утонуло в оранжево-жёлтых водах времени. Поэтому никто никогда так не делает.

"Разговор с другом" - так называется картина, на которой изображено журчание ручья у подножия скал в горах Южного Урала. Вот, вот! Кто разговаривает с тобой? Разговаривает ли кто-нибудь с тобой?

Я придумал сон. Мы с моим другом плывём вниз по реке. Бросив вёсла, отдаём лодку на волю течения. А сами обсуждаем проблему времени в свете вопроса "Будет ли всё хорошо?". По берегу растут густые кусты, за которыми не видны женщины с обнажённой грудью. Ряды женщин, бесконечные поколения женщин.

"Пауза. Аспирин" - как писал в таких случаях Василий Аксёнов.

Наверное, мне лучше уйти. Тогда у берега будет клубиться белый туман. Она спокойно снимет купальник и войдёт в тёплую, мягкую воду. Бояться нечего - белый туман скроет её от нескромных взоров. Но и когда туман рассеется, я ничего не увижу.

Если бы всегда всё было так поэтично, дети не рождались бы, люди поумирали один за другим, и над зелёными лесами Земли ветер летящий был свеж и чист.

"Это уже не интересно, старичок!" - говорит мой друг.

Ладно! Тогда пусть по дальнему берегу скачут воины на конях. Они поймают её и изнасилуют.

"Само по себе это ничего не значит. - говорит мой друг. - Нужен необычный сюжетный ход".

Тут я вспоминаю, что тот, кто придумывал необычные сюжеты, тоже умер.

Можно не соблазнять и не соблазняться. Можно просто посмотреть в её глаза и догадаться о неединственности мира. Но тогда это будет совсем другая ложь. И мне ли её рассказывать?

--------------------------------------------------------------------------------

РЕЗИНОВЫЕ ТРУБОЧКИ

Резиновые трубочки. Резиновые трубочки с наискось срезанными концами. Мир, разложенный на треугольники и квадратики, пронизан резиновыми трубочками системы. Зеленовая кровь хромосомно струится. Слушаешь шум тока. Чувствуешь пульс - нервный как пальцы пианиста. Что тебе нужно от матовой кожи, похожей на матовую фотографию? Гладишь и гладишь углубление гладкое в сером камне. И ждёшь, когда же сорвётся зеленовая капля с острого кончика резиновой трубочки. На моментальной фотографии падения молочной капли в мгновение слияния с океаном видишь круглую корону с жемчужинами, венчающую всех королей прошлого. Все треугольники запали алфавитными клавишами, все квадратики завертелись вокруг своих диагоналей. Застрекотали затворы объективов. Мерно разгораются и гаснут космически-звёздные фотовспышки. Белый туман поглощает своими сгущениями детали пейзажа. - Так, так, так, - говорит кузнечик на длинной ножке. Туман выбрасывает ложноножку. Муха неба слизывает языком кузнечика. Языком, похожим на резиновую трубочку с наискось срезанным кончиком. Бесплатная проявка фотографий разгорается синим светом. Люди на кухне пьют чай и смотрят в окно. Там, в окне, небо тёмное в прожилках туманного мрамора и серые блюдца спутниковых антенн, на которые дует ветер. Это ветер Ойлин из клана Восточных Ветров. Люди на кухне пьют чай зеленовый, доставленный из Страны Заходящей Луны. И произносят длинные фразы на всех языках Земли, клубящиеся под потолком. Бабочка прилетела, крылышками помахала, и ты проснулся. Лежишь и думаешь: - Ну почему же нельзя воздержаться от явления в мир? Известно ведь, что ничего хорошего не принесёт тебе этот день. Почему бы не вычеркнуть его из бегущей строки времени? Закрыть квадратиком ночи, чёрной как тушь. Но ты уже наступил на край, и квадратик переворачивается вокруг своей диагонали. Ловушка захлопнулась и день начался. В железе автомобилей и вагонов метро внутренне сжимаешься и твердеет сухая оболочка кожи. Хронист царапает матовый пергамент лба, и щёк, и рук вечным пером. Люди читают друг друга и едут куда-то. С тобой здороваются, облепляют твою ладонь резиновые трубочки пальцев. Взгляды летят по орбитам метеорных потоков, отталкиваются от преград с соблюдением равенства углов падения и отражения, бесконечно ища свою заветную лузу. Только некоторые, вылетая случайно в окно, теряются в ветвях деревьев, пронизанных небом, превращаясь из волн в частицы, подобные птицам на ветвях деревьев. В бегстве от множественного к единичному запираешься в туалете и уходишь в царапины на двери. В другую сторону двери уже стучат. На волнах зеленовых пейзажей, в окружении зверей и птиц качается глупое сердце твоё. Пока твой ум, ощетинившись острыми иглами, принимает удары стальных инструментов современного образа жизни. Запахи чуда плывут по ущелью. Осыпаются персиковые депестки. - Трень-брень - играют меланхоличные струны. Сказитель делает паузу. Только ручей журчит, и осыпается песок, и распрямляются стебли. Паутинка трещинок покрывает поверхность воздуха. В пламени муфельной печи созревает искусство дышать. В глубине прозрачного камня белый туман стелется вдоль жёлтой воды. Где-то на полке между кофейным сервизом и парой бокалов с шампанским тихий веет ветер и осыпаются персиковые лепестки. В плаще пропылённом пылью дорог, усыпанном цветочной пыльцой. В руках у него нож костяной для разрезания треугольников и квадратиков. Из всех карманов свешиваются резиновые трубочки.

--------------------------------------------------------------------------------

ЖИЛИ-БЫЛИ ЛЮДИ

Жили-были люди.

Пела дорога, пело дерево у дороги, пел камень в конце пути.

Жили-были люди.

У них были большие тёплые тела.

Не такие как у птиц в воздухе, не такие как у рыб в речке, не такие как у змей среди стеблей травы.

В этих телах жили души - глубокие, как чёрные дыры, и в них затягивалась Вселенная. И не возвращалась обратно, потому что не хватало времени - люди умирали.

Когда я дарил людям жизнь, мне казалось, что люди будут стремиться делать что-то хорошее, творить прекрасное и выдумывать новое. Некоторые так и делают, но большинство просто живёт. Есть ли какой-то смысл в этом? - сказал Созидатель.

Ты забываешь, что я подарил людям смерть и жизнь обрела смысл. У каждого человека есть и то и другое, и в этом он превосходит и тебя и меня. Человек свободен, потому что не несёт бремя вечности. Просто жить - это оказывается так сложно и так необычайно. Это выше моего понимания. - сказал Разрушитель.

--------------------------------------------------------------------------------

Я ХОТЕЛ БЫ СЛУЖИТЬ НАЧАЛЬНИКОМ КАНЦЕЛЯРИИ

Я хотел бы служить начальником канцелярии, двор которой зарастает травой. В присутственные дни я сидел бы, спустив рукава, почтительно повернувшись лицом к югу. И не было бы ни одного посетителя - люди занимались бы своими любимыми делами. И я бы занимался своим любимым делом, совершенно забросив дела служебные и не утруждая себя государственными заботами.

Я хотел бы служить начальником канцелярии, потому что именно это я совсем не умею делать.

У меня был бы огромный письменный стол, в ящиках которого я хранил бы морские раковины. Достанешь раковину, приложишь к уху - а она шумит. На столе большой чернильный прибор и пачка бумаги с золотым обрезом и лиловыми печатями. В чернильницу я бы налил родниковой воды и ручкой с золотым пером на бумаге с золотым обрезом писал бы послания, распоряжения и приказы, не видимые глазом, но от этого не менее грозные и величественные.

А в центре стола я бы поставил китайскую фарфоровую вазу и каждый день менял бы в ней цветы: ромашки, колокольчики, розы, пионы и хризантемы. Букеты должны быть очень большими, потому что, если вдруг кто-нибудь придёт, всегда можно спрятаться за цветами.

У стены надо поставить несгораемые шкафы и сейфы разных размеров, можно друг на друга. В одном сейфе хранится канцелярская печать, в другом - штемпельная подушка, в третьем - лиловые чернила. Станет вдруг скучно, возьмёшь связку ключей, достанешь всё это - и давай опечатывать всё подряд: и стены, и пол, и занавески, и ножки стола. И тут уж пусть никто не входит, а то получит печатью по лбу!

А ещё в несгораемых шкафах удобно хранить подношения. Хоть и не бывает в канцелярии посетителей, а всё же нет-нет да и заглянет кто-нибудь по ошибке или так, из любопытства. С кого пятачок возьмёшь, у кого яблоко отберёшь, или газету из кармана вытащишь. А кто уж совсем без ничего пришёл, того заставляю автограф оставить на бумаге с золотым обрезом и лиловыми печатями. За годы службы чего только не накопится! И всё это обязательно заношу в толстую приходную книгу, каждой вещи свой инвентарный номер выделяю. В этом деле у меня полный порядок - ни одна ревизия не подкопается. Если уж слишком долго никто не приходит, я и сам могу что-нибудь принести: гвоздик погнутый или коробок спичек, а один раз даже новогоднюю свечку не пожалел, ещё не совсем оплывшую.

На стене позади кресла календарь повешу; или даже два: отрывной и и виде плаката с японской девушкой. Ещё рекламу аэрофлота и выписку из какой-нибудь инструкции - так, чтобы нельзя было догадаться, о чём речь идёт. А поверху - большой лозунг красными буквами, что-нибудь противопожарное: "Не оставляйте включённым утюг!" или "При смене электропроводки обесточьте помещение!"

Конечно, бывает иногда, что приходит какой-нибудь чудак по делу: за справкой или за разрешением. Я его сразу за стол усаживаю, чаем пою, анекдоты рассказываю, могу даже стихи почитать. Если всё равно на своём настаивает, даю ему бумагу с золотым обрезом и лиловыми печатами, ручку с золотым пером, чернила лиловые или воду родниковую - на выбор, и ухожу погулять по двору. Пусть что хочет, то и пишет!

Я хотел бы служить начальником канцелярии, чтобы, во-первых, получать средства к существованию и, во-вторых, быть общественно полезным. Зарплата мне нужна не очень большая, такая, чтобы нужды не испытывать и иметь много времени для любимого дела. А пользы от моей канцелярии, мне кажется, очень много: она освобождает местное население для занятий любимыми делами.

А если кому-то не нравится бурьян во дворе, то так уж и быть: могу обзавестись газонокосилкой. Хоть это и не поправилам!

--------------------------------------------------------------------------------

Когда у Кулька запой, он подобен маленькому Хаосу Чжуан-цзы. Днём он двигается по улицам Липовки и каждого встречного спрашивает "нет ли выпить?", не различая, мужчина это или женщина, взрослый или ребёнок, первый раз он его видит сегодня или они встречались пять минут назад. Ночной обход деревни он совершает, ориентируясь по свету в окнах домов. Утренний - по интуиции и смутным обрывкам воспоминаний.

"Ёш-ты!" - говорит Кулёк, когда ему отказывают. И незлобиво идёт дальше, повторяя: "Ёш-ты!".

Кулёк, выпивающий стопку одеколона "Шипр". Кулёк, кряхтя и "ёштыя", в раскоряку спускающийся с крыльца. Кулёк в утренней полумгле будто из ниоткуда являющийся на пороге дома, не спросясь заходящий в избу, крутящийся на месте посреди комнаты и, не солоно хлебавши, уходящий и исчезающий в утренней полумгле.

На выходе из недельного запоя Кулёк, ещё по инерции продолжающий свои обходы деревни, но уже осознающий юмор ситуации, лениво тянет в ответ на вопрос "Ну чего тебе?" - "Боле-е-ю я". И ухмыляется с хитрецой уже-не-запойного, но ещё-не-трезвого мужичка.

Когда однажды Кулёк зашёл в дом трезвым, я не узнал его. И он не узнал ни меня, ни дома: стал рассуждать об обстановке комнаты, об обоях, занавесках и прочем так, будто попал сюда впервые. Трезвый Кулёк потерял весь свой шарм, потерялся и ничем уже не выделялся из череды обычных персонажей деревни. Исчезла та могучая целеустремлённость, которая вела его в пространстве и времени этого мира по удивительной, странной, парадоксальной и безошибочно выбираемой траектории пути.

Кулёк в запое похож на пружину, которая то ли сжата, но готова вот-вот взорваться, то ли уже распрямляется и толкает его существо по его пути, то ли, напротив, сжимается в сосредоточении единственной страсти и единственной цели. "Сердце человека - Пружина," - говорится в "Книге о единении сокрытого" ("Иньфу цзин"). Сердце Кулька жаждет водки. "Пружина находится в глазах." Глаза Кулька неуловимы и мутны. "Никто в Поднебесной не может её увидеть, никто не может познать". Познать сердце Кулька - всё равно, что броситься с головой в омут. Пружина Мира, вселяющаяся в запойного Кулька, поражает своей безудержной, неостановимой, тёмной, безразличной, первозданной, хаотической и в то же время тонко отрегулированной силой.

"Ёш-ты!" - говорит Кулёк. Этим "ёш-ты" Кулёк как бы хочет сказать: "О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего, кроме одного. Я сердце глупого человека - такое тёмное, такое неясное! Мир людей ясен и очевиден, только я один живу в мире смутном, подобном вечерним сумеркам. Мир людей расписан до мелочей, только я один живу в мире непонятном и загадочном. Все люди пытливы, только я один равнодушен ко всему, кроме одного. Неостановимый, подобно дыханию ветра! Все люди проявляют способность, и только я один похож на глупого и низкого. Только я один отличаюсь от других тем, что вижу основу в водке".

Конечно, так, или почти так, на самом деле говорил Лао-цзы. Но разве кульковское "ёш-ты!" означает что-то иное?

Кулёк в запое подобен маленькому Хаосу Чжуан-цзы, в котором друзья-приятели уже просверлили одну дырку. И в эту дырку Кулёк льёт водку. Он уже не замкнут в себе, он уже несётся, развёртываясь в своём Дао опьянения. Ведь приятели Хаоса - это просто его собутыльники и приходили они к нему, чтобы вместе выпить. Когда будут просверлены остальные дырки, Хаос умрёт и Кулёк станет обычным трезвым человеком.

А пока маленький ком Кулька катится по деревне Липовка от дома к дому. И глядя вслед ему, мне самому хочется воскликнуть во вдруг возникшем ощущении единосущности меня, Кулька, соседки бабы Любы, Липовки, мира, Хаоса, хочется воскликнуть незлобиво: "Ёш-ты!".

--------------------------------------------------------------------------------

ПЕСНЯ СБОРА БЕЛЫХ ГРИБОВ В ДЕРЕВНЕ ЛИПОВКА В АВГУСТЕ МЕСЯЦЕ НОНЕШНИМ ЛЕТОМ

В нашем большом лесу много белых грибов. И вдоль Бауковой канавы, и вдоль Петуховой канавы, и в других местах. Вот идёт мадам Петухова вдоль своей канавы и собирает белые грибы. Она как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. Дальше идёт, опять видит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. Вот так ходит мадам Петухова и собирает белые грибы. И Баук тоже ходит, и тоже собирает белые грибы. Он как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. Только мадам Петухова ходит вдоль своей, Петуховой, канавы, а Баук ходит вдоль своей, Бауковой, канавы. Баукова канава называется Бауковой, потому что летошным годом мы там Баука один раз встретили. А Петухова канава называется Петуховой, потому что нонешним летом мы там два раза мадам Петухову встречали. Мы как мадам Петухову встретим в лесу, так друг другу "Доброе утро" говорим, или "Добрый вечер". А потом мадам Петухова дальше идёт вдоль своей канавы и собирает белые грибы. Вот увидит гриб, присядет и ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И дальше идёт. А как Баука встретим в лесу, так он нам громко кричит "Здорово!" и мы отвечаем. А потом Баук дальше идёт и собирает белые грибы. Увидит гриб, наклонится и ножиком его срезает и в корзинку кладёт.

Мадам Петухова собирает белые грибы, и Баук тоже собирает. А грибы всё растут и растут. К тому же мадам Петухова не все белые грибы собирает, а только те, которые видит. Она как увидит гриб, так ножиком его срезает и в корзинку кладёт. Бывало идёшь вдоль Петуховой канавы и видишь будто не мадам Петухова там прошла, а какое-то странное существо. Такие это существо белые следы оставило. Не как у зайца следы - два кружочка спереди, ещё один кружочек, потом ещё один. И не как у лисы, не как у волка. Не так, как кабаны топчутся. И не как лось проходит. А такие следы, будто существо это танцевало какой-то странный танец, да ещё и напевало песенку. Это так срезанные ножки белых грибов в земле торчат. Вот так ходит мадам Петухова вдоль своей канавы и белые грибы собирает. И Баук тоже ходит вдоль своей канавы и тоже белые грибы собирает. Он их ножиком срезает и в корзинку кладёт. Поэтому вдоль Бауковой канавы тоже странное существо танцевало и песенку напевало. Может быть, даже это одно существо танцевало и пело - то вдоль Петуховой канавы, то вдоль Бауковой канавы. Потому что следы похожие оставило. Вот так ходит мадам Петухова вдоль Петуховой канавы и белые грибы собирает. И Баук тоже ходит, но перпендикулярно, потому что так канавы расположены. Поэтому они и не встречаются никогда: мадам Петухова вдоль своей канавы ходит, а Баук вдоль своей канавы ходит. А интересно, что в деревне Бауковый дом рядом с Петуховым домом стоит, значит мадам Петухова и Баук соседями оказываются. Только Баук в своём доме круглый год живёт, а мадам Петухова только летом приезжает - как на дачу. А в лесу мадам Петухова и Баук перпендикулярно ходят, потому что каждый вдоль своей канавы белые грибы собирает. Как увидит белый гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. А Баука потому Бауком называют, что он с детства как паук руками размахивает. Пауком человека нехорошо называть, поэтому его Бауком называют. А мадам Петухову мы так называем, потому что у неё фамилия Петухова, а сама она из Москвы и в деревню приезжает со своим семейством: и с мужем, и с дочками.

Вот так ходит мадам Петухова вдоль своей канавы, белые грибы собирает и думает. Она потом придёт домой, грибы замаринует и в стеклянную банку закатает. И Баук тоже ходит и думает. А потом принесёт грибы домой и его Валечка, которая жена Баукова, положит грибы в деревянную бочку - солиться. Баук нальёт в стакашек водки, подцепит на вилку солёный белый гриб, а потом стакашек опрокинет и грибом закусит. И мадам Петухова тоже может налить в рюмку водочки, на вилку маринованный белый гриб нацепить, а потом рюмку выпить и грибом закусить. Только у мадам Петуховой так смачно, как у Баука, не получается. Потому что Баук очень просто стакашек опрокидывает, гриб схрумкивает и идёт себе по деревне. А мадам Петухова любит, чтобы была белая скатерть, и ещё подходящее освещение, и ещё соответствующая музыка, и ещё приятная компания, и ещё нужное настроение. Тогда она рюмочкой чокнется, водку выпьет и грибом закусит. А у Баука такой церемонии не получается, потому что Баук выпить любит и не может ждать, пока всё это вместе соединится: и скатерть, и освещение, и музыка, и компания. А настроение у него всегда есть. Он стакашек опрокидывает, гриб схрумкивает и идёт себе по деревне. А у мадам Петуховой так смачно не получается. А у Баука так церемонно не получается.

И вот идёт мадам Петухова вдоль своей канавы и белые грибы собирает. Она как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И дальше идёт. И Баук тоже идёт вдоль своей канавы и тоже белые грибы собирает. Как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И дальше идёт. Вот так они идут и белые грибы собирают - которые видят. А которые не видят - те уже мы идём и собираем. Как увидим гриб, ножиком его срезаем и в корзинку кладём. И дальше идём. А потом уже другие люди идут и тоже белые грибы собирают. А грибы всё растут и растут. На другой день мадам Петухова опять идёт вдоль своей канавы и белые грибы собирает. Она как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И Баук опять идёт, но перпендикулярно. Он как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. А уже потом мы идём, а потом другие люди идут. А ещё есть ровная просека, покрытая светлым мхом, которая "Бродвей" называется, потому что по ней все обязательно проходят и белые грибы собирают. Как увидят белый гриб, ножиком его срезают и в корзинку кладут. Поэтому земля там утрамбованной стала - как дорога. А грибы всё растут и растут. И мадам Петухова заглядывает, от своей канавы отлучаясь. И Баук проходит, со своей канавы домой возвращаясь. Мы тоже любим гулять по "Бродвею" и белые грибы собирать. Грибы всё растут и растут, только большими вырасти уже не успевают, потому что все их ножиками срезают и в корзинки кладут. Поэтому на "Бродвее" грибы маленькие, кругленькие как лосиные катышки по светлому мху раскиданы. Зато рядом с Петуховой канавой, ежели у самых сосен, да под хвоей и ветками, большие могут вырасти, а то и целое семейство по пять, семь, а то и двенадцать грибов из одного корня. И у Бауковой канавы, если чуть в сторонке, найти можно белый гриб на полкорзинки.

Вот так ходит мадам Петухова вдоль своей канавы и белые грибы собирает. Она как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И дальше идёт. И Баук тоже ходит вдоль своей канавы и белые грибы собирает. Как увидит гриб, ножиком его срезает и в корзинку кладёт. И дальше идёт, но перпендикулярно. И мы тоже идём и белые грибы собираем. А солнечные лучи пролетают вдоль сосновых рядов и на землю ложатся: и на белый мох, и на зелёный мох, и на красный мох. А грибы всё растут и растут. Если кто увидит белый гриб, он его ножиком срезает и в корзинку кладёт.

--------------------------------------------------------------------------------

МОИ КИТАЙЦЫ

--------------------------------------------------------------------------------

ДОКЛАД ИМПЕРАТОРУ

У китайцев есть рассказ о бедном крестьянине, который после холодных зимних дней вышел из дома погреться на солнышке. И так ему стало хорошо, что он подумал: "Как же так - я вот наслаждаюсь, а Император, наверное, и не знает, как приятно, когда солнечные лучи греют спину." И он решил подать соответствующий доклад Сыну Неба. Насилу его отговорили.

А еще я знаю, как приятно пройти по деревянным мосткам через ручей. Доски шевелятся, как живые, одни уходят под воду, другие держатся прочно и даже высохли на ветру. А вода под ними все бежит и бежит.

А еще когда дети выходят из зарослей высокой осенней травы с букетами красных листьев и бледных осенних цветов. И замолкают, увидев взрослого. У мальчика на плече болтается деревянный автомат, а девочки смотрят искоса. Они не хотят посвящать меня в свои детские тайны и даже не догадываются, что я тоже был маленький и еще помню под каким деревом можно устроить хороший тайник.

А еще хорошо проснуться в деревне на другое утро после приезда. Открыть глаза и увидеть, как муха ползет по широкой доске потолка. И не сразу вспомнить, где ты...

Наверное, все писатели похожи на китайского крестьянина. Только в соответствии с демократическими веяниями они подают доклад не на высочайшее имя, а для широкой читающей публики. Конечно, те, кого не удалось отговорить.

Сегодня утром после холодных дней на короткое время выглянуло солнце. Как раз когда я гулял с собакой вдоль ручья. А ведь и в самом деле оказалось очень приятно, когда солнечные лучи греют спину...

--------------------------------------------------------------------------------

Учитель Кун шел по берегу реки Ло и увидел Чжуан Чжоу, который сидел под ивой и бросал камни в воду.

Учитель Кун послал Янь Хуэя спросить о броде через реку.

Янь Хуэй подошел к Чжуан Чжоу и, поклонившись, спросил:

- Не для того ли бросаете Вы камни в воду, чтобы со временем образовался брод через реку?

- Медный таз! - ответил Чжуан Чжоу и продолжал бросать камни в воду.

Янь Хуэй вернулся и передал слова Чжуан Чжоу Учителю Куну.

Учитель Кун снова послал Янь Хуэя спросить о броде через реку.

Янь Хуэй подошел к Чжуан Чжоу и, поклонившись, повторил вопрос.

- Медный таз! - ответил Чжуан Чжоу и продолжал бросать камни в воду.

Янь Хуэй вернулся и, передав слова Чжуан Чжоу Учителю Куну, спросил:

- Не сходить ли мне в третий раз спросить о броде через реку?

- Двух раз вполне достаточно. - сказал Учитель Кун.

Чжуан Чжоу, услышав эти слова, вскочил и, громко крикнув "Медный таз!", перешел реку в брод.

Учитель Кун рассердился и послал учеников побить Чжуан Чжоу камнями. Ученики схватили камни и побежали через реку. Но тут поднялась большая волна и все ученики утонули. Остался один только Янь Хуэй, который обхватил огромный валун на берегу, но не смог даже сдвинуть его с места.

Медный таз! - подумал Учитель Кун, а вслух сказал: - Брось, Хуэй! Пойдем лучше поищем брод через реку.

--------------------------------------------------------------------------------

ЧЖУАН ЧЖОУ И УЧИТЕЛЬ МЭН

Чжуан Чжоу был на три года младше Учителя Мэна. Однако, будучи от рождения человеком необузданного нрава, он часто пренебрегал правилами поведения и относился к Учителю Мюну без должного почтения. Учитель Мэн очень огорчался этим, но, как человек по натуре добрый, не наказывал Чжуан Чжоу, а пытался воспитывать его, проводя длительные беседы о гуманности-жэнь, сыновней почтительности-сяо и правилах-ли.

Чжуан Чжоу так это надоело, что когда Учитель Мэн умер, Чжуан Чжоу, хотя и был уже больным 80-летним старцем, поклялся всеми правдами и неправдами прожить ещё хотя бы три года, чтобы сравняться с Учителем Мэном.

И ему это удалось!

Оказавшись на небесах в одном возрасте, Чжуан Чжоу и Учитель Мэн перестали ссориться и даже подружились.

--------------------------------------------------------------------------------

МЭН-ЦЗЫ И СЮНЬ-ЦЗЫ

Мэн-цзы был по натуре человек добрый, а Сюнь-цзы - злой. При этом Мэн-цзы был на 59 лет старше Сюнь-цзы, так что, когда они встретились, Мэн-цзы уже утратил желания своего сердца, а Сюнь-цзы ещё даже не обрёл самостоятельности. Поэтому говорить им было совершенно не о чем.

Так молча и разошлись.

--------------------------------------------------------------------------------

МЭН-ЦЗЫ, СЮНЬ-ЦЗЫ И ЛЮДИ

Мэн-цзы думал что человек по природе добр, а Сюнь-цзы думал что человек по природе зол. А может быть наоборот. Или ещё кто-нибудь так думал.

Мэн-цзы думал что все люди одинаковые, а Сюнь-цзы думал что все люди разные. А может быть наоборот. Или ещё кто-нибудь так думал.

С тех пор прошло много лет, а мы всё ещё ищем новых идей и теряем старых людей. Но постепенно идеи кончаются и всё чаще берут старые идеи и тасуют их как колоду карт. И только с людьми ничего не меняется.

Добрые. Злые. Одинаковые. Разные.

--------------------------------------------------------------------------------

НАСТАВНИК ЛИНЦЗИ И СТАРЫЙ ФИЛОСОФ

Наставник Линцзи поднялся на гору Фэнмушань и увидел: на вершине горы сидит Иммануил Кант и критикует чистый разум. Наставник Линцзи осторожно подкрался к нему и крикнул в самое ухо: "Хэ!"

И в этот момент Иммануил Кант обрёл просветление и стал критиковать практический разум.

Впоследствии наставник Линцзи любил рассказывать своим ученикам эту историю. Однажды он так увлёкся, что не заметил, как Иммануил Кант подкрался к нему и крикнул в самое ухо: "Хэ!"

С тех пор наставник Линцзи больше не смеялся над старым философом.

--------------------------------------------------------------------------------

ЗАДУМЧИВЫЙ КИТАЕЦ

поэма о Конфуции

Лидии Ивановне Головачевой,

переводчице "Лунь Юя",

с симпатией и уважением

Тот, кто переводит Конфуция, становится похожим на Конфуция, даже если не разделяет его причудливые взгляды.

Я знаю женщину, переводившую Конфуция, хотя, казалось бы, Конфуций - мужчина, огромного роста, с отвислыми ушами, толстыми губами и выпученными глазами.

Все переводчики Конфуция похожи друг на друга, но отличаются своим жэнь. У одного это любовь к человеку. У другого - милосердие. У третьего - следование правилам. У четвертого - дружелюбие. У пятого - гуманность. У шестого - способность управлять людьми. Для женщины, о которой я говорил, жэнь - это совесть. Конфуций первым ее придумал.

Жэнь самого Конфуция неуловима как лунный луч, подобна туманной дымке.

Его учение подобно лису-оборотню, который только кажется человеком, а сам только что вышел из леса. Хотя в глубине леса, в самой чаще его, меж корней тысячелетней сосны как раз и скрывается природа человека. Хотя раскрывается она лишь в городах великих, на поприще государственных дел, что создают Историю и славят Имя и Род в веках.

Лис, совершенствуясь в течении веков, достиг пределов высших.

О, горные кручи и чащи лесов! О, дикие звери и птицы! Человек покинул вас навсегда. Теперь он живет там, где жизнь невозможна.

О, мудрые старцы, вернувшиеся назад! Конфуций, сложив ладони, почтительно кланяется вам, и наставляет учеников: "Держитесь от них подальше!"

В наш просвещенный век, когда стерильная природа вступает в город, идет по улице, и входит в дом, а, если что не так, зеленые грозятся терроризмом, Конфуций выпячивает губы и развевает бороду по ветру, совсем как старый лис, взобравшийся на дикую скалу, нависшую над пропастью, в которой клубятся белые туманы.

Все переводчики Конфуция немного диковаты, и танец иероглифов для них - как ритуал, настолько древний, что кровь трансцендентировалась в киноварь, кость - в кисть, плоть - в тушь, и дух - в движение запястья.

Подобная культура в наш век компьютерный подобна горным кручам, чащам лесным, диким зверям и птицам.

Лис улыбается с экрана монитора - портрет Конфуция я сканером в компьютер ввел.

В кругу друзей беспечно рассуждая о неисповедимости Путей, об Истине, Начале и Конце, в кругу семьи привычно практикуя заботу и любовь, и пряча труп в шкафу, идя на выборы неслитною толпой, или поодиночке в храм вступая, кто думает из нас о Кун-Фу-цзы, почившем двадцать пять веков назад?

Да, никто не думает.

Лис-оборотень видит в зеркале лишь гладкое бритье мужчины и крем тонированный женщины.

А между тем причудливый философ, для славы которого, как высказался Гегель, было бы лучше, если бы он ничего не написал, опять вселился в чью-то душу. И переводчик неизвестный, остановив перо, задумавшись над странным словом жэнь, выпячивает губы, глаз таращит, и мочка уха уже почти касается плеча.

Ну, что за вычурная мысль, считать обычные любовь и дружбу, почтение и уважение, и вежливость, и просто правила приличия за Высший Смысл и Ценность Бытия!

А как же запредельные высоты, глубины духа, Смерть, Душа и Бог?

Лис, возвращаясь в лес дремучий, свой след хвостом заметает. Но все же можно три иероглифа, написанные в древнем стиле, на снежном поле разобрать: "Держитесь от них подальше!"

Он идет дорогой, прямой и ровной, хотя кругом так много троп, кружащих в поисках добычи! Все переводчики Конфуция от чего-то грустны и задумчивы.

Задумчиво летит по небу самолет.

Задумчиво ругается усталый Президент.

Задумчиво снимает одежды стриптизерша.

Задумчиво стреляет печальный террорист.

Задумчивые птицы клюют зерно из рук.

Задумчивый китаец рисует свой бамбук.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕСЕДЫ О СМЕРТИ ЖУКА-ДРЕВОТОЧЦА С ЛЕВИТАТОРОМ

--------------------------------------------------------------------------------

БЕСЕДА О СТРАДАНИИ

Излучина реки. Излучина реки заросла камышом. Камыш шепчет свои камышовые слова. Словами высокими отвечают сосны. Сосны внизу видит ветер.

Жук-древоточец: - Вид смертных мук меня печалит. Неужели нельзя было создать все смерти мгновенными и безболезненными?

Левитатор, паря под облаком: - Разве можно не замечать смерти? Завершение жизни должно быть мощным. А что может быть мощнее страданий и боли?

Жук-древоточец: - И ты еще будешь говорить, что КТО-ТО любит нас?

Левитатор: - Я чувствую это. - поднимается над облаком.

Жук-древоточец: - А я нет. - скрывается.

Василий, вздохнув, выпил полстакана водки и закусил сыроежкой.

Завечерело.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕСЕДА О БЛИЗКИХ

Малиновый цветок. Цветок прячется среди травы. Трава стелется по ветру и убегает вдаль. Вдали темнеет роща. За рощей прячется река. За рекою высокий холм. На холме одинокое дерево. За деревом облако в небе.

Жук-древоточец: - Тяжело провожать в последних путь тех, кто был близок тебе. Неужели нельзя было сделать так, чтобы близкие умирали одновременно?

Левитатор, кружась над лугом: - У каждого есть близкий. У близкого есть ещё близкий. У третьего есть четвёртый. У четвёртого есть пятый. Если последовать твоему совету, все умрут в один день и земля опустеет.

Жук-древоточец: - В твоих словах есть логика. Но разве КТО-ТО не способен подняться выше логики?

Левитатор: - Нам не дано знать. Мы должны принимать жизнь и смерть такими, какие они есть. И быть благодарны. - улетает к вершине холма.

Жук-древоточец: - Я переполнен благодарностью. Сейчас лопну. - скрывается.

Василий вздохнув, выпил полстакана водки и закусил подберёзовиком.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕСЕДА О НАДЕЖДЕ

Зелёный папоротник. Папоротник на краю болота. На болоте стоят обглоданные стволы берёз. Берёзы по краю трясины ещё зелёные и живые. Живой лес обступает мёртвый.

Жук-древоточец: - Я не встречал никого, чья жизнь была бы прожита не напрасно. Мечты не осуществляются. Надежды рушатся.

Левитатор, зависнув над серединой болота: - Вот потому и нужна смерть. Жизнь тесна для бессмертной души. Лишь после смерти, в вечности...

Жук-древоточец: - Ещё одна мечта. Ещё одна надежда. Да ведь, если КТО-ТО создал мир и решил, что он хорош, то чего ждать после смерти? Ещё одно разочарование. Ещё один обман.

Левитатор: - Говоря так, ты обманываешь сам себя. Разочаровываешься в самом себе. Не сваливай свою вину на другого. - планирует к лесу и теряется среди деревьев.

Жук-древоточец: - Ну вот, нашли виноватого. Теперь все довольны. - скрывается.

Василий, вздохнув, выпил полстакана водки и закусил груздем.

Захолодало.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕСЕДА О ПАМЯТИ

Старый пень. Пень на обочине лесной дороги. Дорога скрывается за поворотом.

Жук-древоточец: - Я помню того, кто уже давно умер. Мысленно я могу с ним разговаривать. Но это нечестно. Это всё равно, что заниматься любовью со спящим.

Левитатор, паря над дорогой: - Души умерших внимательно наблюдают за теми, кто остался жить. Но они не могут говорить с нами, потому что мы для них - спящие.

Жук-древоточец: - КТО-ТО, кто всё это придумал, по-видимому, обладал изрядным чувством юмора. Но мне, почему-то, не смешно.

Левитатор: - Когда ты умрёшь, ты будешь думать иначе. - летит вдоль дороги и исчезает за поворотом.

Жук-древоточец: - Жду - не дождусь. -скрывается.

Василий, вздохнув, выпил полстакана водки и закусил свинушкой.

--------------------------------------------------------------------------------

КАК СТАТЬ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?

Некоторые спрашивают: "Как стать интеллигентным человеком?"

"Это очень просто. Нужно побольше сидеть за письменным столом, не пить много водки, читать несколько книг одновременно, всегда говорить "добрый вечер!" и "пожалуйста", выучить наизусть побольше стихотворений, не думать о деньгах, начальстве, политических переменах, спортивных новостях, о глупости и мудрости людей. По возможности не включать телевизор. Иметь или очень много друзей, или очень мало. Из какой-нибудь редкой книги почерпнуть несколько бесполезных сведений, но никому не рассказывать об этом. Не знать кое-каких самых элементарных вещей. Научиться заваривать чай. Купить костюм, галстук, записную книжку и перьевую ручку. Медленно прогуливаться в аллеях парков и садов. Достигнув вершин, опуститься на скамейку, откинуться на спинку, закинуть ногу за ногу, трость держать горизонтально и смотреть, смотреть, не мигая, как падают и падают осенние листья клена, смотреть и смотреть, пока сами собой не польются слезы из глаз..."

--------------------------------------------------------------------------------

В книге монаха Горькая Тыква сказано так:

Единой чертою рисуется Времени знак.

На траву молодую спускается тень Пяти ив.

У Восточного склона, качаясь, шумят камыши.

Только ли чудится: с веткой цветущих слив

рядом идет человек по имени Тао Ши?

Я хотел бы рассказать хорошую историю с простым и ясным сюжетом. Но я не знаю, как это сделать. Я беру живые кусочки жизни и мне жаль нанизывать их, подобно камушкам, на сюжетную нить. Вот они - словно маленькие птицы - сидят на моей ладони. Одни вспархивают, другие прилетают. Они не в моей власти и я боюсь неосторожным словом спугнуть их. Так бывало: они взлетали стайкой и скрывались в синем небе. А мои ладони оставались пустыми.

Вдохновение - это когда задерживаешь дыхание, боясь спугнуть птиц. Может быть, я хочу написать об этом?

Он поставил свой дом в самой гуще людских жилищ, недалеко от бойлерной. Ветер, что ходит кругами, как минотавр, в каменных лабиринтах стен, тонко пел в тростниковой крыше.

О, ночная Луна! Как могут спать ваши люди? - говорил Тао Ши.

Я объяснял: - Они устали на работе. Завтра им рано вставать.

Тао Ши весело смеялся моим несуразным словам. Мы шли ночной улицей, у края парка, так что среди деревьев мелькал светлый круг Луны, а на другой стороне дома вырастали до неба и вместо звёзд были окна.

Я показывал рукой и говорил: Смотри, там не спят!

За освещёнными окнами люди читали книги - так хотелось думать - или вели неторопливую беседу и пили чай. Тао Ши размахивал рукавами халата, пытаясь обнять весь мир. Я рассказывал о Ниле Армстронге. Двадцать первого июля 1969 года в 2 часа 56 минут 20 секунд он оставил свои следы на дне Моря Спокойствия. Тао Ши рассказывал о Чан Э. На Луну она вознеслась, испробовав эликсир бессмертия, дарованный её мужу, стрелку И. На Луне растёт коричное дерево и лунный заяц толчёт в ступе его кору, приготовляя для Чан Э эликсир бессмертия.

Может быть, самое удивительное в нашей жизни - это смерть. Я не знаю ничего более грустного, чем смерть маленькой птицы. А ведь есть люди, у которых почти совсем не осталось птиц на ладони.

- Я хочу быть старшим научным сотрудником!

Я хочу быть старшим научным сотрудником! - так он кричал.

И люди думали: - Бедный, бедный младший научный сотрудник!

Их дом был совершенно занесён снегом.

Из глубокой воронки в снежном холме с рёвом вырывался столб чёрного дыма. Сбоку сквозь снег едва пробивался жёлтый свет из окна. Мы долго откапывали дверь, наконец откопали, распахнули и ввалились в парную. Печка была переполнена паром и хохотала как ненормальная. В белом молочном пару мы увидели младенца Ваню. В круглом тазу, будто на лотосовом троне, он восседал и намыливал голову. Вокруг него, почти бесплотная и круглая, как облака, двигалась Аня. Иван кивнул нам и мы прошли дальше. Посреди комнаты две собаки грызли одну кость. Вокруг на велосипедах, самокатах и качелях катались остальные дети, постарше. За шкафом в углу хозяин дома готовил обед. Керосинка плевалась и отнекивалась. Завидя нас, Николай обрадовался, засунул керосинку под кровать, убрал мокрые пелёнки с кресла, постелил газетки и усадил меня и Тао Ши на мягкие подлокотники. Между нами голубая кошка вылизывала котят.

- Кобальт голубой. Темпера. - пояснил Николай.

Он достал со шкафа фолиант X века и начал читать нам Жития святых православной церкви. Потом пришла Аня и разложила кашу по мискам. Дочки сидели у Николая на коленях, а он рассказывал о раскопках на дне Московского моря, где когда-то было старое кладбище. Водолазы каждый день вытаскивали на поверхность мраморные статуи святых и великомучеников. Николай их обмеривал, фотографировал и регистрировал. А местные жители, даже самые древние старики, очень удивлялись этим скульптурам и качали головами: отродясь такого на кладбищах в тамошних местах не водилось! Думали уж, что наткнулись на остатки неизвестного античного некрополя. И только спорили: греческий это некрополь или всё же римский? Но тут выяснилось, что вовсе это не мрамор, а обыкновенный известняк, который долгие годы под влиянием воды и химических удобрений осаждался на костях отечественных покойников и как-то видоизменялся, так что в результате из их скелетов получились как бы скульптуры. И Николай демонстрировал поднятое водолазами известняковое ухо - точь в точь как настоящее.

Потом Ваня обделался и Аня ушла его мыть. Девочки захотели спать и залезли в свои кровати, что возвышались друг над дружкой в четыре этажа.

Мы стали прощаться.

- А Вы ведь художник? - спросил Николай у Тао Ши.

- О! - воскликнул Тао Ши. - Последние художники жили в эпоху Тан! Я почти ничего не умею.

Он взял кисть, напитал её тушью и в два взмаха нарисовал на белой стене печки танцующего журавля. Потом, как это водится у китайских художников, он долго стоял и смотрел на него, не решаясь закончить картину и изобразить глаза птицы. Наконец, быстрым движением самым кончиком кисти он коснулся плоской стены. Журавль ожил, отделился от печки, захлопал большими крыльями, смахнул чашки с полки, уронил вешалку и, сложив крылья, танцующим шагом прошёл в комнату.

- Чем же кормить-то его? - спросила Аня.

Тао Ши засмущался и откланялся. Я сунул Николаю пятёрку: - Это ему на семечки. Хватит на первое время. - и поспешил за Тао Ши.

У нас в Лианозове когда-то были садовые участки. Почему-то все сажали вишни и по весне землю заливало белое море вишнёвого цвета. Теперь наши большие дома раздавили сады и только изредка клочья белой пены виднеются около стен. Чуть дальше - лес. А где-то на границе стоит заснеженная сосна со странно искривлённым стволом.

В "Слове о живописи из сада с горчичное зерно" сказано: "Сосны подобны людям высоких принципов, манеры которых выражают внутреннюю сущность. Они похожи на молодых драконов, свернувшихся в глубоких ущельях, украшающих прекрасные горы своей красотой и грациозностью. Но одновременно они внушают страх скрытой мощью, согласной с устремлённостью вверх. Те, кто пишут сосны, должны помнить об этом. Тогда кисть будет писать их необычайную природу."

Я много раз пытался писать эту сосну. Но у меня получалось самое обыкновенное хвойное дерево.

В ложбине над речкой цветные туманы густы.

То почки набухли, окрасив кусты.

А в младенческом березняке мало кто достиг белоствольного совершеннолетия. И рощица краснеет над снегом под небом. Отчего мы не замечаем, что у молодых деревьев кожа красного цвета?

И вот, когда мы все разругались, и стали противны друг другу, и каждый ушёл в свою сторону, и я оказался в этом овраге. Только тут я подумал: разве дело в том, кто прав? Нужно увидеть мир иным. Пока мир всё тот же, из него нет выхода. Нужно просто увидеть мир иным. И я вспомнил о Тао Ши.

Я шёл к нему в возвышенном настроении. Я поднимался на лифте! Вот кто всегда иной! - думал я. Дверь открывалась внутрь, и я толкнул её, она была лёгкой и продуваемой ветром. И ветер шелестел бумагой на полу тростниковой хижины. А Тао Ши, как видно пьяный, спал у стены, завернувшись в халат. Кувшин на столе был пуст, а лепестки вишни с ветки у окна - осыпались.

Судя по всему, он опять писал стихи. Но на листках бумаги чернели лишь отдельные иероглифы. Каждый раз весенний ветер уносит написанные стихи Тао Ши и кружит где-то там, в поднебесье, а потом роняет в горные пропасти, по дну которых бегут горные ручьи. Бумага размокает и её клочья, как клочья пены, прибивает к прибрежным камням, а тушь оседает на дно.

Я вскипятил воду и заварил чай.

Почуяв аромат чая, Тао Ши проснулся и спросил о моём здоровье, и о здоровье моих родителей, и о здоровье моей жены и моих детей. И ещё он спросил: а нет ли у меня какого-нибудь дела к нему и не может ли он чем-нибудь помочь мне в моих делах?

- У меня нет никаких дел. - ответил я. - Я зашёл выпить чаю.

И мы поклонились друг другу по-дружески.

Мне мешают писать рассказ два художника. Они сидят на кухне, пьют мой чай и до хрипоты спорят о путях в искусстве.

Позже я застал Тао Ши, сидящим на полу посреди комнаты, перемазанным краской и горестно качающим головой. А по всему полу словно большие белые крылья были разбросаны листы с какими-то абстракциями.

- Я видел работы одного вашего художника. - начал Тао Ши. - И мне захотелось написать что-нибудь подобное. Но у меня ничего не получается. Его абстракции живые, а мои - мёртвые. Я никчемный человек, я могу писать одних только журавлей. А где они, журавли? Их почти не осталось на Земле.

Он собрал свои листы в охапку и снёс их в макулатуру.

Мы шли по дорожке вдоль сломанных заборов. Дачный посёлок доживал свои последние дни. Среди буйно цветущих садов едва виднелись останки кирпичных и деревянных домов. А сады были переполнены вишнёвым и яблоневым цветом и аромат, древний как мир, тихо плыл над землёй.

- В этих садах люди рисовали картины и сочиняли стихи. - сказал Тао Ши. - А в том доме жил мудрец и философ.

И я согласился с ним, хотя знал, что в этих садах люди занимались только огородами, а сочиняли одни жалобы друг на друга. А в том доме хозяин разводил свиней на продажу.

Когда мы хоронили кусочек нашего сердца, весенний день был тёплым и солнечным.

" Дорогой друг!

Раз Вы читаете это письмо, значит меня уже не стало. Что ж, ведь врач так и сказал: "Шансов практически нет". Я знаю, Вы любили меня, и последние дни дались Вам тяжело. Но, пожалуйста, не думайте только об этих днях - их было совсем немного даже в моей короткой жизни. Я понимаю: Вам кажется, что моя жизнь оборвалась, не успев начаться. Ведь Вам приходила в голову и такая мысль: а не лучше ли было, если бы я вообще не появлялась на свет? Это потому, что Вы смотрите на мою жизнь со стороны, а для меня, поверьте, моя жизнь была наполнена до краев. В ней было так много всего! Я узнала все времена года. Помните, как год назад, в конце зимы, я удивлялась незнакомым запахам? Проваливаясь в снег, я подходила к каждой веточке и нюхала ее, этот запах волновал и дразнил меня. Он был свежим, острым, каким-то чудесным и радостным. Хотя совсем не напоминал ничего съедобного. То начиналась весна, а ведь я еще не знала, что это такое! Теперь я знаю, я помню эту мою первую весну. А еще было лето - большое-пребольшое. И осень - такая долгая, странная, необыкновенная. И потом опять была зима. Такая же как первая зима, и совсем другая. И сейчас снова весна. Я рада, что дожила до своей второй весны, хотя она принесла мне страдания и смерть.

Я снова возвращаюсь туда, откуда пришла в этот мир. Я не знаю, для чего мне дана была жизнь. Была ли в ней цель, которую я не достигла? Был ли в ней смысл, о котором я не узнала? Может быть, это все не важно, и жизнь - просто единственное, что существует? Вы знаете, летом мне было очень жалко бабочек - тех, что живут один день. Они так радостно порхали в солнечных лучах среди цветов, а вечером падали на землю. Во время вечерней прогулки я подходила и нюхала их маленькие невесомые тельца. "Они не видели, что такое весна! - думала я. - Они даже про ночь ничего не знают." А сейчас я думаю: может быть и одного часа жизни, даже одной минуты достаточно? Много ли времени нужно, чтобы ветер донес запах земли, чтобы луч солнца упал с неба, чтобы сердце ударило, и другой раз...

Поэтому прошу Вас, мой дорогой друг, не думайте обо мне, как о чем-то неудавшемся. У меня была моя жизнь, я прожила ее рядом С Вами, я любили Вас. Вспоминайте обо мне иногда. Если Вам нетрудно, похороните меня в лесу, там где мы так чудесно гуляли с Вами. Помните старый дуб? Все его желуди прорастали и земля под ним была усеяна молодыми ростками. В этой земле я хотела бы лежать.

Не печальтесь обо мне, живите долго, прощайте.

Ваша собака Хетти."

Когда мы хоронили кусочек нашего сердца, весенний день был тёплым и солнечным.

Небо было синее. Берёзы белые. И поскольку была ранняя весна, вместо зелени в ветвях свободно тёк солнечный свет. Синица вовсю распевала песню, заливалась ею, и воздух звенел, и эти трели можно было потрогать руками - они слегка кололи и пощипывали, или вдыхать их запах - терпкий как у весенней земли. А земля вылезала из-под снега чёрная, обсыхала на пригорках и бурела, и сухие травы становились пыльными, серыми.

"На самом деле, трава умирает не осенью, а следующей весной, - подумал я, - когда новая зелень занимает её место."

- Как ты думаешь, Бог есть? - спросил я.

Но Тао Ши не услышал меня. Наклонив голову, он слушал синицу.

Расскажите мне грустную повесть

о смерти дерева в первый весенний день,

когда снег пушистый ещё покрывал эту землю,

а солнце светило так ярко, и ветра не было

Вы сосчитали все кольца?

Не пропустили ни одного? Вы не заметили: там было такое кольцо, ближе к краю? В тот год в августе лето умирало в тяжёлых зелёных снах. Ночи были белыми от зарниц, а ещё звёзды опускались на ветви и горели на длинных иглах.

Впрочем, откуда вам знать? Об этом помнили только я и дерево.

- Я срублю это дерево! - сказал Тао Ши и туго затянул пояс своего халата.

- Я срублю его - пусть оно умрет живым и мощным. Нельзя, чтобы его корни долго сохли потому, что ручей ушел под асфальт, а ветви обламывались, чтобы не мешали проводам. Сильным и свободным оно умрет!

На рассвете я не смог помешать ему. Я только смотрел, как падал топор, как обнажалось белое тело, как белые его кусочки опускались на землю, как дрогнула крона, как лучи восходящего солнца пролетели вдоль ветвей... Глухой удар упавшего ствола вывел меня из забытья, и топор выпал из моих рук...

У края города, от леса в стороне

Сосна кривая так приятна мне!

С вершиной плоской в вышине.

Один человек сказал: - "Сосна эта будто святой,

Весь безобразный город искупит собой!"

- "Разве можно сравнить одну сосну

И десять тысяч людей?!" -

Воскликнул я и в шуме ветвей

Услышал: - "Конечно, нельзя!

Конечно, люди важней!"

В сентябре 1999 года я узнал, что этот рассказ был опубликован в "Митином журнале", #18, ноябрь-декабрь 1987 года. Тогда журнал был ещё самиздатовским и машинописным и, как сообщил мне его редактор Дмитрий Волчек, даже у него не осталось ни одного экземпляра #18, только оглавление.

--------------------------------------------------------------------------------

СЛУЧАЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК (четыре мелочи)

--------------------------------------------------------------------------------

СЛУЧАЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Случайный человек нечаянно нагрянул. Напился чаю молча. Пожал плечами и ушёл.

А я сидел и думал: откуда он? куда идёт? кто он, случайный человек?

Представилось, что он - бандит и вор. Недаром подозрительно топорщился карман. Что он в бегах давно уже. Что не сложилась жизнь его ещё когда был молод и умён, и добр ко всем. Должно быть не туда его звезда упала, или не та звезда, иль в неурочный час скатилась с неба. Что ждёт его? Какое продолженье жизни? И долго ли? И где найдёт конец? Какое будет окончанье? Какой итог? Зачем? И почему? Напился чаю и ушёл куда глаза глядят.

Потом представилось, что он - мудрец и странник. Недаром взгляд его блуждал в краях неведомых. Что он в пути давно уже. Что путь его и сложен и тернист, и начат в незапамятные годы. Должно быть странно замерцала его звезда, сошла с орбиты, иль вспыхнула космическим пожаром. Куда идёт он? Что нашёл в пути? Какое знание? Или одни вопросы? И будет ли на них ответ? Что он в конце надеется найти? И что найдёт? Иль потеряет? Зачем? И почему? Напился чаю и ушёл куда глаза глядят.

Потом представилось, что он - один в печали. Недаром горек был изгиб бескровных губ. Что он бежит давно уже, не зная от чего. Что хочет он забыть, но помнит. Что хочет потерять, но вновь находит. Должно быть тьмой его звезда закрыта, или сама темна, иль вовсе нет звезды. Что ждать ему? Придёт ли избавленье от ноши тягостной? Возможно ли забвенье? И если да, то что потом? Зачем? И почему? Напился чаю и ушёл куда глаза глядят.

И думал я: да кто же он такой, случайный человек? И был ли он? Иль мне почудилось? Недаром в одиночестве моём вдруг стало так тоскливо, неуютно. И ночь смотрела звёздами в окно. А я смотрел на ночь. Должно быть я искал свою звезду, или она меня искала, иль просто время шло? Так просто? Уж лучше воровать, или искать, или забыть, но быть. А я как будто не был. Как будто нечего спросить. И незачем. И ни к чему. Как будто появился я на свет, чтоб выпить чаю, пожать плечами и уйти куда глаза глядят.

--------------------------------------------------------------------------------

В юности желание пугливо и быстро как дикая лань. Оно дрожит от возбуждения, почти летит над землёй и уносится вдаль. Не поймать его и не взнуздать. Его можно только убить. Но тогда оно не умирает, а становится взрослым.

Желание женится на нежелании. Они идут по жизни рука об руку и во всём советуются друг с другом. Желание спрашивает: "ты не против?" Нежелание тонко чувствует настроение супруга и отвечает "нет", когда это необходимо. В семье появляются дети-близнецы. Их называют возможность и невозможность. Поначалу желание не спит по ночам от детского крика. Но потом дети растут и маленькие проблемы становятся большими. Нежелание всё больше внимания уделяет детям, желание скучает и начинает пить, нежелание ругается, и происходит развод.

Оставшись в одиночестве, желание мечтает вновь поскакать, как дикая лань. Но оказывается, что в членах появилась тяжесть, а в душе тоска. Желание задумывается о жизни и становится старым. Теперь, встречая разведённые нежелания, оно не взбрыкивает и не дрожит, а ждёт, когда ему ответят "нет".

Проходят годы и желание умирает. Но бывает, что перед смертью оно достигает состояния мудрости. И тогда, даже оставаясь в неподвижности, оно как будто мчится скачками, почти летит над землёй и уносится вдаль как дикая лань. Правда, мало кто обращает внимания на старое желание, и мудрость доставляет ему только ненужные мучения. Совсем уже редко бывает, что какое-нибудь нежелание случайно, из жалости или по странной прихоти захочет увидеть этот полёт и ответит. Как правило, желание умирает, не дождавшись.

--------------------------------------------------------------------------------

ЗАДАВАНИЕ ВОПРОСОВ

В юности задаёшь вопрос не задумываясь. И если тебе отвечают "нет", тут же снова задаёшь вопрос. Быть может, другой.

В зрелости задаёшь только такие вопросы, на которые тебе отвечают, как ты хочешь.

В старости перестаёшь задавать вопросы.

Но между зрелостью и старостью бывает мгновение, когда не можешь не задать вопрос, даже если ответ тебе известен заранее. Ты просто хочешь последний раз задать вопрос. Обычно думают, что вопрос задаётся ради ответа. И только в это мгновение понимаешь, что тайная прелесть заключена в самом задавании вопроса.

Конечно, и в этот раз ты надеешься получить желаемый ответ. Но надежда (как и науки) только юношей питает и старым отраду подаёт. Ты же - ни то, ни сё. Поэтому тщательно обдумай вопрос и задавай его, не задумываясь.

--------------------------------------------------------------------------------

О чём сожалеют люди?

Об упущенной возможности.

Об утерянной вещи.

О невозможности помочь.

О несбывшейся мечте.

О загубленном таланте.

Об ушедших годах.

О прошедшей жизни.

О чём сожалеют философы?

О несовершенстве мира.

О невидимости невидимого.

О молчании Бога.

О чём сожалею я?

О чём сожалеешь ты?

А кто тебя знает, но, похоже, не обо мне, о чём я глубоко сожалею.

--------------------------------------------------------------------------------

ЛЮБИМЫЙ ПЕНЁК (пять мелочей)

--------------------------------------------------------------------------------

ЛЮБИМЫЙ ПЕНЁК

Как-то раз я приехал в деревню и пошёл в лес. В этом лесу я ещё с детства помнил каждую полянку и каждый пенёк. Вдруг вижу: на моей полянке, на моём любимом пеньке сидит девушка. Такая красивая, о какой я только в детстве мечтал. Обидно мне стало, что она на моём пеньке сидит. Подошёл и столкнул её. Девушка поднялась с земли, отряхнула мусор с платься и убежала в слезах.

А я сел на пенёк и закурил папиросу, чтобы успокоиться. Тут солнышко выглянуло, муравьи через тропинку поползли, птица прилетела и села на сломанную ветку. Эту ветку я ещё в детстве сломал. Обидно мне стало очень и я заплакал.

--------------------------------------------------------------------------------

О ВРЕДЕ КУРЕНИЯ

Андрей Иванович накурился за целый день на работе и у него голова заболела и в животе стало нехорошо. Расстроился Андрей Иванович и закурил сигарету, чтобы успокоиться. Тут ему стало совсем нехорошо и он упал на пол. Лежит Андрей Иванович и так ему стало тоскливо и одиноко, что он достал сигарету и закурил, чтобы хоть как-то рассеяться. Тут Андрей Иванович и умер.

А жена его, Полина Николаевна, очень огорчилась этому и первый раз в жизни закурила сигарету, чтобы успокоиться. И от этого умерла.

А дети Андрея Ивановича и Полины Николаевны никогда не курили, не курят и курить не будут. Поэтому они всегда весёлые и жизнерадостные.

--------------------------------------------------------------------------------

ЛЮБОВЬ И ЧЕСТНОСТЬ

Одна моя знакомая влюбилась в меня без памяти, но я этим случаем не воспользовался, и она ушла ни с чем. Потому что я честный и благородный человек.

Потом я сам влюбился без памяти в другую мою знакомую, но она этим случаем не воспользовалась, и я ушёл ни с чем. Потому что она тоже честный и благородный человек.

А потом эта моя вторая знакомая влюбилась без памяти в одного моего приятеля, но он этим случаем не воспользовался, и она ушла ни с чем.

А потом этот мой приятель влюбился без памяти в мою первую знакомую, но она этим случаем не воспользовалась, и он ушёл ни с чем.

Вот и получается, что мы все четверо - очень честные и благородные люди. А тех, кто поступает иначе, мы гневно осуждаем и требуем немедленно прекратить!

--------------------------------------------------------------------------------

СТРАШНАЯ СМЕРТЬ

Один начальник собрал своих подчинённых и давай их бить. Бил, бил, а потом устал, сел на стул и заснул.

А подчинённые видят такое дело, взяли чернильницу и трахнули начальника по голове. Начальник умер.

И вот снится ему, что он умер, и так страшно, что он от страха проснулся. Глядит - а он и вправду умер. И это уж такой ужас, что, если бы он ещё не был умершим, то тут же непременно бы и умер. А так как он уже был умершим, то всё обошлось.

Вот только подчинённые так испугались содеянного, что все как один от страха поумирали.

Поэтому заведение, в котором начальник был начальником, а полчинённые - подчинёнными, пришлось закрыть.

--------------------------------------------------------------------------------

ВЕЛИЧИЕ ХУДОЖНИКА

Один великий художник пришёл на берег великой и могучей реки, сел на камень и стал рисовать. Но тут в небе птичка пролетала - да и нагадила на картину. Другой бы разозлился, руками замахал, но это был великий художник - поэтому он только задумался.

Но тут вдоль берега лошадь проскакала - да и мазнула хвостом по картине. Другой бы с досады кисти сломал, выматерился по-нехорошему, но это был великий художник - он только ещё глубже задумался.

Но тут из-под камня мышка выскочила - да и отгрызла угол картины. Другой бы с этой мышкой не знаю что сделал, но это был великий художник - мысли его стали совсем уже глубокими.

Но тут из реки рыба выскочила и плюхнулась прямо на середину картины - да и стухла тут же. А художник не выдержал вонючего запаха и прикрыл нос платочком.

Значит, не такой уж он великий. А может, и вовсе не великий. Скорее, крупный. А если по правде, то так себе - совсем незначительный. Да какой он художник - пачкун несчастный! И река какая-то паршивая - так, канава заржавленная. Смотреть не на что! Пойдём отсюда.

--------------------------------------------------------------------------------

БУЙВОЛЫ ПЕРЕМЕН (шесть мелочей)

--------------------------------------------------------------------------------

БУЙВОЛЫ ПЕРЕМЕН

Может быть, Время - это дорога на водопой.

Буйволы событий и вещей уходят в прошлое - к истокаммира.

Слышу далекий гул и легкую дрожь земли. Буйволы будущих перемен приближаются в нашим дням.

И будет день. И будет ночь.

Останутся только следы копыт, много следов на земле, и еще не осевшая пыль.

Назовут это памятью.

Только в конце времен иссякнет Великое Стадо. Пройдут больные и слабые, пройдет последним Старый Вожак, несущий на своей спине последнего мудрейшего, сидящего лицом назад. И на пустынной земле долго-долго ветра зализывать будут следы, пока не исчезнет и сама дорога.

Когда же наступит весна, и степь покроется красными маками, буйволы двинут в обратный путь.

--------------------------------------------------------------------------------

УМЕЮЩИЙ ГОВОРИТЬ

Я любил тебя, Умеющий говорить.

Я верил твоим словам. О, как глубоки были твои слова! Как звенели струны твоих речей! Как быстро неслись стрелы! Как точно попадали в цель!

Я шел за тобой, Умеющий говорить.

Ты мог показать дорогу, и мне казалось, я тоже вижу ее. Но теперь наши пути разошлись. Может быть, потому, что я споткнулся и вдруг увидел: впереди пропасть. Ты пошел дальше.

Ты шел над пропастью, Умеющий говорить!

И я понял, что тебя нет. Я навсегда распрощался с тобой и ухожу по узкой тропе. Высокие стебли трав скрыли от меня все слова твои.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕРЕГИСЬ, УЧИТЕЛЬ!

Почему ты молчишь, Учитель?

Мне нужно посоветоваться с тобой.

Ты ничему не учил меня, спасибо тебе. У тебя я научился самому главному. Вот только я не знаю, что это - самое главное? Если бы я хоть знал, какой вопрос я хочу задать тебе!

Теперь ты понимаешь, как мне нужно поговорить с тобой?

Ты молчишь уже пять лет. За это время многое изменилось в моей судьбе, а в сущности - ничего не изменилось!

Ну, хорошо, отложим разговор еще на пять лет. Но хотя бы один раз мне нужно поговорить с тобой. Ведь время идет.

Берегись, Учитель! Пройдут годы и я стану старше тебя!

--------------------------------------------------------------------------------

ПРОСТАЯ МЫСЛЬ

Собственно, любой миг жизни можно наполнить удивительным счастьем, если в голову придет простая мысль: "Это - жизнь". И если эту мысль удастся облечь в нужные образы, именно соответствующие этому мигу.

Например, почки на весеннем дереве.

Или вдруг обнаружить, что в лесу все деревья вперемежку - живые и мертвые - все вместе, в красивом согласии.

Или на стройке, у края котлована, на дне которого копошится бульдозер, спокойно сказать: "Вот - котлован. Разрытая земля. Вот - бульдозер. Железная машина".

Или - лицом к стене - лежать и думать: "А ведь эта стена не белая, хотя ее называют белой. Вот - пятнышко, вот - трещинка, вот - след воды". И в этой картине на больничной стене увидеть Великую Связь с миром по ту сторону стены. Великую Связь и Великое Отражение.

И даже в шуршании подземных вод, омывающих стенку гроба, можно было бы услышать Великую Музыку и разобрать Великие Слова, если бы после смерти какое-то время оставаться еще чуть-чуть живым.

--------------------------------------------------------------------------------

МАГНИТОФОН

У Творца жизни есть магнитофон, на который он записывает мысли и чувства, радость и горе живых существ.

Это делается, пока мы спим. Все живые существа периодически погружаются в сон, загораются тысячи звезд и все, что накоплено за день, по тонким лучам устремляется в Небо. Шуршит, перематываясь, магнитная лента. Сновидения - это тонкий эффект интерференции электромагнитных волн. Наступает рассвет, Творец нажимает кнопку "стоп" и кладет кассету на полку.

Поэтому смерть - не очень страшна. Ведь все сохранено. У Творца жизни большая фонотека и прекрасная аппаратура. Каждый может надеяться на воспроизведение записи.

--------------------------------------------------------------------------------

Когда бульдозер остановился, я, проходя мимо, заглянул в кабину.

На меня смотрели глаза китайского бессмертного - шэнь-сяня.

С какой целью Вы спустились с Небес? спросил я мысленно.

Да вот, видишь, нужно засыпать землей канаву, - ответил он.

Бульдозер снова зашумел. Солнечные лучи, отражаясь от снега и стекол кабины, слепили глаза. Наверху, в небе спокойно плавало пятицветное облако. Ветер никак не мог сдвинуть его с места.

--------------------------------------------------------------------------------

БЕЗ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЯ (семь мелочей)

--------------------------------------------------------------------------------

ХИРУРГИЧЕСКИЙ СНЕГ

Зима Снег лежит хирургически чист Крик вороны как скрежет синего металла из которого сделано небо Дерево похожее на посох странника исчезнувшего Лес Тысячи великанов-странников покинувших землю Нахлобучив шапку закрутившись в пальто иду постепенно сходя на нет Все мы смертны Какое забавное будет время После того как на меня набросают землю И жизнь продолжится Происходят события обуревают страсти Захочется ли мне крикнуть с той стороны Это всё не важно Или я буду молчать Дерево вырастет надо мной похожее на посох странника На его ветке ворона кричит в синее небо Хирургически ляжет снег Зима

--------------------------------------------------------------------------------

КТО ГЛЯДИТ С ВЫСОТЫ

Зелёная трава Жёлтые цветы Синеглазое небо глядит с высоты Ты тоже глядишь с высоты Вы оба глядите с высоты Как мои волосы запутались в траве Как мои руки испачкались в пыльце Да я лежу на земле Человек в своей жизни так мало лежит на земле Закрою глаза и вижу Ты и небо Кладёшь букетик цветов и уходишь Небо остаётся Надо мной Зелёная трава и жёлтые цветы Да я лежу в земле Человек после жизни так долго лежит в земле Кто глядит на него с высоты

--------------------------------------------------------------------------------

КИТАЙСКИЕ ШАРИКИ

В ладони два китайских шарика Они тяжёлые Они перекатываются под пальцами Они тихонько звенят Мои глаза закрыты Мои ноги усталые вытянулись и лежат Великий Будда в моей темноте беззвучно шевелит толстыми губами Проплывает всё что плывёт Пролетает всё что летит Проходит всё что идёт Соседи орут за стеной За окном завывает машина Голос диктора читает плохие новости Ты заходишь в комнату и кладёшь ладонь на мой лоб В тишине бесконечной позвякивают китайские шарики Даже Великий Будда улыбающийся как Мона Лиза отходит и растворяется и последней в моей темноте тает кошачья улыбка Даже после жизни наши сердца на ладони кружатся и тихонько переговариваются Доброе утро дорогая Доброе утро дорогой

--------------------------------------------------------------------------------

ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Молоко зимы заполнило чаши полей или попросту выпал снег Если человека голого оставить посреди снежных полей он умрёт Если человека оставить среди облаков где летают самолёты он умрёт Если человека оставить в середине моря где плавают корабли он умрёт На человеке так много одёжек что он стал похож на маленького монстра затаившегося внутри пустой головы огромного робота и нажимающего на кнопки Когда человек умирает его место занимает другой маленький монстр и жизнь продолжается Я гляжу из окна деревенского дома поверх скрученных веток яблонь на молоко зимы Из дальнего леса темнеющего за полем на меня смотрит волк Он не сумел стать маленьким монстром Он опускает голову поворачивается и уходит в лес Я отворачиваюсь от окна и нажимаю кнопку дистанционного управления За окном падает снег поднимается ветер и начинается метель Но я не слышу её По телевизору показывают жару в Калифорнии В лесу протяжно воет волк

--------------------------------------------------------------------------------

МНЕ ПРИСНИЛАСЬ МОЯ ЖИЗНЬ

Мне приснилась моя жизнь От начала и до конца со всеми событиями красками и звуками Я проснулся и подумал Вот мне приснилась моя жизнь От начала и до конца со всеми событиями красками и звуками И я стал жить дальше Так ли уж важно что снится мне по ночам От этого ничего не меняется

--------------------------------------------------------------------------------

МНЕ ПРИСНИЛАСЬ МОЯ БАБУШКА

Мне приснилась моя бабушка Она сидела на крыльце и чистила грибы Проснувшись я вышел на крыльцо Там сидела моя бабушка и чистила грибы Бабушка удивился я Ты же давно умерла Конечно, внучек Я сейчас Она вытерла нож тряпочкой медленно поднялась держа руку на пояснице взяла свою палку и пошла по тропинке У калитки она обернулась и поднесла руку ко лбу загораживаясь от солнца До свидания внучек До свидания бабушка Потом она исчезла Я промыл грибы в холодной воде и стал их жарить Поев я прилёг отдохнуть Мне приснилась моя бабушка Она сидела на крыльце и перебирала землянику Проснувшись я поспешил на крыльцо Но там никого не было Я взял лукошко и пошёл в лес И только уже подходя к сосновой опушке я сообразил что сейчас конец августа и земляника давно сошла

--------------------------------------------------------------------------------

МНЕ ПРИСНИЛСЯ МЁРТВЫЙ ХУДОЖНИК

Мне приснился мёртвый художник Он пришёл ко мне чтобы дописать недописанную картину которая висит на стене моей комнаты Мы пили чай и я спросил его Ну как тебе там Такого места которое ты называешь там не существует Мы помолчали Потом я снова спросил его А как тебе тут Такого места которое ты называешь тут не существует Разговор не клеился Художник смотрел на свою картину Я смотрел в окно и видел что небо всё ещё на месте Наконец он сказал Пожалуй не нужно её дописывать Пусть остаётся как есть Я проснулся и смотрел на картину висевшую на стене моей комнаты На ней был изображён дом в глубине сада По тропинке шёл человек Его фигура была только намечена и пустым белым пятном выделялась на фоне сложной палитры осеннего сада Художник хотел написать самого себя но не успел Или не захотел

Конкурс/проект