Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф жили в неотапливаемой комнате. Спали вдвоем на одной кровати. Наваливали на себя гору одеял и шуб. По четным дням - Анатолий, а по нечетным - Сергей первым корчился на ледяной простыне, согревая ее теплотой тела.

Одна поэтесса просила Есенина помочь устроиться на службу. У нее были розовые щеки, круглые бедра и пышные плечи.

Есенин предложил девушке жалование машинистки с тем, чтобы она приходила в час ночи, раздевалась, ложилась под одеяло и, согрев постель (“пятнадцатиминутная работа!”) вылезала из нее, одевалась и уходила домой.

Дал слово, что во время всей церемонии они будут сидеть к ней спинами, уткнувшись носами в рукописи.

Три дня приятели ложились в теплую постель.

На четвертый день поэтесса ушла, заявив, что не намерена продолжать своей службы. Когда она говорила, голос ее захлебывался от возмущения, а гнев расширил зрачки. Глаза из небесно-голубых стали черными, как у семитских красавиц.

 

-В чем дело?.. Мы свято блюли условия, - раздраженно пробормотал Есенин.

-Именно!.. Но я не намеренна греть постели у святых.

-Но, позвольте!..

 

Но было поздно: перед лбом Сергея оглушительно хлопнула входная дверь.

 

После того, как всё улеглось, Есенин с тоской оглядел комнату: запустение, с совершенно неуместной, открытой на Третьей Книге Царств Библией.

 

“Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться.

И сказали ему слуги: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтобы она предстояла царю и ходила за ним, и лежала с ним, - и будет тепло нашему царю.

И искали красивую девицу во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу и привели ее к царю.

Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему, но царь не познал ее”.

 

И вздрогнуло сердце Сергея…